— Ну вот, — сказала я, улыбаясь, Ольге. — Он жив, ты напрасно звонила по моргам.

— Как же вы мне надоели, как я с вами устала, — глухо проговорила Ольга, опустив лицо в ладони.

Я подошла к сестре, обняла и поцеловала ее.

— Все будет хорошо, — сказала я ей, повторяя слова Лаврентия. — Я расскажу ему, что ты все время была со мной и не дала мне пропасть. Он у меня хороший, и вы с ним обязательно подружитесь.

Ольга молчала, промокая платком подступившие слезы. А я стала привычно, как много раз прежде, собираться к Лаврентию в больницу.

Мне было невыразимо хорошо и спокойно. Казалось, что минула долгая ночь, закончился страшный, измучивший меня сон, и все начинается с хорошего, доброго зачина.

Когда я зашла к нему, он спал. Я вполне могла бы не узнать его — так сильно он изменился. Он очень похудел, лицо его посерело, на нем были обширные ссадины, под глазами темнели большие синяки. Иссохшие, потрескавшиеся губы потеряли форму и потемнели.

Казалось, от прежнего Лаврентия осталась лишь его борода, но и в ней явно прибавилось седины. А может быть, седины прибавилось раньше, просто я этого не замечала? Все черты его лица обострились, стали более выразительными, одухотворенными.

Не стоило его будить, следовало подождать, когда он проснется, но я не выдержала и коснулась его руки, которая лежала поверх простыни.

Он открыл глаза, улыбнулся через боль своими воспаленными губами и шепотом произнес мое имя.

— Куда же ты пропал, глупый? Куда же ты пропал? — спрашивала я.

А он продолжал произносить лишь одно это слово:

— Берта…

— Почему ты хотел уйти? Почему ты хотел оставить меня? — спрашивала я.

И слышала в ответ:

— Берта… Берта… Берта…

— Ты покинул не одну меня, — сказала я с упреком. — Нас теперь не двое, а трое. — Я приложила его ладонь к своему животу: — Теперь ты не должен оставлять нас ни на минуту, ни на один миг.

В глазах его блеснул такой невыразимо яркий свет, что он, не выдержав, зажмурился. Сквозь его сомкнутые веки просочились крупные слезы и потекли по щекам.

Я растерялась, я никогда прежде не видела его плачущим и не представляла, что такое возможно.

— Перестань… — сказала я, обнимая его голову, целуя его в мокрые, соленые глаза. — Пожалуйста, не надо, просила я. — Все будет хорошо.

А он все повторял и повторял это нелепое, несуразное слово:

— Берта…

Проснулся я через какое-то время вовсе не от голоса медсестры и не от какого-нибудь другого звука. Я проснулся от запаха. Это был он, самый тревожный и самый манящий, самый желанный и самый непостижимый запах в моей жизни. Это был запах Берты. Я чувствовал его, я боялся открыть глаза. Я боялся, что это сон, и, открыв глаза, я увижу все ту же пустую палату. Я уже окончательно проснулся и, продолжая чувствовать ее тончайший дурманящий аромат, понимал, что лежать далее с закрытыми глазами бессмысленно.

И все-таки она не выдержала первой. В последний момент перед тем, как открыть глаза, я почувствовал на своих горячих небритых щеках ее маленькие ладошки, влажные от вытертых слез.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.