Крещенье метелило за окном, и на душе было муторно и сладко. Сердце сжималось, как кошка перед прыжком - в предвкушении чуда, способного изменить всю твою жизнь. Нам было по пятнадцать: мне, Ларе и Лоле. Родители последней ушли на всю ночь к друзьям, и мы сидели на ковре заповедной родительской спальни, охваченные лихорадкой надежд, романтикой снегопада и генетической памятью предков. Кровь наших далеких прапрабабушек, чьих имен мы даже не знали, могилы которых на неведомых нам кладбищах давно уже сровнялись с землей, пульсировала в жилах: Крещенье метелило за окном. И подобно кошке, бросающейся ловить мышь лишь потому, что так поступали сто тысяч ее предков - нас обуревало желание гадать.

- Но как? - уже который раз повторила Лара.

- "Раз в крещенский вечерок девушки гадали, за ворота башмачок, сняв с ноги, кидали", - продекламировала отличница Лола.

- Ну да, - хмыкнула я. - Куда башмак упадет, оттуда жених и придет. Только они все тогда по деревням жили. Да и города были ненамного больше деревень. Запросто можно было по одному направлению мужа вычислить. Направо покажет и уже понятно - там земля помещика Пупкина, а за ним поместье графа Тютькина. Если в городе: налево - аристократический район, направо купеческий. А у нас? Даже если с компасом в руках определить, что туфелька указывает носом на запад, как ты узнаешь откуда ждать жениха: из Парижа или из соседнего дома?

- А за соседним домом как раз Политехнический институт, а прямо за ним - "Зоопарк". А дальше опять дома, а за ними - кладбище, а на кладбище телевидение. Вот и разберись, кто к тебе свататься придет: сосед, студент, скелет, крокодил или телеведущий? - Лара заразительно засмеялась.

Но Лола не унималась.

- А еще можно расчесать на ночь волосы, положить расческу под подушку и сказать: "Ряженый-суженый, приди ко мне ужинать", - Наша учительница литературы постоянно нахваливала ее за то, что она заучивает наизусть все стихи. Но это было явно не из школьной программы. - И тогда суженый обязательно приснится.

- А еще можно сказать: "Спи на новом месте - приснись жених невесте", передразнила ее я. - Только все это ерунда. Когда мы прошлым летом поехали с родителями в санаторий, я в первый же день, ложась спать на новом месте, произнесла это заклинание. И как вы думаете, кто мне приснился?

- Кто? - хором откликнулись обе мои подруги.

- Ни за что не угадаете, - протянула я тоном мучителя.

- Наш учитель физики?

- Леша из 10 "Б"?

- Или кто?

- А никто! Я сама. Ни могу же я сама за себя выйти замуж, правда?

Лариса снова засмеялась. Лолита сердито насупилась:

- И все же это не ерунда, - произнесла она тоном непрошибаемой отличницы - точно также серьезно Лола вещала у доски: "Ще не вмерла Україна!". - Нужно только знать настоящее, серьезное гадание.

- А ты знаешь? - провокационно поинтересовалась я - не было лучшего способа обидеть гордость нашего класса, чем уличить ее в незнании чего бы то ни было.

Лола надула щеки, дернула плечом и, гордо выпятив вперед то, что уже тогда активно разрасталось в бюст четвертого размера, заявила:

- Конечно. Только это страшно. Очень страшно. Не каждый рискнет. - Она высокомерно выпятила вперед толстую нижнюю губу.

- Ну! - подначила я.

- Я прочла в папиной книжке. Он вообще-то их от меня запирает. Но как-то оставил одну на столе и я прочитала... Есть гадание на зеркале.

- Все знают, что есть гадание на зеркале, - презрительно отмахнулась я.

- Но никто не знает, как именно нужно на нем гадать. Это... Это страшно.

Вьюга с размаху ударилась в окно невидимым, беснующимся телом. Стекла задрожали. И незыблемый уют Лолиного дома показался вдруг ненадежным и иллюзорным. Белая бушующая стихия была совсем рядом, отделенная от нас лишь хрупкой преградой стекла. А Лола уже вещала наизусть, сверкая в полутьме огромными черными глазами. И то, что она говорила, нисколько не напоминала ответ у доски.

