Но есть второй путь. Надо приложить все силы к тому, чтобы в нашей стране появилось большое количество предпринимательских фирм (это тоже иностранное слово, от «firm» – твердый, оно отражает твердость намерений, контрактов и обязательств), чтобы в этих фирмах по единому проектному стандарту, отражающему объективное устройство собственности, проводилось управление её производительностью.

И здесь, возвращаясь к медитации, с которой мы начали, хотелось бы высказать последнюю, наиболее важную мысль.

Когда мы начинаем говорить об институтах в чуть более широком контексте, чем чисто экономический, грамотные социологи отсылают нас к едва ли не единственной пристойной книжке на этот счет – «Социальное конструирование реальности» Бергера и Лукмана. А те, в свою очередь, по поводу «институтов» грамотно переадресовывают читателей к двум корням: к отчуждению по Гегелю-Марксу и к объективации по Бердяеву.

Что такое отчуждение и объективация, о чём это? Когда и где бы человек ни действовал, он действует не один, а в обществе, сообща, и большая часть того, что он делает, – это не планируемые и даже не осознаваемые им усилия по согласованию взаимной толкотни и общей бестолковщины. Эти отчужденные последствия социальной разобщённости тяжёлым грузом ложатся на рациональное, целенаправленное ядро человеческих устремлений, часто вовсе сводя их на нет. Ближайший, непосредственно предстоящий нам пласт отчуждения молодой Маркс в 1844 году прозорливо отождествил с системой отношений собственности.

Современные корпорации, как и средневековые, по-прежнему творятся людьми совместно. И потому, как и в средние века, они управляются не столько правлением и советом директоров, сколько отчужденными институтами, которые остаются большей частью за сценой. В этом смысле мы продолжаем жить в мире отчуждения, где бо́льшая часть того, что нас окружает, – дикий социокультурный лес.

Отчуждение – от кого и от чего? Для атеистов – отчуждение человека от плодов его труда. Для философов – отчуждение от другого человека, от результатов их совместной деятельности, от смысла человеческого существования. Для верующих – отчуждение человека от Всевышнего. И все эти бедствия каждодневно и буднично настигают каждого из нас на работе и по месту жительства.

Выходит, наши попытки научиться управлять капитализацией, эффективностью и мощностью производительных сил имеют под собой очень простую, интуитивно ясную основу. Есть критерий адекватности всякого социального конструирования: этим действием вы либо преодолеваете отчуждение, либо усугубляете его. Если преодолеваете, то летите как на крыльях, поддерживаемые незримой силой вдохновения, испытываете то, что в каббале обозначается как божественное присутствие, а по-простому, по-русски – благодать. Если не преодолеваете – обрекаете себя на богооставленность, бессмыслицу и душевную пустоту, социальную преисподнюю при жизни.

Но для человека, мыслящего рационально, отчуждение – не более чем объективное устройство собственности. Как она устроена? Как структурируется система отношений между собственниками? Действовать нужно, опираясь на ее реальное самодвижение, на знание, сколько в ней слоев, институтов…

Если же я действую пусть даже из благих побуждений, но иду не тропою Дао, а просто ломлюсь через социальный лес по кратчайшей траектории, игнорируя ландшафт – то при этом прокапываю насквозь холмы, скачу через овраги, а деревья сшибаю лбом и валю на окружающих, нанося колоссальный ущерб флоре и фауне, экологии, близким и самому себе. Аналогично, есть лобовой, большевистский путь создания корпораций «в ручном режиме», и есть культурный путь, основанный на знании, Писании и Предании…

«Оправдана ли в России-2008 ставка на корпорацию?» Ответ на вопрос состоит из двух частей.

Стремиться к современной корпоративности необходимо, это один из фундаментальных, долговременных ориентиров современности. Нужно загодя готовить кадры, методы, технологии, инструменты.

Ставка на корпорацию в 2008 году невозможна, потому что ставить не на что. Этаж, на который корпорация может быть поставлена в физическом смысле слова, пока не построен. Если же пытаться, как в Советском Союзе, водружать ее на недостроенный этаж массового предпринимательства – она, будучи вещью тяжелой, провалится со страшным скрежетом, ломая временные подпорки и давя всё под собой. И погребет под обломками ростки и саженцы предыдущих укладов, рыночного и предпринимательского, которые в нашей стране только недавно стали оформляться.

Рузвельт всегда живой. Юбилейные тезисы[5]

Прикосновение к феномену Рузвельта оставляет занозы тайны, мощи, обаяния – алхимического набора подлинности. Даром что он чужой для русско-советского мироощущения. Потому все личное прилично разом отставить.

Рузвельт угодил в стык двух эпох, таких непредставимо громадных, что в обыденном языке им нет имен. Тут любые «измы» мельчат, тем паче всякий иностранный термин в России рискует разделить участь невинного глагола sortir. Капитализм, коммунизм, консерватизм и т. п. русская свинья вываляла, не удосужившись съесть. Либерал, за которого отдельное спасибо Щедрину, добит ленинской присловицей "с упоением либерального кретина"…

Семнадцать лет назад[6] мне не удалось толком выразить величие того, что совершено этим человеком. Выговаривалось это на "птичьем языке", который, увы, не стал достоянием прочих биологических сообществ.

Но иного выбора, чем околофилософский дискурс, по-прежнему нет. В жизненном опыте нормального человека релятивистские эффекты не присутствуют, потому и говорить о них приходится не на бытовом языке, а на новоязе теории относительности. Горе не от избытка ума – от недостатка речи.

Речь ниже пойдет, собственно, не столько о Рузвельте, сколько о собственности.

Социальная история, на две трети еще предстоящая, делится, как помнят все младогегельянцы, на эпохи овладения-присвоения человеком собственного бытия, затем сущности и, наконец, понятия. Сущность же человека (как вспомнят теперь уже младомарксисты) заключена в совокупности всех социальных отношений – в форме общения. Аналогично присвоение бытия тогда означает овладение всеми формами производства, присвоение понятия – овладение формами сознания.

На заре эпохи #1 первородный человек, изгнанный из рая, обнаруживает себя в качестве частного производителя, ведущего местечково-натуральное хозяйство и отчужденного от прочих сынов и дочерей Адамовых, от сферы совокупных ценностей и смыслов. Пытаясь преодолеть свою частность, он на протяжении эпохи создает всеобщую, универсальную форму самопроизводства – капитал.

Капитал устойчив только в процессе экспансии в некапитализированную периферию. Налетая друг на друга, частные капиталы сплетаются в ткань мирового финансового рынка, подверженную судорогам и спазмам. Великая депрессия была одним из сильнейших.

Маркс еще в заметке 1847 года доходчиво объяснил пролетариям "тайну капиталистической эксплуатации". Всю жизнь он продолжал писать том за томом о капитале не потому, что был параноиком. Подобно авиаконструктору, изучающему газодинамику, он стремился постичь закономерности движения рынка капиталов, чтобы научиться – уже за рамками завершаемой эпохи #1 – управлять капитализацией производительных сил.