Зинда постукивает по столу.

— Послушай. Нам необходимо усилить твою сцепленность. Без камня города Супра ты здесь мало что сможешь сделать, даже если ты еще ничего не решила насчет зоку. Камень Радужной Таблицы тебе ничем не поможет. Вот, держи. — Она достает небольшой камень бирюзового цвета в оправе из золотых листьев. — С ним тебе будет проще вернуться.

Миели осторожно принимает камень, он кажется теплым на ощупь.

Миели, ты делаешь глупость, раздается в ее голове голос Пеллегрини. Вспомни, что я тебе говорила.

А через мгновение системы Миели захлебываются сигналами тревоги и предупреждениями о проникновении. Метамозг показывает щупальца, протянувшиеся от камня к нейронным узлам, к центрам принятия решений, к корням мечтаний и сновидений.

Она бросает камень на стол, встает и активирует подачу мощности в оружие.

— О, дорогая! — вскрикивает Зинда.

— Это уже другая игра, — говорит Миели. — Ты сама из Большой Игры. Тебе нет дела до сирот. Ты пришла, чтобы завладеть ценной информацией. — Ку-ружье, встроенное в правую руку, становится теплым. — Что ж, вот тебе информация. Сейчас тебе представится возможность узнать, улучшилась ли игра в загробную жизнь.

— Нет, подожди! Ты не поняла! Зачем тебе разрывать Круг? То есть, ты права, я из Большой Игры, но и Манаиа тоже. Все, что я сказала, правда! Мы принадлежим многим сообществам зоку, мы можем одновременно быть и там, и здесь, это объясняется наслаиванием. Я хочу лишь помочь тебе!

На глазах Зинды появляются слезы.

— Послушай, меня ввели в игру, как только ты здесь появилась, верно? Честно говоря, я и сама многого не понимаю. Может, ты сядешь, и мы спокойно обо всем поговорим? Миели, я не буду тебя ни к чему принуждать. Я повинуюсь волеизъявлению. Если ты настаиваешь, признаюсь, во мне тоже сидит боевой монстр, но я ненавижу его запах.

— Я ухожу. Ты можешь оставаться орудием или повиноваться долгу, это твой выбор.

Миели старается придать голосу холодность и решительность.

Зинда глубоко вздыхает.

— Подожди хоть минуту, ладно? Ты должна понять, что дело не только во мне. Специально для того, чтобы тебя изучить, мы создали небольшое сообщество зоку. Мы многое о тебе узнали, и, если бы захотели, смогли бы тебя сломить! — Она всхлипывает. — Я понимаю, это звучит не слишком приятно, но это правда! Мы могли создать Царства, в которых ты стала бы рабыней по собственной воле и выдала бы все свои тайны. Но мы не хотели этого. Ты нужна нам.

— Нужна для чего?

— Да как же! Ведь идет война! Основатели вцепились друг другу в глотки! Пока, насколько мы можем судить, побеждают чены. Потом они пойдут на нас. Они всегда оставались для нас угрозой. После Протокольной войны старейшины попытались их... нейтрализовать, но... — Она прикусывает губу. — Не важно. Все, что тебе известно о событиях на Земле, о пеллегрини и ченах, об их технологиях, — все это может оказаться для нас полезным. Не тревожься о дурацких ловушках и охранных системах: твое волеизъявление и немного времени, и мы сумеем с этим разобраться. И тогда ты сможешь стать одной из нас. Ты хоть представляешь себе, как трудно присоединиться к Большой Игре? Сначала еще надо их отыскать. Я потратила на это не один год. Я получала сцепленность с Нотчами и Итаки и целым рядом других сообществ, чтобы только обнаружить их следы, скрытые в наших хрониках. И я всего лишь простой агент. Но ты, ты сможешь стать особым агентом, пространственно-временной угрозой, большой шишкой. Как Джеймс Бонд с крыльями.

— Кто? — удивляется Миели.

— Ну что ты! Решайся, это будет так весело.

Миели формирует на кончиках пальцев ку-точку.

— Нет, — говорит она. — У тебя десять секунд, чтобы сказать, где мой корабль и как мне выбраться с этой планеты.

— А, это...

— Девять.

— Ты уверена, что хочешь...

— Восемь.

— Ты же знаешь, я могу тебе помочь.

— Семь.

— Ладно, ладно! Успокойся. — Зинда вздыхает. — Я не хотела тебе говорить. По крайней мере, до тех пор, пока у тебя не будет достаточно сил, чтобы с этим справиться. Мы, конечно, отследили вектор твоего полета. И вот что увидели.