- Собираясь гадать, избирают уединенную комнату. Берут два зеркала, одно большое, другое - меньше. Большое ставят на столе, маленькое - против него, так, чтобы в них образовался зеркальный коридор в бесконечность. Гадающая садится перед зеркалом, обставленным свечами. Все окружающие, соблюдая глубокое молчание, сидят в стороне, отвернув головы к стене. Только гадающая глядит в зеркало, и нет в ее душе ни одной мысли, кроме мысли о суженом. А ровно в полночь, когда часы бьют двенадцать раз, с каждым ударом в большом зеркале показываются одно за другим двенадцать зеркал. И лишь удары затихнут, и на часах будет время 00. 00, девушка вскрикнет: "Суженый, ряженый! Покажись мне в зеркале". И в конце зеркального коридора появится Он. Потому что это время ритуальное - одна единственная минута из пятисот двадцати пяти тысяч шестиста минут года, когда граница между тем и этим миром становится прозрачной и преодолимой. И гадающая смотрит сквозь зеркало прямо в тот свет, в ожидании видения жениха или знака собственной смерти.

Мы слушали ее затаив дыхание, и сердца наши пульсировали в горле, то отчаянно тикая, то обмирая и трепеща.

Довольная произведенным эффектом, отличница продолжала:

- Но лишь та, в чьей душе нет страха, способна в этот час переломить собственную судьбу. И вызвать из бездны не того, на кого обрек ее рок для испытания и искупления, а Единственного, с кем жаждет слиться ее душа. Для этого гадающая должна взять острый нож и в двенадцать - в преддверии первого удара часов - одним глубоким порезом перечеркнуть поперек все линии жизни, судьбы и любви на своих руках. Кровь прольется на стол, где стоят зеркала, и зеркальный коридор устелет красный ковер. А когда алая дорожка достигнет последнего, двенадцатого предела, гадающая вытянет окровавленные руки и позовет: "Плоть от плоти моей, кровь от крови моей, приди есть мою плоть, пить мою кровь, ибо ты - это я!" И Единственно-истинный суженый, будь он даже мертв или не рожден, выйдет к ней, и устремится к ней с протянутыми руками, и их дороги уже никогда не разминутся на жизненном пути. Но прежде чем руки суженого и суженой сомкнутся, девушка должна отдернуть их с криком: "Чур сего места!" Ибо, взяв ее за руку, он может в тот же миг увести ее с собой навсегда...

Некоторое время мы молчали. Темный сгусток вибрирующего страха заполнил всю комнату. От его прикосновения по коже бежали колючие, ледяные мурашки, а живот ныл от ужаса и восторга.

- А может, - слабо выговорила Лариска, - лучше выбежим после двенадцати на улицу и спросим имя у первого встречного? Я вспомнила: кто тебе первый встретится, так твоего суженого звать будут.

И тут Лолита запрокинула голову и раскатисто засмеялась. Ее черные, как волчьи ягоды, глаза были злыми и насмешливыми - в них плескалась недобрая, непонятная нам победа.

- Ладно, - кинула она. - Идем одеваться. Скоро двенадцать. Давай договоримся: мой прохожий - первый, Валькин - второй, твой, - Она презрительно ткнула пальцем в Лару, - третий.

Первого прохожего звали Димой. Второго - Валерий. Третьего Анатолий...

А вскоре наша дружба, которую мы соображали, словно алкоголики на троих, распалась без следа. После восьмого класса пухлая хохотушка Ларка ушла от нас в строительное ПТУ и пошла по рукам, любясь направо и налево и потребляя сперму с водкой примерно в равной пропорции, по принципу - выпивка и закусь. Ее след потерялся. Лишь полгода назад она позвонила мне и, с нелепым смешком, сообщила, что недавно ее изнасиловали сразу трое. Ее голос звучал как-то болезненно гордо.

Лолита уехала с родителями в Америку на ПМЖ. По слухам, ее отец ученый историк, вступил там в Церковь Сатаны, основанную легендарным ЛаВейем. В единственном присланном мне письме, Лола сообщала, что вышла замуж и ждет ребенка. Мужа ее звали Дима.