– Располагайтесь, я скоро буду, – громко сказал Лорд.
Наверное, он не ждал прощания. Потому что Волан-де-Морт исчез, только-только договорив. Запястье еще саднило в том месте, где он его касался. Казалось, что эта липкая холодная ладонь все еще цепляется за кожу гриффиндорки, притягивая девушку к себе. Гермиона потерла руку, пытаясь избавиться от его прилипчивого касания.
В носу все еще стоял запах, что обитал там, в зале. Запах общего восторга, страха, скрытого под маской приверженности общему делу. Да, страха. Многие чистокровные волшебники все же понимали, что их властелин – нестабилен. Сегодня ты его фаворит, завтра уже идешь на плаху, не доложив ему в чай ложку коричневого тростникового сахара. С безумцами нельзя иметь дел, и Темный Лорд доказал это на собственном примере.
Девушка задрала голову, чтобы осмотреть лепнину на потолке. Снова. Резные бортики-оборочки, аккуратные и рельефные. Средь них головы львов и змей, их тела, отделенные от всего остального… Гриффиндорка поежилась. Темный Лорд обладает стилем, да, но очень уж жесток и хладнокровен он был в его выборе.
Прежняя боль вспыхнула где-то внутри. Что-то обожгло, что-то укусило ее или ужалило. Прямо по ребрам оно ползло вниз, к ногам. Гермиона закусила губу, не понимая, что шевелится там, внутри нее. Пульс бился в висках, девушка скрючилась, ощущая дискомфорт все острее. Нагнувшись, она словно впервые взглянула на гладкий каменный пол, от которого не шел холод, на маленький островок темно-красного ковра у высокой кровати.
О лучшем жилище она и мечтать не могла. Теперь, в этой жизни. Когда-то гриффиндорка жила в Лондоне – сердце Англии. Обитая в завидной близости к королеве, Гермиона никогда не считала себя счастливицей. Пока у нее был теплый дом и не менее теплая семья, пока над головой была крыша, а в комнате кровать – она не ценила всей прелести своей беззаботной жизни. Бежав с поля боя, лишившись всего, она вспоминала былое существование с завистью.
«Повезло? Да. Скажи ему: спасибо», – подумала она, злясь на собственные мысли. Дурнота не прошла, усилилась. Гермиона зачем-то вспомнила о повешенных, вспомнила запах, что просачивался в коридор той тюрьмы. Гриффиндорка поняла, что ее сейчас вырвет.
То ли испугавшись испачкать пол, то ли из простой привычки, она ринулась в ванную комнату. Гермиона склонилась над унитазом, предварительно подняв крышку. Странно. Ела она крайне мало: Пожиратели кормили ее на удивление однообразно. Рис и говядина нравились девушке первые несколько дней. Потом до жути привычный вкус одной и той же пищи, приносимой три раза в день, стал ей надоедать. Она начала есть ровно столько, чтобы хватило сил на день, а потом и того меньше… А уж последний день перед случившимся она провела без еды вовсе.
И потому вырвало ее водой. Водой, смешанной с горьковатой желчью. Мерзкий вкус рвоты облепил ее рот, губы. Пара капель упала на платье, которое теперь было испорчено. Девушка не долго извергала все, что было в ее животе. Она упала на пол рядом, закончив. Хотелось спать.
Хотелось умереть. Если бы только знать, что за чертой восходит солнце, что там, по другую сторону мира есть что-то родное и теплое. О, люди бы не задерживались с изнанки мироздания, знай они, что рай ждет где-то там, на небесах. Пустят ли туда несломленную еще гриффиндорку, откроют ли ей ворота, позволят обнять несчастного Гарри? Гермиона улыбнулась, подумав о предстоящей встрече.
Гарри. Интересно, как он там. Наверное, встретил убитых Темным Лордом родителей, рассказал им о том, что происходит сейчас в мире живых. А может и умолчал. Какое дело призракам до мира, что лежит у них под ногами? Люди же не думают о муравьях, не заботятся о личинках, копошащихся в земле. Да и в небо люди не смотрят, когда вершат свои дела…
Ей страшно захотелось пить. Гермиона поднялась не без труда. Рукой она подтянула тело вверх, сжав в ладони край раковины. В зеркале девушка увидела растрепанную, напуганную грязнокровку, смотрящую на нее словно бы из окна в мир соседний. Лицо осунулось, скулы были слишком острыми. Она не помнила себя такой.
