Поэтому получается, что некоторые ребята не выносят тех, кто говорит не так, как они, и остро на них реагируют. Мне нравится отстаивать свою точку зрения в политических дискуссиях, и бывает, что мы с друзьями спорим об актуальных проблемах вроде курса Тони Блэра или вторжения в Ирак до пяти часов утра. Я обожаю эти шуточные перепалки так же, как разговоры о футболе, и не собираюсь ни перед кем оправдываться за то, что у меня есть и другие интересы за пределами игр и тренировок.
Я уверенно себя чувствую, говоря на публике, и хочется думать, делаю это убедительно. Это довольно редкое качество для футболиста. Существует не очень лестное представление о футболистах – особенно молодых – как о людях, неспособных связать между собой двух слов. Этого достаточно в раздевалке, но футбольный мир – неотъемлемая часть общества, и клубам и Футбольной ассоциации стоит взять на себя ответственность за молодых игроков и то, как они себя подают.
Полученное образование дало мне больше возможностей, но мне все еще нужно было работать над собой. Моим родителям не так повезло, как мне, хотя и у папы был свой пример для подражания. Его дедушка играл в футбол в армии, как и его дядя Джордж. Папа занимался футболом с раннего детства и уже в пять играл с девятилетними мальчишками. Это было частью культуры. Там, где он рос, существовало лишь три варианта карьеры: работать на сахарном заводе в доках Сильвертауна, проворачивать не совсем законные операции или профессионально играть в футбол. Других возможностей подняться просто не было, и с юных лет он решил, что станет футболистом. Как и я, он ужасно боялся, что не справится. В пятнадцать он подписал контракт с «Вест Хэмом», а все его друзья пошли работать в док. Он получал 5 фунтов в неделю, как и те, кто тягал мешки.
Упрямство и целеустремленность в отношении к жизни и карьере у меня от отца. Еще играя в молодежке, он отказывал себе в удовольствиях вроде походов в паб с друзьями, потому что футбол был слишком важен.
Я рос в других условиях, но тоже решил строить футбольную карьеру очень рано. Папа показал мне необходимость делать все методично и отдавать работе всего себя. Многие игроки, отцы которых тоже были профессиональными футболистами, соврут, сказав, что в детстве на них не давили.
На меня давили, и папа этого не отрицает. Я всегда отвечал на его требования, хотя и не всегда так, как он хотел – но у него все равно талант выжимать из меня максимум. С ним бывало очень нелегко.
Он никогда не стеснялся критиковать мои выступления и иногда, как мне кажется, заходил слишком далеко. Он и сам это признает. Иногда, возвращаясь домой после игр, мы устраивали такие сильные перебранки, что ему приходилось везти меня домой, а потом идти в парк и успокаивать свои нервы.
Худшая на моей памяти ссора произошла, когда мне было около четырнадцати. Мы яростно спорили о проигранной игре и моем выступлении. Я не помню подробностей ссоры, но кончилась она тем, что я расплакался. Папа, пытаясь меня успокоить, поехал в Гидиа-парк, и мы погуляли минут двадцать. Он видел, как безутешен я был, и знал, что мама устроит ему выволочку, если я приду домой в таком состоянии. Я глубоко вздохнул, смахнул слезы, и мы пошли домой.
Конечно, утаивать это не имело смысла. Мама почувствовала неладное, когда я побежал в ванную, закрыл дверь и залез под воду. Я не мог себя сдерживать и плакал навзрыд. Спустя полчаса я все еще всхлипывал. Мама всегда хорошо чувствовала, как в таких ситуациях нужно себя со мной вести. Она знала, что была ужасная буча, и мне нужно время, чтобы вывести ее из организма, и только после этого пришла, чтобы поговорить. В конце концов я вышел, и она меня успокоила. Дело было не только в том, что произошло в конкретно взятом матче – в то время меня снедал страх, что я не смогу добиться успеха в футболе.
