Четыре «нюшки» – для восьми человек. А остальные? Будут палить из личного стрелкового в надвигающуюся железную смерть? Это ведь только героический боец Владлен Октябрёв в бесконечном мультсериале о своих похождениях умудряется угодить из подствольника то в воздухозаборник пикирующего на него штурмовика, а то и прямиком в дуло танковой пушки, подрывая в ней готовый к выстрелу снаряд… В реальной жизни на такое рассчитывать глупо.
Понимал это не один лишь Олег. Потому что в затылок послышался хриплый сдавленный шепот:
– На убой ведут, парни. Даже ведь УОКов нет… Камнями в танки кидать будем? Имперцы тут пройдут, нас не заметив, лишь потом глянут: что там к гусеницам прилипло?
Олег не сразу, но понял, кому принадлежал шепот: Позар-рыжий, из второго взвода, у них там два Позара, вот и различают по мастям: рыжий да черный…
Рыжий продолжал бубнить о полной бессмысленности предстоящей гибели, и Олег собрался было заткнуть паникера, но кто-то успел раньше:
– Смолкни, сука! Не хорони до срока!
Позар обиженно замолчал. Шагали молча и недолго, с полчаса где-то. Остановились, новая команда: разойтись, перекурить, оправиться. Перекурили, старательно пряча огоньки папирос кто в ладонях, кто под полой. Оправились, кому приспичило. Посидели на вещмешках – жесткие, с острыми сколами камни больно впивались в тело даже сквозь форму. Перекурили еще… Помалу начал донимать холод, Олег удивился: он-то считал, что Эрлада – место куда как жаркое… Кто-то высказал то же самое удивление вслух, другой голос пояснил: тут всегда так, днем жара дикая, ночью холодрыга, оттого-то и камни трескаются, на куски рассыпаются… Подожди, часа через три после рассвета так припечет, что холодок этот ночной за счастье вспоминать будешь. Рыжий встрял снова: а дадут ли нам дожить до жары-то? Ох как сомнительно…
Тут уж Олег, успевший всё хорошенько обдумать, его оборвал: хватит панику сеять! Не дурней же тебя командование? Ясней ясного, что танки до нас не доедут, разве что один или два через передовые рубежи прорвутся. Ну и поджарим имперцев из «нюшек», молодым командирам боевой опыт не помешает.
Рыжий паникер хотел что-то возразить, но тут Жега-взводный подошел, и разговоры стихли. Поднял своих, провел чуть левее, – вот, дескать, наша позиция. Окопаться и приготовиться к обороне.
Оставался бы у них комвзвода по-прежнему старшина Умзар, как в первые месяцы обучения, – уж точно бы такую глупость не сморозил. Бывалый был мужичок, в гражданскую повоевавший. Но как новая война началась, всех старых взводных из училища тут же забрали, взамен назначили из своих же курсантов: практикуйтесь, дескать, товарищи будущие командиры.
А Жега, конечно, из успевающих курсантов был, но…
Окопайтесь… Ну-ну… Потыкали для вида малыми пехотными лопатками в камень – приказ есть приказ. Да только тут самый захудалый окопчик долбить полгода придется, если, конечно, без взрывчатки или лазерного бура.
Жега и сам сообразил, что промашка вышла, призадумался и новый приказ выдал: валуны используйте, да бруствера выкладывайте из камней, тех, что поменьше.
Стали использовать и выкладывать… Но валунов на всех не хватало, да и камни не больно густо тут рассыпаны оказались, хилые бруствера получались, даже не спрятаться толком, не то что огонь вести.
А Олег к взводному, по всей форме, негромко так:
– Разрешите обратиться, товарищ комвзвода? По личному делу?
И в сторону кивнул, и лицо серьезное изобразил: мол, личное дело-то, да не совсем…
Отошли. Олег резину тянуть не стал: так мол и так, товарищ Жегвар, пособник врага среди у нас обнаружился, вернее, не у нас, – во втором взводе. Панику сеет, людей смущает, вот-вот к дезертирству подбивать начнет. Или сам, один в ночь смоется, ищи его потом всем училищем, пустыню на жаре прочесывай.
Жега лицом помрачнел, ушел куда-то. К ротному начальству, надо понимать. И вскоре вестовой прибежал, за Олегом: курсант Ракитин, бегом до комроты!
