Шофер что-то отвечает, но слова тонут в подступившем шуме. Веки становятся каменными, холодеет плечо. Рука мертвеца давит, прижимает к мягкой коже сиденья, не дает вздохнуть…
* * *
– …Я тебя создал, сотворил из ничего, из праха. Кем ты была пятнадцать лет назад, когда мы встретились в Шанхае? Проституткой из портового борделя, которая ничего не умела и всего боялась!
– А я тебя убила. Мы квиты.
Губы не двигаются, и она отвечает беззвучно. Услышит!
– Но за что? Я научил тебя всему, что знал и умел. Ты – моя правая рука. Я не стал возражать, даже когда ты вышла замуж за этого сопляка! Пальцем не тронул – ни его, ни тебя, ни твоего ребенка.
Боль растекается по плечу, ледяные пальцы впиваются в плоть. Она находит в себе силы и рывком сбрасывает мертвую ладонь.
– Если бы ты посмел тронуть Гертруду, то не умер бы легко!.. А так – ничего личного, просто business, как говорят янки. Наши финансовые планы не совпали в некоторых пунктах. Если бы ты начал операцию сейчас, как задумывал, мы бы разорились. Я пыталась тебя переубедить…
Мертвецы тоже способны удивляться. Холодные пальцы скользят по щеке, касаются шеи. Женщина невольно вздрагивает.
– Выходит, я погиб из-за твоей глупости? Все рассчитано верно. Большая война начнется со дня на день, и наши деньги закрутятся…
– Никакой войны не будет, – резко перебивает она. – Надо выждать еще года три – и вкладывать, вкладывать, вкладывать! А заодно зарабатывать на том, что есть. Война кормит войну – ты сам меня учил…
Ответ звучит глухо, еле слышно, словно из несусветной дали.
– Ты хорошо выучилась, шлюха!
– А ты ничуть не поумнел, подонок!
Тишина. Молчание. Холод.
– Мадам! Мадам!.. Ваш кофе, самый-самый крепкий.
Она с трудом открывает глаза, но в первый миг видит не кофе, а букет фиалок. На стебельках – маленькие капельки-бриллианты.
– Не огорчайтесь, мадам! – усач-таксист улыбается. – Все будет хорошо!
Она улыбается в ответ, берет цветы.
– Спасибо!
Париж остается Парижем.
8
– …Кошки, айсбайли, карабины, короткие и длинные ледорубы, две веревки по тридцать метров, репшнуры…
Чистка укороченной винтовки Mauser 98k[30] требует внимания, сосредоточенности и, естественно, полного молчания. Особенно если взор обер-фельдфебеля так и норовит просверлить твой затылок. К счастью, народу в оружейке много, и начальству поневоле приходится отвлекаться на иных желающих поболтать в непредусмотренное уставом время. Техника давно отработана: фельдфебель отвернулся – рядовой Тони Курц мигает…
– Две бензиновые горелки, к ним – литр бензина… Нет, лучше два. Пачка сухого спирта…
…Фельдфебель вновь весь внимание – Курц опять мигает, но уже два раза.
– На все про все – шестьдесят марок с хвостом. Билеты на поезд – еще по пятнадцать с носа.
Докладывает рядовой Андреас Хинтерштойсер – ясно, четко и по делу. Шепотом, но внятно. Бумажка с тезисами, вся в ружейном масле, под правой ладонью. Поглядел – и дальше излагает:
– …Еще бы палатку новую. Наша, сам знаешь, как после обстрела. Дорого, конечно…
Рядовой Тони Курц с сослуживцем не согласен, но от обсуждения временно уклоняется – мигает со значением. Два раза.
Губы Андреаса беззвучно произносят нечто, уставом совершенно не одобряемое, но делать нечего. Глаза округлить, плечи выпрямить… Затылку становится жарко.
…Ударник взводим, ставим флажок предохранителя вертикально. Затворную задержку – влево. Удерживаем, вынимаем затвор…
Буквочка «k» в названии тяжелой желязки – вовсе не «карабин», как думают штатские штафирки, а «Kurz» – «короткий». Рядовому Курцу – можно сказать, тезка.
– Хинтер-р-рштойсер-р-р! Почему так медленно?
…Подбородок вверх!
– Виноват, господин обер-фельдфебель! Стараюсь, чтобы тщательнее было!..
…Крышку магазинной коробки вместе с подающим механизмом отделяем… Тщательнее, еще тщательнее…
Курц (к счастью, не винтовка, а Тони) мигает. Magnus Dominus noster et magna virtus eius!..
