Люцифер под пристальным злым взглядом Михаила несколько дней назад, не сдерживая смеха, рассказывал, как делал своему парню предложение. Он рассказал про то, что доставка задержалась, вследствие чего музыкант поздно вернулся домой, за что был награжден немым приступом ревности со стороны любовника. Рассказал о том, что пришлось делать предложение прямо в темной прихожей, стоя на коленях, на пыльном коврике, перед пунцовым Майклом, который был одет в выцветшие шорты и растянутую серую майку. И про то, что он забронировал столик в каком-то дорогом ресторане, для этого дела, но никак не мог предположить такого поворота событий. Рассказал, как прыгал счастливый Михаил и так яростно кивал головой, что перепугал Аддамса.
Но он не рассказал друзьям о том, каким страстным и нежным любовником был в ту ночь Михаил. И, конечно же, он не расскажет друзьям, какое он испытал счастье, сделав предложение в такой вот домашней, необычной обстановке, а не в банальном ресторане при свечах. Что перед ним был Михаил не в костюме, а в повседневной одежде, и от него пахло мятной пастой, а не дорогим одеколоном и вином.
Но самой главной его тайной станет простая истина, которую он не расскажет даже Михаилу: ему не нужен никакой другой мир, кроме того, который он разделяет с любимым человеком. Мир, который он не захватил, а в который его впустили.
— Я вас вообще не понимаю! – обернулся все-таки к ним Спейт. – Вы же встречаетесь от силы чуть больше месяца! И уже жениться?
Михаил выдал какой-то булькающий звук наподобие хмыканья. В последнее время Новак все чаще стал издавать непонятные звуки, отчего Люцифер светился словно лампочка, радуясь улучшениям возлюбленного.
— Ну, вообще-то, – улыбнулся Аддмас, глядя в пол, – мы встречаемся уже два года.
— Ну отли… ЧТО?! КАК ДВА ГОДА?! – взвыл пораженный Ричард. — О Боже, не говори, что… Люци, Неееет…
Спейт не выдержал и уткнулся носом в плечо тихо посмеивающегося Джареда.
Падалеки наконец-то чувствовал себя другим человеком. Словно он освободился от тяжелых цепей, приковавших его к прошлому. Ему казалось, что стоит только оглянуться, посмотреть за спину, и он увидит там молодые, только начинающие формироваться крылья. Еще не имеющие цвета, не познавшие жизнь. Но почему-то Джаред был уверен – крылья не будет черными или белыми. Никакой однозначности. Их цвет нельзя будет определить или дать точное описание. А вскоре эти крылья вырастут окончательно, а их размах не будет знать границ. И тогда они подобно кокону обернутся вокруг Ричарда, окружив его той нежностью, которая сейчас переполняла Джареда.
Между ними в ту ночь не осталось больше никаких секретов и недомолвок. Джаред по крупицам вытаскивал из себя прошлое, складывая его небольшой кучкой на столе, между ним и Ричардом. Когда же последнее слово было сказано, Спейт взмахнул рукой, словно отгоняя назойливую муху, но для Джея это значило иное. И когда Ричард потянулся через стеклянный столик обнять парня, то качающийся предмет мебели рухнул, а вместе с ним и все крупицы прошлого, растворившись в свежем воздухе настоящего.
Та ночь была полна нежных, ласкающих прикосновений, таких легких, таких нужных в тот момент поцелуев и горячего шепота. Удовольствие, граничащее с ярким безумием, переполняло парней, растекаясь по всему телу.
Ночь накрывала их своим шелковым полотном, скрывая от всего мира, даря тот редкий миг, когда можно было наслаждаться только бархатными прикосновениями и теплом любимого тела рядом. Когда можно было смотреть в глаза напротив столько, сколько захочется и видеть в них отражение всего того, что ощущаешь сам: все те бушующие волны любви и яркие ураганы нежности с привкусом раскаянья и сожаления.
Конечно, трудно было отговорить мужчину от того, чтобы тот не разрушил дом Закари, но Джею все-таки это удалось, и он считает себя героем, не смотря на то, что Ричард все же «случайно» уронил вазу и несколько фотографий.
— Закари это не понравится… — пробормотал Джаред и тут же дал себе подзатыльник.
Не хорошо говорить так о человеке, к которому тебя ревновал твой бывший-нынешний парень.
