Дверь открылась. Загородив весь проход, возвышался явно военный, если судить по внушительному скафандру со встроенными, по-видимому, бронепластинами. Он грозно уставился на меня. Обхватив покрепче сухпай, уставился, как мне казалось, грозно в ответ, не собираясь делиться едой без боя. Осмотрев каморку, вояка хмыкнул, и дверь опять закрылась. Значит, их тут как минимум трое: Врунгель, негр и вояка.

Дверь открылась. Врунгель показал пальцем на вещи, на меня и махнул рукой – на выход. Глянув на меня скептически, опять зарылся в коробки, вытащил мешок и сунул мне. Похоже на баул-рюкзак – хоть в охапку носи, хоть в руке, или на плечи вдоль, или поперек. Отличие от привычного мешка – закрывается, как комбез. Сложив в него все имущество, в первую очередь оставшиеся сухпайки, взвалив баул на плечо и двинулся на выход.

Выйдя из тамбура, попал в короткий коридор, в конце которого увидел человека, явно с нетерпением и раздражением чего-то ожидающего. Врунгель похлопал меня по плечу и подтолкнул в спину, отчего я прошел пару шагов вперед. Не услышав шагов за спиной, обернулся, и взгляд уперся в закрытую дверь – вот и попрощались.

Мужчина самой заурядной внешности нетерпеливо махнул рукой и, быстро зашагав, исчез из поля зрения. Испугавшись, что останусь один, ломанулся вслед. Вприпрыжку следуя за ним, пересек какую-то комнату, потом лифт, коридор, и человек, заведя меня в кабинет, вышел, не произнеся ни слова. Весь путь запомнился нечетко, окружающее внешне по стилю напоминало все, что я успел увидеть с момента начала проекта, – стандартизация и минимализм в действии. Немного странных моментов было: бесшумно закрывающиеся двери, лифт, который двигался очень плавно, и отсутствие людей.

Ну так вот, зашел в кабинет – а как назвать комнату со столом и двумя стульями? Хотя больше похоже на комнату для допросов, как их изображают в кино, но без зеркальной стены во всю стену. Сходство подчеркивал вид мужчины – строгое лицо с цепким взглядом, сам в комбезе, по фасону напоминающем форму СС, только без фурнитуры. Чекист – окрестил я его, а тот, что привел меня, – экскурсовод, но экскурсовод фиговый. Указав мне на стул и дождавшись, когда я усядусь, поставив сумку рядом, чекист произнес фразу, внимательно наблюдая за моей реакцией, не увидев понимания, кивнул и замер. Вид у него стал какой-то отрешенный, из взгляда пропала цепкость. Так и сидели: я смотрел на чекиста, чекист смотрел в никуда, нагоняя на меня жуть.

Поименованный чекистом был следователем службы безопасности Империи Аратан и своей работой гордился. Подробности биографии были похоронены под грифами и подписками о неразглашении. В текущий момент он разбирался с делом дикого, доставленного мусорщиком. Представленный мусорщиком искин второго ранга аварийного медицинского отсека крейсера после активации и получения управляющих кодов выдал полный протокол действий и событий с момента активации.

(Искин обнулен и возвращен мусорщику как законный трофей).

Сопоставление фактов, к сожалению следователя, любящего сложные дела, у искина восьмого ранга СБ не заняло много времени и не вызывал вопросов. В момент, предшествующий появлению в отсеке криокапсулы, двери открывались капитанским кодом, а время нахождения в медицинском отсеке лишало смысла внедрение агента кого бы то ни было.

Для закрытия дела и передачи дикого в центр приема беженцев данных достаточно, но чекист стремился вести дела образцово, а для формирования идеального дела осталось опросить самого дикого о происхождении и подробностях попадания в Содружество. Отправив вызов штатному медику СБ, погрузился в рутину текущих и перспективных разработок и анализа поступающих сводок.

