— Я буду ждать.

***

Тянущая боль в затылке уже не кажется такой невыносимой. Приходя в себя на полу в темной комнате, Намджун не спешит подниматься. Он лежит, уставившись в темный пыльный потолок, и мнет руками футболку на груди. Там, где разливается приятное тепло вперемешку со сладкой болью.

Где-то за дверью день давно вступил в свои права. И, наверное, Тэхён уже наведывался к нему не раз. И как-то надо пройти мимо горничных и служащих и не попасться им на глаза. И обо всем этом надо подумать. Но в голове все немногочисленные мысли столпились вокруг воспоминания о теплых губах Сокджина и дружно умиляются, тая улыбками.

У номера его встречает насупленный Тэхён.

— Ой, только не говори, что тебе снова нужно выспаться! — дуется он и машет перед лицом Намджуна красной бейсболкой. — Ровно в пять вечера мы должны быть на площади Бастилии!

Намджун кивает, валится кулем на кровать, и моментально засыпает под недовольное бурчание отеленаследника.

Площадь Бастилии напоминает кишащий кошмар из униформ, нарядов и звуков — ветер полощет флаги, дети смеются, звуки музыки терроризируют уши сразу по всем направлениям.

— Ну весело же? — дергает Намджуна за рукав Тэхён и уносится за какими-то сладостями к ближайшим лоткам. Возвращается с бумажным стаканчиком кофе для Намждуна: — На, выпей, а то тебя арестуют по подозрению в зомби-апокалипсисе.

Намджун улыбается и присаживается на скамью под деревьями, прячась от солнца.

— Ты хоть физиономию праздничную сделай! — упрекает его весело Тэхён — А то подумают, что ты имеешь что-то против взятия Бастилии.

Девчонки стайками щебечут в разных направлениях. Намджун задумчиво разглядывает их обтянутые джинсами коленки.

— Тебя совсем девочки не интересуют, да? — ехидно интересуется Тэхён.

— У меня есть парень, — отрезает Намджун.

— Ух ты! — восхищенно выдыхает Тэхён. — Красивый?

Намджун улыбается. Красивый. И хочется рассказать. И не о Хосоке. Но он вспоминает кое-что и лезет в карман за телефоном.

Гугл радостно отзывается на запрос «Париж. 1942. Желтые звезды» и выдает иллюстрированные страницы информации.

… «Облава „Вель д’Ив“…. „велодром смерти“… „операция ‚Весенний ветер‘… ‚серия массовых арестов евреев‘… ‚должны были носить на груди желтые звезды‘… — страницы пестрят названиями и датами, и с каждой новой строчкой сердце Намджуна сильнее сжимается.

— Шестнадцатое июля 1942 года. Четыре утра. Шестнадцатое июля 1942 года. Четыре утра, — повторяет он всю дорогу в такси к отелю, поднимаясь к себе в комнату и позже, когда сидит неподвижно на кровати, дожидаясь глубокой ночи.

— Слушай, Тэхён, — говорит он. — А когда, говоришь, приезжает эта женщина? Ну, которая подарила твоему отцу отель?

— Послезавтра, — отвлекается от поедания чипсов рыжая макушка. — Шестнадцатого.

Намджун морщится от какого-то смутного чувства нарастающего беспокойства.

— А как ее зовут, говоришь? — уточняет он.

— А я не говорил! — лыбится угваздыкавшееся специями создание, облизывая пальцы. — Натали. Ее зовут Натали. Познакомиться хочешь? А говорил, девушки не интересуют. — И ржет, направляясь в ванную вымыть руки.

***

Запретная комната невозмутимо встречает тишиной. Намджун деловито подходит к зеркалу и ощупывает его по периметру. Зеркало молчит. Намджуну хочется думать, что ПОКА молчит. И он собирается уже было присесть в кресло и дожидаться момента, как за его спиной открывается дверь, и строгий мужской голос спрашивает:

— Молодой человек, что вы здесь делаете?

— П-п-простите… — паника холодной волной пробирается к самым корням волос и сковывает голову. — Я шел мимо… А тут дверь была открыта…

Служащий усмехается и жестом просит Намджуна выйти.

— А что это за комната? — растерянно наблюдая, как мужчина закрывает дверь своим ключом (Боже, какое счастье, что у Намджуна хватило ума не оставить свой дубликат в замочной скважине!), спрашивает недисциплинированный постоялец.