Испачканное слюной и желчью платье темно-зеленого цвета делало ее бледную кожу серой. Девушка убрала от лица прядь кудрявых волос, стараясь вглядеться в свои глаза. Красные прожилки прорезали белки. Они словно проходили сквозь карие зрачки, паутинкой рассыпались во все стороны. Гермиона оттянула нижнее веко, заглянув под него. Краснота желез не пугала ее.
А на полке, спрятанной за зеркалом, Гермиону ждала бритва. Она не молчала. Лезвия говорили с грязнокровкой, звали ее, шептали странные мысли на ухо. Они говорили о том, как хорошо было бы забыть это чувство – опустошенности, усталости, никчемности собственной жизни. Но как легче всего забыть?
Заснув, замерев без движения, без чувств. Девушка закусила губу, глядя прямо перед собой. Через зеркало на полку, через время во тьму забытья. Что ждет за чертой и почему неизвестность так страшна? « Что бы это ни было, Гермиона, разве может быть хуже, чем сейчас?» – спросил ее ехидный голосок разума. Давно следовало это сделать, не доводя организм до крайней стадии безумия: разговоров с самим собой.
Дрожащие руки потянулись вперед, к шкафу. Гермиона сглотнула слюну, желая избавиться от нее. У гриффиндорки вдруг закружилась голова. Что-то больно ударилось о стенку черепа, всколыхнув самые скорбные мысли. Девушка открыла дверцу, бегло глянув в отъезжающее в сторону зеркало. Это точно была она в отражении? Не мстительный дух умерщвленной гордости, не размазанное по стене жизни существо, вызывающее лишь жалость?
Она. Тонкие пальцы грязнокровки сжали в ладони бритву. Аккуратную и маленькую, которой так легко было бы избавляться от ненужных волосков. Закрывать шкафчик обратно Гермиона уже не стала. Тогда ей снова придется посмотреть на свое отражение в зеркало и увидеть то, чем стала умнейшая из ведьм своего поколения.
Бритву девушка поднесла к запястью. Осторожно, медленно. Она застыла возле светло-синей вены, чье очертания было видно сквозь тонкую девичью кожу. Когда сталь уперлась девушке в руку, Гермиона закрыла глаза. В удар она вложила всю свою силу, стараясь пустить себе кровь как можно более быстрым способом. Затем еще раз уже по другой руке, снова и снова, снова и снова, все яростнее и злее с каждым новым ударом… Пока не застыла, недоумевая.
Потому что за спиной ее раздался громкий смех. Долгий и противный, похожий на звонкий треск разбивающегося стекла. Грязнокровка распахнула очи, взглянув на собственные руки. Ничего. Руки как руки. Никаких ссадин, царапин, следов потерянной крови. Бритва не могла порезать плоть, заколдованные лезвия не причинили девушке вреда. Где-то в глубине истерзанной души грязнокровка уже знала об этом, пытаясь свести счеты с жизнью.
До того, как бесконечно холодная ладонь легла на ее плечо, гриффиндорка считала, что тот смех был лишь плодом ее воображения. Белая ванная комната все равно напоминала ей комнатку для содержания психбольного. Только смех этот принадлежал не самой гриффиндорке, не ее воспаленному рассудку, но человеку, желавшему прочно поселиться в ее вымученной голове.
– Я знал с самого начала, – проговорил Томас, сдерживая позывы не отступившего еще смеха. – Потому мы с вами очень похожи.
– Оставь меня…
– Нет, мисс Грейнджер, нет, – лениво ответил ей Темный Лорд. – Я говорил вам, что еще вернусь, а вы решили «убежать» от меня единственным доступным вам способом?
Волан-де-Морт улыбнулся. Его тонкие змеиные губы выгнулись неестественно сильно, пугающе. Грязнокровка не видела, не оборачивалась, смотря прямо перед собой. В открытый шкаф, распростертый перед ней, словно растерзанное тело перед следователем. Словно разнузданная шлюха перед клиентом, как грязное помойное ведро, что вместит в себя все надежды, все мечты и заботы ее.
– Вы думали, что я этого не предусмотрел? Уверяю вас, мисс Грейнджер, вы не покинете этой комнаты до тех пор, пока сам я того не захочу.
– Я могла бы обернуться призраком и никуда отсюда не уходить, просто стать неживой, – парировала девушка.