Она взмахивает рукой, и над столом поднимается небольшой ку-экран. На нем вспыхивает изображение Земли и неясный контур, в котором Миели немедленно узнает «Перхонен». Корабль окутан тучей Охотников — орудий Соборности. Во рту появляется неприятная сухость. Глупая, глупая девчонка. Не надо было...

Корабль предстает в виде паутины нитей и модулей, окруженных парой солнечных парусов. Он разваливается под натиском быстрых, словно лучи света, Охотников, каждый их удар вызывает вспышки лазера и разрушение все новых фрагментов.

Затем корабль медленно поворачивается и начинает падать на бело-голубой шар. Еще через мгновение он превращается в огненный штрих на фоне Земли и исчезает за горизонтом.

— Впоследствии мы не смогли обнаружить никаких следов корабля, — говорит Зинда. — Все это произошло перед самым нападением Драконов. Мне очень жаль.

Миели закрывает глаза, но мир не исчезает. Усовершенствованные системы слежения рисуют вокруг холодный призрачный ландшафт. Стены квартиры, словно кости черепа, сжимают мозг.

Она вскрикивает, выбегает на балкон, разворачивает крылья и взмывает в воздух.

Миели летит, не выбирая направления, напрягая микропропеллеры в крыльях, пока не поднимается на высоту. где воздух становится разреженным, а Полоса внизу, пересеченная другими обитаемыми Полосами, не шире шоссе, исчезающего за горизонтом. Сотни таких узких участков тянутся один за другим, сжимая гигантскую планету своими кольцами. Игривые зоку в истинном обличье зовут Миели в совместный полет, но она устремляется все дальше и дальше, пока не начинает жалобно подвывать ядерный реактор в бедре. Она обгоняет зоку и поднимается еще выше, туда, где голубизна неба уступает темноте, и Миели ощущает знакомое прикосновение Человека Тьмы из бездны. Она стремится туда, к жесткому вакууму, радиации и перегрузкам, к жалящему холоду после оортианской сауны. Но Сатурн не отпускает ее.

«Перхонен» больше нет.

Я всегда любила тебя сильнее, чем она, так сказал корабль перед нападением Охотников, прежде чем выбросить ее наружу с камнем зоку.

Миели подчиняется силе притяжения планеты и начинает стремительный спуск по длинной дуге, пока не достигает границы мира.

Эта стена, похожая на группу подсвеченных солнцем туч, тянется с поверхности до самого неба, поднимаясь вверх на двадцать километров. Вблизи оказывается, что это масса наполненных газом пузырьков, удерживаемых тончайшими нитями интеллектуальной материи, воздвигнутая на краю обитаемого участка для удержания атмосферы.

Миели поднимается над стеной, несмотря на почти полное отсутствие воздуха, и заглядывает в бездну с другой стороны. Ряды колонн, поддерживающих Полосу, белыми струями исчезают в желтовато-серой пелене Сатурна далеко-далеко внизу. В бездонной чаше зимней метелью кипит ураган.

Может, лучше упасть вниз, как упала она.

В том, что случилось, есть ее вина. Но она поступила правильно. На Земле она умирала тысячу раз, чтобы обрести смелость и противостоять Пеллегрини. Она провела черту, которую не намерена переступать, и отказалась участвовать в похищении сущности ребенка. И в тот момент она не надеялась остаться в живых.

Надо позволить Сатурну забрать ее жизнь, прыгнуть в облака кристаллического аммония и водяных паров и погружаться все глубже, пока смертоносный металлический водород в глубине планеты не сокрушит ее окончательно. Это так легко: сила инерции перенесет ее через стену прямо в центр урагана. Множество вихрей, сравнимых по величине с оортианскими кометами, следуют один за другим, словно драгоценные камни в цепочке.

Но поднявшееся из глубин воспоминание превосходит силу притяжения и заставляет ее остановиться. Сюдян.

Миели складывает крылья и устремляется к краю стены. Перегревшиеся микропропеллеры с жалобным стоном замирают. Миели неловко переворачивается и опускается на стену, словно раненая птица. На ощупь облачная стена оказывается немного скользкой и мягкой и поглощает толчок, словно вода, только по поверхности пузырьков проходит рябь. Крошечные шарики кажутся тонкими, как мыльные пузыри, но выдерживают вес Миели. Несколько мгновений она лежит на стене, прислушиваясь к своему сердцебиению и затрудненному дыханию. Воздух разреженный и безвкусный, как разведенное водой молоко.