Открывшаяся дверь заставила вздрогнуть, а вошедший мужик в белом комбезе и с кофром в руке – напрячься, с непривычки быстро увеличивающееся количество новых лиц с непонятными намерениями пугало. Лаборант, как я его обозначил для себя, положил кофр на стол, достал и водрузил мне на голову конструкцию с проводами, соединенными с кофром. Шум в ушах, шепот, сменившийся резко накатившейся болью, усилившейся до невозможности терпеть, кровь, хлынувшая из носа, и кровавая пелена, застлавшая глаза. Угасающее сознание уловило, что мой труп куда-то волокут…

Поименованный лаборантом являлся штатным медиком станционного СБ и запрос на обучение дикого языку исполнил согласно букве инструкции – используя переносную установку гипнообучения.

Когда дикий упал и умер, при помощи личной аптечки провел неотложные реанимационные процедуры и вместе с чекистом доставил дикого в медотсек, поместил в капсулу, где после диагностики и началось лечение. Скинув по запросу чекиста файл диагностики, сам углубился в изучение результатов, как и чекист. После прочтения оба молча уставились друг на друга.

Пройдя, до выбора узкой специализации, одну базовую школу СБ, провели анализ и сделали одинаковые выводы практически одновременно, и выводы эти не понравились обоим.

Дикими именовались особи без знания межгалактического стандартного языка и, о чем часто забывают и что считается естественным, без установленной нейросети.

Медицинская база знаний предписывает на чистый, без нейросети, мозг накладывать языковой пакет с помощью гипнообучения.

Нейросеть предписано устанавливать только после гипнообучения языку.

При наличии нейросети гипнообучение не применяется, а любое обучение производится посредством изучения баз знаний.

В результате чекист неточно сформулировал вводную, введя в заблуждение лаборанта, а лаборант не провел обследование пациента перед процедурой. Действия обоих повлекли за собой смерть человека, что по законам Содружества карается рудниками. Понятно, что пациент выжил, и на рудники никого не сошлют, но в личном деле запись «из-за собственной халатности подвергли угрозе смерти лицо, находящееся под их опекой» будет смотреться не очень и наверняка негативно повлияет на карьерный рост.

Придя к таким выводам, оба кивнули и, прекратив гляделки, разошлись. Один – готовить криокапсулу, другой – готовить сопроводительные документы.

Логи медицинской капсулы почищены, запись происходящего с искина удалена, криокапсула отправлена багажом в центр приема беженцев.

Пробуждение было малоприятным – тело одеревенело от неподвижного лежания, к тому же было холодно – видимо, забыл закрыть окно и одеялом не накрылся. Пробуждение продолжалось, медленно добавлялись ощущения. Почувствовал, что подушки тоже нет, и лежу на твердой поверхности. До кровати не добрался и на полу лежу или вообще не дома?

При попытке вспомнить вчерашние события в голове всплыл пустой взгляд чекиста, лаборант, надевающий мне на голову… Лаборант? Резко разлепил глаза, и из пересохшего рта вырвался стон – не приснилось, я опять лежал в ящике, перед лицом опять был светящийся потолок. Неужели все сначала? Лаборант не лаборант – заплечных дел мастер он, палач, короче.

И тут над ящиком показалось лицо человека в белом комбезе, но, приглядевшись, слегка успокоился – лицо принадлежало не палачу, но из-за цвета комбеза окончательно не расслаблялся – может, все палачи в белых комбезах ходят. Предположение оказалось верным: спросив меня что-то и не дождавшись реакции, этот фашист указал мне на стул и полез ко мне с пыточной шапкой. Залепив фашисту кулаком в нос, заметался по комнате в поисках выхода, выход нашелся быстро, но, открывшись, оказался входом для пары мордоворотов. Дальнейшее переросло в свалку: я упирался и брыкался, пока меня водружали на стул, и орал, когда фашист с окровавленным и перекошенным от злости лицом надевал на меня пыточный инструмент и включал его. Ну а потом сил орать резко не стало, хлынула кровь, и голова раскололась на части.

Обозванный фашистом был медицинским техником в центре приема беженцев и изучал базы, чтобы стать медиком. В обязанности входило гипнообучение языку диких и их тестирование с выдачей ФПИ, проведение разгона и лечение, но уровнем пожиже, чем медики, и не в таком объеме. Приняв капсулу с подопечным, приступил к разморозке – трехдневный отсчет времени нахождения подопечного в центре пошел.