Боже, на что я вообще надеялась?

— Нет, падре. – всё-таки говорю я, потому что тишина начинает затягиваться. – Всё хорошо.

На самом деле, нихрена не хорошо.

И ведь это только одна сторона вопроса – есть ещё и вторая, тоже весьма противоречивая для меня.

Хороший Люцифер будет за гранью понимания Винчестеров. Не говоря уже о том, что по сути, я должна была всеми способами избегать встреч с ним, и при первой же возможности пожаловаться, посетовав на судьбу-злодейку, братьям-кроликам на “злого буку-Люцифера, который…”. Ага, который только и делал, что спасал меня. Не говоря уже о том, что это я обратилась к нему с просьбой воскресить Джесси.

Не знаю, кем я должна себя ощущать – предателем-перебежчиком или просто пустоголовой и наивной идиоткой. Зато знаю, как на самом деле ощущаю себя.

Это кажется правильным.

***

Встретиться с Пророком Божьим после посещения в кой-то веке церкви? Могу, умею, практикую.

Не то, чтобы я искала встречи с Чаком или кем бы то ни было, я просто покинула тот город и поехала с милой семейной парой, которые взяли меня в качестве попутчика, в соседний город. Зачем? Просто погулять, развеяться. Решить, что делать.

Я как раз думала, что стоило бы сообщить Бобби, что ведьм я не смогла прижучить по причине их внезапной смерти – о, боже, кто бы это мог быть! – прогуливаясь, когда мельком заметила, что мужчине, что шёл чуть впереди меня и явно собирался начать переходить дорогу, наперерез ехал автомобиль. Быстрый и явно не собирающийся останавливаться.

Кричать было бессмысленно. В фильмах после этого незадачливые люди останавливаются и оборачиваются, не успев уйти с траектории машин. И да, попади я в Хог, быть мне Гриффиндорцем, потому что только я могу броситься, дабы оттолкнуть, и в итоге сама чуть не попасть под машину. И кувырком, кувырком вместе негаданно спасённым человеком, да прямо на обочину, больно оцарапав руку.

А потом я подняла взгляд на того, кого спасла, и захотела сделать фейспалм.

— Чак? – удивлённо спрашиваю я. – Что ты здесь делаешь?

Странно, обычно он вроде как мало куда из дома выходит, исключением разве что выступает та конвенция. Не то, чтобы мы сейчас были слишком далеко от его дома, штат по крайней мере тот же, но тем не менее.

— Предлагал очередному книжному магазину свои книги. – с тенью лёгкой улыбкой ответил Пророк. Выглядел он напуганным. – В этот раз взяли.

— И ты на радостях решил попасть под колёса ближайшей машины? – мрачно фыркаю я.

— Я задумался. – фактически отмахнулись от моих нравоучений, но поблагодарили. – Спасибо.

— Да не за что, но постарайся не погибнуть где-нибудь за поворотом. – проворчала я, отряхиваясь от дорожной пыли.

— Выглядишь расстроенной. – ненавязчиво заметил Чак, и я поморщилась.

Неужели по мне так видно?

И вообще, я не расстроенная, я задумчивая.

Наверное.

— Трудности в общении с людьми.

А ведь я почти не вру, с пониманием Винчестеров у меня тоже некоторые сложности.

— И не только с людьми, да? – участливо спрашивают меня, и я с осознанием смотрю на Чака. Значит – знает, значит – видел. Но не написал об этом. И Винчестерам тоже не сдал. Огромное ему человеческое спасибо.

— Типо того. – не вижу смысла отпираться я.

На самом деле, с Люцифером – всё сложнее и проще одновременно. Я понимаю его, но то ли подход не тот, то ли просто не лезь в розетку, Элис, а то током шибанёт. На самом деле куда больше неприятностей мне приносит тот факт, что даже пойди моё вмешательство на пользу Люциферу, это ничего не изменит. Ровным счётом ничего. Потому что кое-кто давным давно так решил, а теперь почти никто оспаривать это решение не собирается. Ну, кроме Винчестеров. Но их версия хоть и включает в себя спасение людей, но с некоторых пор меня не устраивает.

— Ты уверена в том что делаешь? – продолжили до меня докапываться.

Уверена ли я? Да я ни в чём не уверена, даже в самой себе.

А вот в этом – и в Люцифере – уверена. Вот такой вот парадокс.

— Да. – краткость – сестра таланта.

Слишком много слов, сказанных мысленно, но какая разница, если их всё равно будет недостаточно, чтобы объяснить. Я не знаю, как видит Пророк, но вряд ли он ощущает чужие эмоции как свои. Этого – словами не выразишь. Ну, или у меня слишком скудный словарный запас.

Почему другие Пророки в сериале не видели будущего?

— У тебя не получится исправить его природу. – качает головой Чак.

Я бы не была так уверена. Да, я знаю, он видит будущее вроде как, так что Чак может быть уверен в своих словах – но, Боже, кто сказал, что будущее нельзя переписать? У Винчестеров же в конечном итоге вышло.

“Боже”? Как иронично в подобном контексте.

— Потому что он – монстр? – усмехаюсь я. – Так он и не монстр. И не чудовище тоже. И даже – ты не поверишь! – не абсолютное зло. Антагонист – быть может, и то, потому что его противопоставили Небесам.

— Оправдываешь его поступки?

— Это… не оправдания. – пожимаю плечами. Такое категоричное отношение к Люциферу почему-то меня задевает. – Скорее понимание. Он… как большой ребёнок. Обиженный, одинокий. Разве это не заметно? У него типичное поведение недолюбленного в детстве ребёнка, он пытается привлечь внимание, ломая “новые игрушки”, которые посчитал заменой. И ведь, действительно, вместо того, чтобы объяснить, что это не так, его просто выкидывают в наказание. Это жестоко.

Единственное, что оправдывает всё это – это то, что Светоносного хотя бы не убили, как будто давая шанс на исправление.

Слабенький такой шанс, если судить по тому, что Бог предрёк финальную Битву Михаила и Люцифера. Будто не верил в эту возможность. Или просто хотел быть как можно дальше, когда это случится.

— Ты веришь в Бога, Элис? – вдруг спрашивает у меня Чак.

И знаете, в любой другой раз у меня либо мурашки бы пошли от такого вопроса – потому что порой по тону понятно, что к тебе прикопались сектанты – либо я была бы готова, к тому, что верующая допустим Баба Зина с четвёртого этажа прочитает мне целую лекцию, суть которой сводится к тому, что нынешняя молодежь – хуже чертей, и, Алисочка, я поставлю за тебя свечку. Тогда я только вежливо благодарила, мысленно надеясь, что с таким зрением она поставит за здоровье, а не за упокой.

Но я снова ушла от темы.

Сейчас этот вопрос – просто вопрос. Без подоплеки, без подготовки. Просто фраза в пять слов, которая кажется обычной, но ощущается так, будто за ней – что-то ещё.

— Я знаю, что Он существует. – пожимаю я плечами. Было бы нелогично, не верить в его существование в этом мире, где есть и ангелы, и демоны, и Дьявол, и Пророк. Не исключено, что в мире меня-Алисы тоже есть свой Бог, и не факт, что каждый Бог каждого мира – это не инкарнация кого-то одного из Них. Но это всё лирика.

— Я не это имел в виду. – качает он головой.

Я знаю.

Верю ли я в Бога? Имеет ли это смысл? Моя вера в более сильное существо или её отсутствие?

На самом деле, нет, не имеет. Ни смысла, ни значения. Потому что просто верить можно в себя, в тех, кто тебе дорог. Вера в Бога… она другая. Ты веришь, что тебя услышат, что тебе помогут, что, какая бы хрень не случалась в жизни – есть хоть кто-то, кому не всё равно.

Вера – это как предохранитель на пистолете. Как бы плохо человеку в жизни не было, она уберегает его от взрыва. Вера в Бога даёт надежду на лучшее, не важно идёт ли она от сердца или постфактум.

Когда нам плохо, мы всегда обращаемся к нашей вере, не важно, считали ли мы себя до этого атеистами или верующими. Вера – акт последней надежды, она – словно второе дыхание.

Мне явно пора избавляться от депрессии, потому что из-за неё я слишком часто ухожу в пространные размышления.

— Верю. – выходит искренне, но с тяжким вздохом. Потому что Бог, как высшее существо – это относительно просто для понимания. Но вот такой: и ожидающий от своих созданий повиновения, и наказывающий их, но при этом верящий в возможность их исправления и раскаяния, боящийся, что это будет не так, избегающий наблюдения за тем, как его сыновья сражаются… он кажется слишком человечным. Даже если большинство моих выводов надуманы или притянуты за уши, это всё равно выглядит так. – Но вот только верит ли Бог в нас?