Рассветало…
У большой скалы несколько человек собрались. Сам ротный, и Жега, и Стален, второго взвода командир. Курсантов трое – из тех, что речи рыжего слышали. И Позар тут же – без оружия стоял, без шлема, без ремня…
Комроты подошедшему Олегу планшетку в руки сунул, да бумаги лист, да ручку: пиши, секретарем будешь.
Олег не понял: каким секретарем? Ротный прошипел: трибунала, мать твою! И голос злобный-злобный…
Ну дела… Олег-то думал, что Позара под арест, да на гауптвахту, а потом рядовым на фронт, не нужен нам комсостав с такими-то мыслями… Как бы не так. Ротный пару вопросов свидетелям задал, к рыжему повернулся: чем оправдаешься?
Тот не оправдывался. На Олега уставился, одно твердит: сука, сука, сука… Голос бабий стал какой-то, чуть не рыдающий.
А ротный уже Жегу и Сталена в сторону тянет, совещаться. И тут же обратно вернулись. Комроты приговор огласил, быстро так, Олег записывать не успевал, какие-то обрывки фраз только на листок попадали: «по законам военного времени…», «решили единогласно…», «привести в исполнение немедленно…»
Олег не сразу понял, что пишет. Думал, ослышался.
Расстрел??!!
За слова, по глупости сказанные?!
А ротный уже на Олега показывает, скрежещет:
– Ты изменника выявил, тебе и точку ставить!
Час от часу не легче… Может, пугает ротный Позара? Чтоб на всю жизнь проникся, каково языком трепать?
Рыжий дожидаться и проверять: так оно или нет, – не стал. Только что стоял обмякший, словно сонный, и вдруг закатал ближнему курсанту кулачищем между глаз. Да как побежит!
Ба-бах! – рявкнул пистолет ротного.
Позара вперед швырнуло, рухнул, лежит, не шевелится… Кровь по камням расползаться начала…
А Олег смотрел и поверить не мог, что всё наяву, взаправду. Казалось, задремал все-таки в глайдере, разморило, и вот-вот проснется от команды «Все наружу! С вещами и оружием!»
2
Красногальск, родной городок Юлены, казался в предрассветной мгле мертвым.
И не только затемнение тому причиной, Юля уже привыкла к нему за последние две недели: едва стемнеет, нигде ни огонечка… Она не сразу сообразила, в чем дело, но затем поняла: звуки! Вернее, их отсутствие… И детство ее, и все семнадцать лет жизни прошли под эти звуки, ставшие настолько привычными, что сознание их игнорировало, не воспринимало. В Красногальске всегда было шумно, в единый звуковой фон сливались и шум техники с близлежащего «червонца» – разреза имени Десятилетия революции, и низкий гул воздухонагнетателей с обступивших городок шахт, и несмолкаемый рокот сепараторов обогатительного комбината…
Теперь смолкло всё. И родной Красногальск показался чужим и безжизненным. Мертвым. Громадные силуэты терриконов выглядели тушами исполинских чудовищ, приползших непонятно откуда, чтобы сдохнуть именно здесь. Дома стояли бесплотными призраками, и отчего-то у Юли крепло убеждение: войди в любой, и никого не найдешь, ни единого живого человека, лишь разбросанные вещи, покрытые толстым многолетним слоем пыли…
Где-то она читала или слышала, что подпространственные переносы воздействует не только на пространство, но и на время, иначе мгновенный перенос из одной точки в другую попросту невозможен… Но свойства этого воздействия якобы толком не изучены. Вдруг удар имперских убийц по умзальскому Космопорту привел к какому-то странному хроноэффекту? Всех, кто оказался поблизости, – и своих, и врагов, – зашвырнуло в будущее? И дома Красногальска уже много лет, много десятилетий стоят пустые и безжизненные, и много лет разрушаются заброшенные рудники и шахты… Нет никого, кто знал и любил Юлену, их кости распались в невесомый прах, и она осталась одна, совсем одна на всем свете…
Юля переставляла ноги все медленнее и медленнее. Она не хотела войти в свой мертвый дом…
Звук раздался неожиданно и рядом, – собачий лай, звонкий и заливистый. Юлена разозлилась: тьфу, навыдумывала, ничем не лучше Донары с ее дурацкой вражеской байкой о разумных ракатицах… Она зашагала быстрее.