— Да и срать мне на этого ублюдка! – воскликнул Ричард, но тут его взгляд зацепился за упавшую фоторамку.
Стекло в ней треснуло, и эта неровная, дрожащая линия тянулась от правого края к центру.
Мужчина взял в руки рамку и поднес к глазам, внимательно всматриваясь в фотографию. В его груди что-то защемило, глядя на улыбающегося Леонарда, счастливого Джареда и молодого, такого светлого и чистого Закари. На какой-то момент, мужчине показалось, что есть что-то отдаленно общее между Кейном и Куинто, но он тут же откинул подальше эту мысль. Облизнув губы и немного подумав, Ричард вынул фотографию и спрятал её в карман брюк, пообещав себе, что купит новую рамку для неё и вернет ее Закари. Он не мог понять мужчину, но где-то в душе знал, насколько важны порой воспоминания о беззаботном прошлом. Единственное в чем он был уверен, так это в том, что Закари цепляется, как за спасательный круг, за эти отрывки, не желая погружаться в пучину настоящего.
Не желая больше думать об этом, он подошел к все еще замкнутому и настороженному Джареду и легонько обнял его за талию.
— Прости меня… — в который раз за вечер прошептал мужчина, целуя любимого в щеку, ощущая, как тот расслабляется под его руками.
— Пресса негодует… — пробормотал Джаред, просматривая свою почту. – Ты мог бы хоть пару слов им сказать?
Ричард фыркнул, откладывая гитару.
— Что я им скажу, сладкий? Что мы с Люцифером мутим рок, но у нас ничего пока нет?
— Зато ты скажешь правду, — вставил свои пять копеек, Аддамс криво ухмыляясь.
Открыв, в тот вечер, дверь, Джаред замер от неожиданности. Ричард же не растерялся и лишь робко улыбнулся, сказав: «Я по делу. Личному и не очень. Впустишь?».
Когда все точки над «i» были расставлены и от обид остался лишь неприятный осадок, Ричард стал заметно нервничать.
Мужчина неловко провел пальцами по волосам Джареда, ощущая их мягкость и наслаждаясь приятным покалыванием удовольствия в груди.
— Джей, я бы хотел тебя попросить кое о чем… — он поджал губы, боясь озвучивать свою просьбу.
Он понимал, что сейчас не самый лучший момент: Джаред вполне может подумать, что Ричард попросил прощения лишь для…
— Что случилось? – Падалеки взглянул на мужчину своими ореховыми взглядами. Под той нежностью и робкими искрами любви все еще крылась тоска и горькое недоверие.
Мысли путались. Он может сказать, и разрушить все то, что восстанавливал сейчас, сломав возлюбленного вновь, а может…
— Мы с Люцифером решили создать свою группу. Будь нашим пресс-секретарем? – на одном дыхании выпалил Ричард.
Ответом ему был заразительный смех парнишки.
— Знаешь, как вас окрестили в Интернете? – неожиданно засмеялся Джаред. — «Голубые небеса»!
Спейт вскинул бровь, улыбаясь.
— А они же правы. В нашем чертовом коллективчике кроме директора и приглашенного басиста не было натуралов. Даже молоденького мальчишку испортили.
— Угу, — кивнул Люцифер. – Еще вчера я бы сказал, что Себастьян ананасофил, но сейчас мне что-то подсказывает, что этот мистер французские костыли и мистер натурал с порнушными губами, не просто так там в уголочке тренькают!
Барабанщик пожал плечами, кидая взгляд на другой конец студии.
На небольшом диванчике расположился Себастьян, отложив свои костыли. Он что-то наигрывал на басу, не глядя на струны. Его взгляд был полностью прикован к восхищенному лицу Дженсена. Эклз же, словно не замечая, держал одну руку на колене Роше и тихо пел.
— Петь под аккомпанемент баса… Ну что за извращенцы? — фыркнул Спейт.
С пресс-конференции «Dead Angels» прошло уже три дня, а гомон фанатов и журналистов не смолкал. Все отказывались верить в неожиданный распад всемирно популярного коллектива. Многие корреспонденты спрашивали о возможном творческом отпуске, но получали категорическое «нет» от всех участников группы. На конференции присутствовали все Ангелы основного состава вместе с Алексом.