– Про палатку, Андреас, забудь. Ты еще предложи в отеле поселиться!
Хинтерштойсер еле заметно пожимает плечами. Ладно! Хотя была, была такая мыслишка. Пусть и не в люксе…
– Нам «морковок» побольше надо, на Первом Ледовом поле их через шаг бить придется. И еще… Слыхал о «кошках» с передними зубьями? Которые Лорен Гривель выдумал? Итальянец?
Консерватор Хинтерштойсер пренебрежительно дергает носом. Итальянец, ха!
– Не кривись! – Курц суров, словно тезка «Kurz». – В Берне закажем. Если получится, сам сделаю, невелик труд.
Андреас не спорит. Пусть будут с зубьями! Не это его беспокоит.
– Тони, а кто приедет? Слыхал, что Бартоло Сандри и Марио Менти…
Сигнал!.. Два раза!
…Берем выколотку… Где она? Вот она… А дальше чего? Защелку крышки магазинной коробки – утопить, подать назад… Первая попытка…
– Хинтер-р-рштойсер-р-р! Даю вводную! Вр-р-раг злодейски похитил набор инстр-р-рументов. Ваши действия?
– Попытаюсь похитить инструменты взад, господин обер-фельдфебель! Если не получится, вместо выколотки использую патрон!.. Рядовой Хинтерштойсер неполную разборку закончил. Разрешите приступить к чистке?
…Сигнал! Слава богу!..
– Кроме Сандри и Менти будет еще пара итальянцев, не из «категории шесть». А еще французы из группы «Бло» – те, что скальные блоки освоили. Вроде бы сам Пьер Аллэн собирается. И австрийцы, этих шестеро, Вилли Ангерера и Эдгара Райнера ты знаешь… И никому трибунал не грозит, завидно! Андреас! Я сейчас прикинул… Если попадемся, не только нам достанется по полной, но и родичам всем, ближним, дальним. Давай еще подумаем, не будем спешить…
– Гор-р-рный стр-р-релок Хинтер-р-рштойсер-р-р! Гор-р-рный стр-р-релок Кур-р-рц!..
Попали… Смир-рно!..
Господин обер-фельдфебель суров, но справедлив. Не зол, скорее, огорчен донельзя.
– Хитр-р-рости ваши, гор-р-рные стр-р-релки, только в р-р-рогоже пр-р-рятать. О чем болтать изволили? Опять о гор-р-рах?
Горным стрелкам не положено лгать!
– Так точно, господин обер-фельдфебель! – в единый голос.
Начальство кивает (чего еще от таких ожидать?), глядит снисходительно.
– И о чем конкр-р-ретно? Говор-р-рите пр-р-равду, мне в самом деле интер-р-ресно. Посмотр-р-ришь на вас со стор-р-роны – пр-р-риличные р-р-ребята, хоть и бавар-р-рцы, пр-р-ри голове, пр-р-ри р-р-руках. Но вы же ненор-р-рмальные! Психи!.. Так о чем думали-то?
Психи переглядываются. Правду тебе, пр-р-руссак?
– Бог создал горы не для того, чтобы на них взбирались люди. Но мы с Ним не согласны! – Курц.
– Если Стену надо пройти, мы пройдем ее – или останемся на ней! – Хинтерштойсер.
9
– Генерал Янг обязательно должен купить эти винтовки. Понимаете, Марек? Их должны перевезти, сгрузить, а главное – вручить вам расписку. И обязательно – с личной печатью генерала. Она красная, не спутайте.
Мистер Мото был как всегда невозмутим и как всегда изящен. Дорогой белый костюм, рубашка лучшего шелка в тон, короткие, слегка напомаженные волосы цвета вороньего крыла. В плечах крепок, ростом невелик, на широком смуглом лице – слегка искривленный нос.
Глаза раскосые – японец все-таки, пусть и странный. А вот цвет не угадать, днем один, вечером иной совсем.
– Я бы сам поехал, но генерал Янг меня хорошо знает. Вы пока – человек новый. Справитесь? И запомните – красная печать. Красная!
Мареку Шадову уже девятнадцать, по здешним меркам – взрослее взрослого. Пятый год в Шанхае – и все еще жив, многим на зависть и на удивление. Освоился, обжился, иероглифов помнит две сотни. Но генерал Янг…
– Это он сказал, что китайцы привыкли умирать, но не привыкли платить налоги?
Мистер Мото не ответил, лишь поглядел недобро. Много чего Янг успел наговорить. А уж когда доходило до дел…
Марек Шадов набрал в грудь побольше воздуха:
