Как-то раз в осенний полдень Лю Шуньчан возвращался с горы с полной корзиной лекарственных трав. Он вывалил их у реки и стал тщательно промывать. Речная водица, словно торопливый путник, просачивалась сквозь его пальцы. По поверхности, покачиваясь, плыли пожелтевшие листья и сухие травинки. Тут его взгляд оторвался от воды и остановился на глинобитных стенах хижины Ван Лаобина.

Он заметил, как семейство Ван Лаобина покрывает крышу черепицей. Когда Ван Лаобин переезжал на другой берег, дом был готов лишь на две трети. Лю Шуньчан еще уговаривал его не спешить и подождать, пока работы будут закончены. Однако Ван Лаобин перебрался на другой берег так торопливо, словно убегал от кредиторов, так что теперь в свободное время они достраивали свое жилище.

Цай Юйчжэнь, расположившись под карнизом, брала черепицу из общей кучи, стоявший на лестнице Ван Лаобин принимал эту черепицу, а Ван Цзякуань ее укладывал. Черепица переходила из рук в руки, пока не оказывалась на самом верху. Эти трое понимали друг друга без слов, они нацелились в будущее и не замечали своей ущербности и слабости. То и дело Ван Цзякуань из переданной наверх черепицы отбраковывал обломанную, некоторые бросал прямо в реку. Лю Шуньчан видел, как над водой летят брызги, сам шум до него не долетал. Это был беззвучный полдень, солнце неспешно перекатывалось по реке. Семейство Ван Лаобина трудилось, непрерывно нагибаясь и поднимая руки, с их стороны не доносилось ни единого звука. При взгляде на них Лю Шуньчану вдруг представилось немое кино, ему показалось, что он словно и сам вдруг потерял слух. Действуя в полной тишине, эти трое напоминали ему обитателей потустороннего мира или нарисованных человечков. Озаренные солнечными лучами, они двигались легко, словно призраки.

Тут Лю Шуньчан увидел, как на макушку Цай Юйчжэнь сверху упал кусок черепицы и раскололся на несколько частей. Девушка обхватила голову руками и, согнувшись, присела на корточки. Лю Шуньчан решил, что у нее наверняка пошла кровь, и крикнул им: «Лаобин, как там голова у Цай Юйчжэнь? Может, мне подойти и приложить лекарство?» Но ответа не последовало, словно Лю Шуньчана никто не услышал.

Ван Цзякуань спустился и, посадив Цай Юйчжэнь на закорки, понес ее к реке, где стал смывать кровь с ее лица. Лю Шуньчан крикнул: «Цай Юйчжэнь, как дела?» Но Ван Цзякуань и Цай Юйчжэнь по-прежнему не откликались. Лю Шуньчан подобрал лежавший у его ног камешек и бросил его в реку. Ван Цзякуань лишь мельком взглянул на брызги и пошел в заросли за лечебной травой. Сорванную траву он как следует пережевал, после чего выплюнул получившуюся кашицу в правую руку и размазал по ране Цай Юйчжэнь.

Цай Юйчжэнь снова взобралась на спину Ван Цзякуаня, и он понес ее назад. Хотя тропинка поднималась наверх, Ван Цзякуань шел, подпрыгивая на ходу, и казался таким счастливым, словно нес свою невесту. В какой-то момент он играючи уронил Цай Юйчжэнь на землю, и та стала колотить его кулачками, желая вырваться и убежать вперед. Но Ван Цзякуань расставил руки, преграждая ей путь. Тогда Цай Юйчжэнь пришлось уцепиться за его плечи и продолжить путь, подпрыгивая вместе с ним.

Сделав несколько шагов, Ван Цзякуань вдруг обернулся и схватил Цай Юйчжэнь в охапку. Та, словно листок бумаги, легко приподнялась над землей и оказалась в объятиях Ван Цзякуаня. Ван Цзякуань внес ее в дом на руках. За ними на ощупь вернулся Ван Лаобин. Лю Шуньчан заметил, как дверь беззвучно закрылась. «Вот и прошел еще один день их жизни, и похоже, они счастливы», – подумал Лю Шуньчан.

Осенний ветер, словно ночной путник, шаркал вдоль берегов реки. Ван Лаобин и Ван Цзякуань уже провалились в глубокий сон. Цай Юйчжэнь услышала снаружи какой-то звук, ей показалось, что ветер сорвал что-то висевшее на стене их дома. Поначалу она не придала этому значения, ведь теперь их покрытый черепицей дом приобрел вполне жилой вид и в нем можно было спать спокойно. Но, переживая, что ветер унесет сохнувшую на улице одежду, она все-таки заставила себя подняться с постели.