Хватало уже того, что папа назвал мою игру дерьмовой. Но еще хуже было то, что все мои ошибки мне показал человек, который добился успеха и знал, как это сложно. Мама очень выручала меня в такие минуты, и какой бы огромной ни была роль отца в моей карьере, мамина была ничуть не меньше – ведь это ее поддержка помогала мне подниматься после падений. Она знает, что и когда нужно говорить. Знает, когда меня стоит оставить в покое, чтобы я сам разобрался в своей проблеме, а когда ободрить меня и сказать, что не все потеряно. Я не виню отца за то, что он делал.
Я знаю, что у него были причины: он поступал так ради меня, чтобы помочь мне раскрыть свой потенциал и осуществить свои замыслы в полной мере. Еще мне кажется, что одной из причин, почему он так на меня наседал, было то, что его собственного отца не было рядом, и тот не мог мотивировать его так же. Он погиб в автокатастрофе, столкнувшись с автобусом в километре от дома, когда папе было всего лишь два года. Отца ему заменил его дедушка при поддержке дяди Кена. Папина неуверенность в своей способности добиться успеха развилась из-за того, что он рос без отца. Забавно, что моя неуверенность, напротив, была вызвана его постоянным присутствием.
Мама была противовесом. В ней есть что-то такое, что помогает ей справляться с любыми неприятностями. Она была свидетелем как ненависти болельщиков ко мне, так и моих успехов, но всегда оставалась скромной и спокойной и никогда не изменяла себе. Когда все было плохо, она давала мне столь необходимую поддержку. Бывало, что я проводил плохой матч, и папа был слишком суров ко мне – отчасти из-за твердости характера. Мама находила баланс, подбирая правильные слова. Когда у меня были неудачные периоды в «Вест Хэме», она слышала обо мне много плохого, но никогда не давала мне об этом знать и всегда старалась от этого оградить.
Она – Мама с большой буквы, всегда желавшая меня защитить, и я могу лишь представить, как трудно ей бывало, когда люди вокруг меня поносили, а ей приходилось прикусить язык и молча сохранять достоинство. Я нуждался в этом так же сильно, как и в уроках и нагоняях отца.
Папа довольно толстокож, и это то качество, которое необходимо, чтобы стать профессиональным футболистом. У меня оно тоже имеется, хотя и в меньшей степени – я пошел в маму и бываю довольно чувствителен. Мы с ней научились быть сильнее, особенно когда вместе переживали все, что случалось, когда я был в «Вест Хэме», и это сделало нашу связь даже прочнее.
То, что у меня есть две сестры, которые получали столько же поддержки и тепла, что и я, заставляет меня еще больше поражаться маминым способностям. Мы с Натали и Клэр очень близки. Как и в любой семье, у нас бывали детские ссоры, но, когда мы были подростками, обе старшие сестры очень заботились обо мне. Хотя они и дразнили меня пугалом, когда я начинал укладывать волосы, они все равно помогали мне освоиться в эссекском свете.
Мы родились с разницей в четыре года, которая казалась огромной, когда мне было двенадцать и я ненавидел весь женский род. Все, чего я хотел – пинать мяч, что очень раздражало двух девушек, превращавшихся в молодых женщин. И они давали мне это понять.
Мы все довольно долго жили в родительском доме, и, хотя мы иногда и действовали друг другу на нервы, мое детство было довольно беззаботным. Мы все делали вместе. Рождество – особый праздник для всех нас, и когда мы принимали моих дедушек и бабушек, было чувство, что все просто идеально. Вернее, это чувство появлялось каждое воскресенье, когда мама собирала всех за столом.
Это было частью ее секрета. Какие бы ни случались ссоры или конфликты и кто бы в них ни участвовал, мама понимала важность семейного общения. Каждый вечер Лэмпарды собирались и ужинали все вместе. Каждый вечер. Бывали исключения, но отговорки не принимались. И все работало.
По мере взросления я стал больше ценить Натали и Клэр. Они всегда относились ко мне с пониманием, даже когда я был доставучим младшим братом. Из-за моего занятия футболом и, пожалуй, того, что я единственный сын, папа всегда уделял мне много внимания. Он отлично обращался и с ними, но возможно, что иногда они чувствовали себя обделенными. Поразительно, но мама и здесь выступала посредником и переговорщиком.
