Иногда, стоя в очередную бессонную ночь у окна, и глядя на небо, Дженсен искал в нем хоть какой-то ответ, намек на давно уже мучавший его вопрос. Миша… От одной мысли о нем в груди все сжималось от боли, от приянятого еще тогда, три года назад, решения, и, самое главное, от оглушающей неизвестности – надежда все еще тлела в нем и хотелось хоть какой-то определенности. Как погиб? Где? Когда? А может взяли плен и застрелили там? Или это все ложь? Только время идет, вестей о Мише нет, как и нет его самого, а мир вокруг меняется.

Дженсен промокнул платком выступивший пот – он уже несколько дней помогал альфам прокладывать дорогу, стараясь не обращать внимание на шепотки недавноприбывших солдат. Он знал, что привлекает внимание, отличаясь от других омег. Выше многих, шире в плечах, крепче, и несвойственная осторожная поступь. Несмотря ни на что его хотели, Дженсен часто ловил на себе оценивающие взгляды заинтересованных в горячем сексе. Только подходить никто не решался. Ведь такой несвойственный омегам холодный отрешенный взгляд мог только отталкивать от него альф, как казалось Дженсену.

— Хэй, — кто-то радостно окликнул его.

Обернувшись, Дженсен едва не закатил глаза. Перед ним стоял альфа, чуть пониже омеги, крепко сбитый, с темно-русым ежиком волос и хитрыми серыми глазами. В нем не было ничего отталкивающего, да и привлекательным нельзя было назвать, только чувствовалась внутренняя сила и отголосок войны. Этому альфе повезло вернуться целым…

— Привет, — улыбнулся он и, дождавшись ответного кивка от Дженсена, продолжил: — Ты тут трудишься наравне с альфами который день уже. Не для омеги это дело – город строить, но… Может отдохнешь? Пропустим вечером по стаканчику, а там…

— Простите, — Дженсен нахмурился. — Но я вынужден отказать.

Тут же послышались смешки рядом стоящих альф, услышавших ответ омеги и сероглазый, сузив глаза, сделал широкий шаг вперед, нарушая личное пространство Дженсена.

— Ты уверен? — жарко шепнул незнакомец, кладя руку на талию омеги. — Может…

Что он хотел предложить так и осталось тайной – кулак Дженсена взвился вверх, точно ударяя прямо в подбородок. Не ожидав такого от омеги, альфа позорно отшатнулся, во все глаза глядя на невозмутимого Дженсена.

— Псих! — вскрикнул он, прижимая ладонь к носу.

— Я, сказал, что не могу. У меня есть пара, я уже давно занят, — даже не поведя бровью, отчеканил Дженсен.

— Пара? — злобная усмешка исказила губы наглеца. — Да он давно уже умер, или бросил тебя! И ты это знаешь, уродец!

Альфа улыбнулся еще шире, глядя на дернувшегося Дженсена, видя, как ему удалось задеть омегу.

— О, ты в курсе, в чем твоя проблема, сладкий, не так ли? Знаешь, что ни один альфа не захочет быть рядом с полуомегой!

—Я научился жить без тебя, — холодно ответил Дженсен, ловко выпутываясь из навязчивых объятий альфы.

«Я научился жить без тебя» … Такие простые слова, но сколько же в них боли, непролитых слов и неоправдашихся надежд. Миша ощутил, как внутри него продолжает разрастаться забытая за эти годы буря чувств, эмоций, и сильнее всего была вина. Вина и ненависть к себе, что позволил задержаться, не смог выбраться раньше.

Только вернись он несколькими месяцами раньше, ничего бы не изменилось. Не было бы войны – не было бы перемен. И сейчас остается лишь набрать в грудь побольше воздуха и плыть по течению, надеясь, что вдвоем они доберутся до берега.

— О, у тебя это хорошо получилось, — словно подтверждая свои слова все еще настрожено кивнул Миша, испытывая непривычную неловкость в общении со своим омегой. — Только я вернулся, Дженсен. Думаю, самое время вернуть все, как было…

Только произнеся это, Миша понял, что сказал полную чушь. «Как было»? Что можно вернуть? Прошлое не построишь из пыли. Эта война изменила их, навсегда вычеркнув из летописи мира безмятежного, чувственного омегу и его стойкого альфу, оставив под солнцем лишь их жалкие выцветшие силуэты.

И Дженсен, презрительно дернувший плечом и сделавший шаг назад, явно разделял его мнение:

— А надолго ли ты вернулся, Миша? Через сколько ты захочешь уйти?

Вдруг резко перестало хватать воздуха. Будто вновь Мишин звездолет содрогается от вражеского обстрела; будто вновь по груди проходит острое лезвие; будто вновь плечо обжигает выстрел бластера; будто вновь сердце сжимали ледяными прутьями, разрывали на кусочки, так невыносимо было. Внутри все замерло, похолодело, и альфа, как потерянный ребенок, стоял, опустив руки, и затравленно смотрел на Дженсена.

Миша быстро взял под контроль собственные эмоции. Эти восемь лет научили его: нельзя поддаваться панике. Если проигран бой, не значит, что проиграна война.

Уже совершенно другим виделся Мише Дженсен. Самостоятельным, независимым от своего альфы омегой. Такая редкость… Но хуже всего было то, что Дженсен изменился давно, еще до того, как ушел Миша. Просто альфа не хотел замечать этого нового холодного «знакомого незнакомца». Вина за невнимательность лишь усилила тот груз, который повис на плечах Миши невидимой тяжестью. Но не в правилах офицера сдаваться так быстро.

— Ни через сколько, Дженсен, — Миша мягко, едва скрывая боль от резких слов, улыбнулся. — Война окончена. Я всегда буду здесь. Теперь я всегда буду рядом.

Приглушив мгновенно накатившую боль, Миша легко шагнул к Дженсену и прижался своим лбом к его, желая поставить точку в этом непростом разговоре.

Он понимал, что омега вряд ли сразу привыкнет к постоянному присутствию альфы и им предстоит пройти еще через многое, и это только начало, но в груди все равно зажегся маленький огонек надежды, изредка ярко вспыхивая. Когда на твоих глазах потухает не одна жизнь, когда ты сам лишаешь кого-то будущего, ты каждую ночь будешь молиться, чтобы не потерять в грязном полчище потерянных душ собственную человечность. И в такие моменты слабая надежда кажется тем самым огромным спасительным кораблем, за который ты будешь хвататься до последнего. И даже после.

— Я вернулся, — вновь произнес Миша, шепча слова в губы Дженсена, ловя его прерывистое дыхание. — Позволь мне сделать то, что я должен – позволь мне позаботиться о тебе. Отпусти себя, оставь…

Несмотря на мрак, окутавший мир звездной шалью, Миша разглядел, как задрожали ресницы Дженсена. Омега весь напрягся в чужих – Миша с горечью, но уже мог признать это хотя бы для себя – объятиях, задрожав всем телом. Мише хотелось верить, что вот он, тот самый момент, что сейчас Дженсен обмякнет в его руках, но…

Дженсен с силой надавил на грудь Миши, пытаясь резким движением вырваться из его крепкой хватки.

— Не трогай меня! — яростно зашипел он, скаля зубы. — Ты ушел, ты бросил меня! Обещал, клялся, что ненадолго! И пропал!

Пытаясь удержать омегу, Миша напрягся, и это не укрылось от Дженсена:

— Смотри в кого я превратился! Нравится?!

Он снова с силой толкнул Мишу, полагая, что сможет освободиться. И, быть может, у него бы получилось – Дженсен сильнее, крупнее даже некоторых альф, но… но он все равно оставался омегой в объятиях прошедшего войну альфы. Там, в глубоком космосе, Миша не раз сталкивался с похожими срывами, и сейчас, собрав все свои силы, он поклялся, что ни за что не отпустит Дженсена.

— Нравится… — тихо прошептал Миша, зажмуриваясь от горечи сквозившей в словах омеги. — Мне ты всегда нравился. Любым… Я…

— Не смей! — подобно реву раненного зверя, и крепкий кулак снова впечатался в грудь альфы. — Не смей это произносить! Нет!

Дженсен рычал, бился в истерике, вымещая всю злость, все одиночество, весь страх в этих ударах. Срывая голос, он все повторял, уже не контролируя себя, захлебываясь в словах и подступающих слезах.

— Не смей! Не смей… Не…

Он медленно затихал, будто сдаваясь. И в какой-то момент, прекратив даже едва слышно шептать, обмяк в руках Миши. Наконец успокоился, расслабился, вверяя себя крепким объятиям.

Альфа продолжал ласково гладить Дженсена по спине, шепча банальное «Тш-ш-ш-ш…» , и прижимаясь губами к его виску. Ему хотелось окутать своим спокойствием, да только Миша сам едва сдерживал звериный вой, испытывая горькое умиротворение, и поэтому оставалось лишь ждать, когда дыхание омеги выровняется и он перестанет сотрясаться мелкой дрожью.