Цай Юйчжэнь открыла дверь, ее шею тут же обдуло ветром. Она включила фонарик, и его луч уподобился вытянутой в бесконечность палке, один конец которой упирался в руку Цай Юйчжэнь, а другой – в ночную темень. Держа в руках эту сверкающую палку, она обогнула угол дома и увидела висевшую на бамбуковом шесте одежду. Та никуда не улетела, ветер трепал висящие рукава, словно кто-то с силой тряс чьи-то руки. Решив занести одежду домой, Цай Юйчжэнь зажала фонарик во рту и потянулась к шесту. Но не успела она до него дотронуться, как ее кто-то схватил. Сильные руки перенесли ее через канаву, через две могилы и наконец повалили в стоявший у реки стог сена. В этой сумятице Цай Юйчжэнь выронила фонарик, лампочка разбилась, и оба берега реки погрузились в жуткий мрак.

Кто-то разорвал одежду Цай Юйчжэнь и, словно изголодавшийся по молоку щенок, накинулся на ее грудь. Цай Юйчжэнь хотела закричать, но не могла. От укусов ее соски горели огнем, она запомнила, что у насильника была борода. Он пытался стянуть с нее штаны, но она крепко зажала пояс в руках и каталась по стогу, пытаясь увернуться. Разозлившись, насильник освободил одну руку, нашарил карман и вытащил оттуда нож. Он приставил этот ледяной нож к лицу Цай Юйчжэнь, и та сразу обмякла. Услышав треск ткани, она поняла, что нож прорезал мотню на ее штанах.

Насильник грубо оседлал Цай Юйчжэнь, словно лошадь. И пока она под ним барахталась, ее штаны окончательно порвались. Она поняла, что держаться за них теперь нет смысла, и тогда всеми пальцами вцепилась насильнику в лицо. Цай Юйчжэнь рассчитывала, что на следующий день сможет найти обидчика по царапинам.

Их схватка продолжалась довольно долго, и тут изо рта Цай Юйчжэнь неожиданно вылетели слова: «Я убью тебя». Она бросила их прямо в лицо насильнику. Тот вдруг соскочил с нее и побежал вон. Она лишь слышала его испуганные причитания: «Я встретился с нечистью, разве немые умеют говорить?» Но по голосу Цай Юйчжэнь не смогла определить, кто это был.

Когда она вернулась в дом и зажгла масляный светильник, Ван Цзякуань увидел ее исцарапанную грудь и порванные штаны. Он тут же разбудил отца и принялся объяснять:

– Отец, Цай Юйчжэнь только что изнасиловали. У нее штаны разрезаны ножом и вся одежда порвана.

– Спроси ее, кто это сделал, – откликнулся Ван Лаобин и тут же понял, что Ван Цзякуань все равно ничего не слышит. Тогда он вздохнул и через стенку крикнул: – Цай Юйчжэнь, иди сюда, я тебя поспрашиваю, можешь не бояться, все равно я ничего не вижу.

Цай Юйчжэнь подошла к кровати Ван Лаобина.

– Ты его разглядела? – спросил он.

Цай Юйчжэнь помотала головой.

– Отец, она мотает головой, что это значит? – забеспокоился Ван Цзякуань.

Ван Лаобин продолжил допрашивать Цай Юйчжэнь:

– Разглядеть ты его не разглядела, но, может, оставила на нем какие-нибудь отметины?

Цай Юйчжэнь закивала.

– Отец, она кивнула, – прокомментировал Ван Цзякуань.

– Где ты оставила эти отметины? – спросил Ван Лаобин.

Цай Юйчжэнь двумя руками изобразила царапины на лице, после чего погладила подбородок. Ван Цзякуань все ее жесты передал отцу.

– Ты исцарапала ему лицо и подбородок? – уточнил Ван Лаобин.

Цай Юйчжэнь один раз кивнула и один раз мотнула головой. Ван Цзякуань все это передал отцу.

– Ты поцарапала ему лицо? – переспросил Ван Лаобин.

Цай Юйчжэнь кивнула. Ван Цзякуань передал отцу, что она кивнула.

– Ты поцарапала ему подбородок? – переспросил Ван Лаобин.

Цай Юйчжэнь замотала головой. Ван Цзякуань передал это отцу. Цай Юйчжэнь пыталась объяснить, что у насильника была борода, открыв рот, она пыталась это объяснить, но тщетно. Уже готовая расплакаться, она вдруг увидала, что лицо Ван Лаобина тоже покрывает густая растительность, поэтому потянулась к нему рукой и потрогала за бороду. Ван Цзякуань объяснил отцу ее действия. Тогда Ван Лаобин спросил: