Слышали ли вы когда-нибудь про Адриана Гение? Этому перспективному румынскому художнику не было и сорока, когда его картина «Никелодеон» (2008) (см. ил. 3) в октябре 2016 года была выставлена на лондонском «Кристис» с изначальной оценкой от 1–1,5 миллиона фунтов стерлингов (1,2–1,9 миллиона долларов). Словом «никелодеон», которое послужило названием этой большеформатной картины (2,36 × 4,14 м), в Америке начала XX века называли маленькие, часто передвижные, кинотеатры. Картина была продана за 7,2 миллиона фунтов стерлингов (9 миллионов долларов). Арт-дилер из Лос-Анджелеса Стефан Симчовиц экстравагантно охарактеризовал Гение как «нового [Фрэнсиса] Бэкона»[2]. За «Никелодеон» торговались семеро участников, из двоих финалистов каждый имел возможность предложить значительную сумму, и ни один не хотел отступать. Лот приобрел коллекционер из Европы, участвовавший в торгах по телефону.
Те самые представители одного процента, кто тратит целые состояния на работы Джакометти, Уорхола и им подобных, проблемой для художественного рынка не являются, по крайней мере в долгосрочной перспективе. Куда более серьезная проблема – заоблачные цены, которые платят за произведения начинающих художников. Представьте, например, что за работы художников, не имевших прежде ни одной персональной выставки с признанным дилером, на одном-единственном осеннем аукционе 2014 года было отдано несколько миллионов долларов. Художникам стало еще сложнее получить признание, если за их произведения не платят больших денег. Искусство продать как можно дороже во всей красе.
Стоимость работ кое-кого из новоявленных триумфаторов сравнима с зарплатами звезд футбола. Возьмем Оскара Мурильо – молодого, пока еще не слишком известного художника, который, как утверждают, иногда пишет свои картины шваброй. Одна из его работ, «Без названия (Рисунки, снятые со стены)» (2011), в год создания была куплена за 7 тысяч долларов. В 2014 году она была перепродана на аукционе «Филлипс» в Нью-Йорке за 401 тысячу долларов. Прибыль составила 5600 процентов.
Имена коллекционеров, желающих приобрести работы Мурильо, вносят в лист ожидания. Едва узнав дату готовности заказанной работы, разумеется никем еще не виденной, один из «ожидающих» немедленно согласился на названную цену и тут же перепродал права на картину, как сообщают, с 75-процентной прибылью – в договоре купли-продажи были указаны только имя художника, способ изготовления, размер и примерная дата поставки. По одной из версий, второй покупатель тут же перепродал картину снова и получил аналогичную прибыль.
В 2016 году арт-дилеры высшего уровня переживали пик процветания. У Ларри Гагосяна работало четырнадцать галерей в восьми странах. Дэвид Цвирнер, «Пейс» и Мэриан Гудман открыли галереи в Лондоне. Лондонская галерея «Лиссон» открыла филиал в Нью-Йорке. Все они занимали помещения в районах с самой дорогой в мире недвижимостью. Суммы продаж, необходимые для того, чтобы галереи приносили прибыль, казались всем невыполнимыми. Процент торговых помещений, занятых галереями в центре Нью-Йорка, Лондона и Парижа, стал самым высоким в истории.
Дилеры высшего уровня и художники, которых они представляют, ведут привилегированную жизнь, летают на частных самолетах и проводят отпуск на яхтах. Газета New York Times освещает ключевые художественные аукционы и ярмарки в разделе «Бизнес». Одной из особенностей рынка современного искусства с момента финансового обвала 2008 года стал поиск иконических, имиджевых произведений, охота за трофеями на самом высоком уровне. Каждый последующий аукционный сезон и каждая очередная художественная ярмарка демонстрируют увеличение разрыва между ценами на так называемые «трофеи» и на все остальное. Любопытно само по себе использование термина «икона» в дискуссиях о современном искусстве. Изначально он применялся только к религиозным артефактам. Сегодня же его часто используют при разговоре о шелкографиях Уорхола, живописных граффити Жан-Мишеля Баския и картинах с изображением букв Кристофера Вула.
По-настоящему иконических произведений не так уж много. Остальное искусство становится тем, чем его окрестят эксперт аукционного дома, дилер или художественный консультант. Фирма ArtTactic, занимающаяся исследованием рынка, продает доступ к списку «двадцати топовых» художников, причем пополняется этот список не по принципу качества, но по результатам анализа динамики изменений рыночной цены на их произведения. Другая фирма, ArtRank, применяет алгоритм для распределения имен начинающих художников по категориям: «Немедленно купить», «Немедленно продать» и «Ликвидировать» (избавиться от работ художника по любой цене). Услугами премиум-класса в этой фирме могут пользоваться лишь десять клиентов, каждый из которых платит 3500 долларов в квартал. В 2014 году художник из Лос-Анджелеса Паркер Ито увидел, как его картина из серии «Осторожно, окрашено» (2012) продается по цене 56 тысяч фунтов стерлингов (67 тысяч долларов). Изначально картина была продана за 1800 долларов. ArtRank тогда занесла Ито в список «Ликвидировать» – цены на него сразу упали. Три месяца спустя та же фирма поместила его в категорию «Стоит купить». Как на любом рынке, волатильность цены привлекает даже больше спекулянтов.
У ArtRank есть верные последователи. Роландо Хименес, коллекционер из Лос-Анджелеса, называет их систему «важнейшим инструментом, если вы расцениваете свои приобретения для художественной коллекции как серьезную инвестицию»[3]. Арт-критик из Нью-Йорка Джерри Зальц называет некоторых художников, вошедших в его списки, производителями работ для коллекционеров, желающих получить дорогую, «комфортную пищу» для глаз.
Ценовые пузыри возникают в тех случаях, когда стоимость ценных бумаг или иных активов растет быстрее, чем инфляция или доходы, и превышает оценку, оправданную так называемыми фундаментальными факторами. Для финансовых активов «фундаментальный фактор» имеет куда более непосредственное значение, чем для активов художественного рынка. Является ли репутация художника фундаментальным фактором? А ограничение количества копий для скульптуры пятью штуками? Какую дополнительную ценность прибавляет работе позиционирование ее как возможности для нового владельца войти в элиту коллекционеров? Является ли рыночная стоимость лишь тем, что готов предложить участник торгов?
Мир современного искусства в его верхнем сегменте – дилеры, агенты и аукционные дома – устроен куда сложнее и продуманнее, чем принято думать. После выхода двух моих предыдущих книг меня часто просили объяснить некоторые из этих явлений: что, как и почему. Подразумевается, что я, будучи экономистом и ученым, должен это знать. Какие-то явления я уже начал понимать, другие меня по-прежнему обескураживают.
Поведенческая экономика предлагает ряд объяснений, которые я включил в эту книгу. Одни из них объясняют иррациональность при принятии решений. Другие подразумевают стремление скорректировать индивидуальное поведение при продвижении искусства на рынке, манипулировать им. Под манипуляцией подразумевается влияние на выбор путем изменения поведения человека предсказуемым образом, но без изменения его экономических стимулов. Когда в магазине фрукты размещают на уровне глаз, это считается манипуляцией, а запрет фастфуда – нет.
Мой любимый пример в связи с манипуляцией не имеет отношения к искусству и, возможно, представляет собой избитую городскую легенду. Речь в нем идет об урагане «Сэнди», обрушившемся на Нью-Йорк в 2012 году. За несколько часов до пика урагана полицейские обошли все дома в районе Стэйтен-Айленд, расположенном почти на уровне моря, предупреждая жителей о необходимости срочно покинуть дома. Многие хотели остаться, чтобы защитить свое имущество от мародеров. Рассматривался вариант принудительной эвакуации. Вместо этого полицейские предложили «отказникам» перманентные маркеры и попросили написать на руках номера социального страхования, чтобы легче было идентифицировать тела после урагана. Многие после минутного размышления вернули маркеры и решили эвакуироваться.