— Сюда входить нельзя, — отрезает служащий. — Эта комната — исторический объект. Сюда доступ запрещен руководством отеля.

Намджун расстроенно плетется за мужчиной. Понятно, что на расспросы тот отвечать не собирается.

— Извините, — потирает пальцем переносицу. — А что написано на табличке у входа в отель?

Мужчина оборачивается.

— Там написано, что в годы оккупации семья евреев, проживавших тогда в отеле, стала жертвами Холокоста, — чеканит он крайне вежливо и ледяным тоном. — Возвращайтесь, пожалуйста, к себе в номер, молодой человек.

Намджуну в номере не сидится. Он меряет шагами комнату, выходит на балкон, пристально смотрит туда, в просвет между домами, где плещется Сена. Он вспоминает взволнованные слова Джина о желтых звездах и о маленькой Натали. Ему кажется, что просто преступно сейчас оставаться в комнате и ничего не предпринимать. Перед глазами мелькают строчки с сайтов о том, как подло и вероломно ранним утром в дома и квартиры врывались полицейские и уводили евреев целыми семьями, с маленькими детьми и стариками, и увозили навстречу гибели. И он повторяет себе, что просто обязан найти способ предупредить Джина о том, что должно произойти рано утром 16 июля 1942 года, и пока он тут мечется в светлом будущем, где-то там, в прошлом медленно подползает к закату летний июльский день пятнадцатого.

— Где же Тэхён? — восклицает в сердцах Намджун и в который раз выскакивает на балкон. — Он так сейчас нужен!

Рассвет начинает мазать поверхности в легкомысленный розовый. С улицы доносятся звуки просыпающего города — шелест автомобилей по асфальту, звонки и поскрипывание. Измотанный бессонницей мозг дает сбой, и Намджун сам не замечает, как засыпает, положив руки на перила.

========== Натали ==========

— Ты чего не спишь, бродяга? — доносится откуда-то снизу знакомый бархатный голос.

Намджун вскакивает. Сколько он проспал? Солнце вовсю лакирует крыши домов и перила балконов.

Во дворе отеля к приезду уважаемой гостьи готово все. Персонал стоит, вытянувшись по струнке, в белоснежных рубашках и с идеально уложенными прическами.

У ворот останавливается автомобиль, и из него с помощью водителя выходит приятная женщина крайне преклонного возраста.

Приветствия звучат радостно, но не слишком шумно, даже чуток приглушенно — так приветствуют кого-то родного, кого ждали уже довольно давно, и вот, наконец, дождались. Намджун вглядывается в седые волосы Натали, уложенные аккуратно в пучок на затылке, в россыпи глубоких морщин по всему лицу, во всю ее сутулую сухую фигурку, и не находит ничего общего с той самой девочкой из парижского дворика, которая с такой гордостью расправляла на груди желтую звезду.

Краем глаза Намджун видит среди зелени мелькающую рыжую макушку.

Тэхён!

— Мне нужна твоя помощь, слышишь? — зловеще шепчет ему с балкона Намджун, но Тэхен машет руками и объясняет, что он с отцом должен встречать дорогую гостью.

— Пожалуйста! — чуть не плачет Намджун. — Пожалуйста.

И Тэхён кивает. Он заговорщицки улыбается и со всей силы пинает ногой садовый гидрант.

Вода начинает хлестать вверх пульсирующим фонтаном, орошая все вокруг: клумбы, скамейки, застеленные белыми скатертями столики и униформу служащего. Весь персонал отеля сбегается к гидранту в попытках спасти дорогую гостю от несанкционированного дождя.

Намджуну хватает минуты, чтобы слететь вниз по лестнице и, пользуясь отсутствием персонала в холле, проникнуть в комнату.

— Скорее, скорее, — подгоняет он сам себя. И подскакивает к зеркалу.

Но зеркало молчит.

Ни ряби.

Ни дрожания.

Ни свечения.

Молчит.

Слезы прожигают изнутри веки, губы обиженно поджимаются. Намджун хватает со столика забытую керосиновую лампу и дрожащими пальцами зажигает фитиль. Потом, подумав, запирает дверь изнутри, оставляя ключ в замке, и с лампой в руке подходит к зеркалу.