Расстегнув верхнюю пуговичку на ее тунике, Владыка осторожно подцепил воротник нижней рубашки, начиная усердно расправлять тонкую ткань — теперь он ревностно следил за облачением своей воспитанницы, сам давал распоряжения портным, подбирал материал, цвета и фасон. Решал, какие украшения подойдут…
Но как бы Тауриэль не старалась угодить, каждый раз, когда за ее спиной закрывалась дверь королевских покоев, синда лишь разочарованно вздыхал. Любовно и сосредоточенно он принимался исправлять недочеты: распускать или затягивать шнуровку, одергивать рукава… Вот и сейчас, не жалея времени, Трандуил приводил эллет в «надлежащий» вид, чтобы позже смять или сорвать плоды всех трудов…
Отступив на шаг, эльф приподнял голову воспитанницы за подбородок и утвердительно кивнул, одарив ее скупой улыбкой. Не прерывая зрительного контакта, он плавно опустился в стоящее рядом кресло и свободно откинулся на изогнутую спинку. Тауриэль с почти священным трепетом наблюдала, как тонкие изящные пальцы Владыки скользнули по груди к шее, начиная одну за другой расстегивать невидимые пуговицы на длинном облачении, так выгодно подчеркивающем гордый стан.
Эллет буквально поглотили эти чарующие движения, сопровождаемые мерцанием тысяч оттенков, что источали крупные камни на перстнях. Холодная алчная улыбка тронула губы Трандуила, когда девичьи щечки окрасил нежный румянец, вызванный не страхом или смущением, а предвкушением…
Широко расставив длинные ноги, он неспешно похлопал себя по колену, при этом наблюдая за лицом Тауриэль с нескрываемым любопытством. На краткий миг оно выразило целую палитру эмоций, в которой преобладало сомнение, но ей недоставало силы воли, чтобы долго сопротивляться Королю и собственному любопытству, подогреваемому воспоминаниями о том, сколь сладкими могут быть объятия Владыки Леса…
Когда эллет выполнила приказ, Трандуил ласково обнял ее, привлекая ближе к себе.
— Откуда ты знаешь эти слова? — вкрадчиво спросил он. — Неужели твой отец позволял себе такие выражения?
Юной воительнице потребовалось какое-то время, чтобы осознать услышанное. Она непонимающе захлопала глазками, но лицо эльфа оставалось спокойным и безмятежным… Он знал, как никто знал, что это единственное, о чем Тауриэль не может ни говорить, ни думать…
— Хотя вряд ли он думал о приличиях, когда орочий меч вонзился в тело? — обволакивающий чувственный голос звучал так, будто синда говорил самые прекрасные слова в мире…
Теряя власть над собой, эллет мелко задрожала и инстинктивно рванулась, пытаясь скрыться от собственных воспоминаний… путанных, сменяющих друг друга с такой скоростью, что невозможно было ухватиться ни за одно…
Трандуил без труда удержал ее, принудив практически упасть на свою грудь. Он крепко обнял воспитанницу, продолжая что-то шептать на ушко, но она уже не обращала внимания… Тауриэль чувствовала, как нечто темное, злое тянет ее в глубины естества, в ту самую пропасть, где под семью замками были сокрыты мертвые, сухие глаза родителей, смотрящие в никуда…
— Ну все, все, — успокаивающе говорил эльф, поглаживая вздрагивающие плечи, — хорошая моя… не плачь…
Ласковые прикосновения постепенно отогнали те жуткие челюсти, что вцепились в сердце юной воительницы, причиняя невыносимые страдания. Но они успели обнажить старые раны от потери родителей, которые с таким усердием и заботой заживило время. Тауриэль не запомнила, как уткнулась лицом в шею своего Владыки, роняя горькие слезы на крепкую грудь, в надежде получить исцеление в этих объятиях. Она с благодарностью принимала ласки, которыми щедро одаривал ее Трандуил, и не сразу заметила, как сильно сбилось его дыхание, как тепло, источаемое кожей, превратилось в жар…
Эллет не успела обдумать эту перемену, потому как голодные, влажные губы настырно взяли в плен ее рот. Поцелуй не был грубым, но то чувство собственничества, что сквозило в каждом движении, заставило воительницу замешкаться. Не тратя время и не давая ей опомниться, Трандуил подхватил тонкую ручку и настойчиво, словно ожидая сопротивления, прижал ее к своему паху.
Тауриэль и впрямь дернулась от неожиданности, но эльф крепко держал подрагивающую ладошку и ритмично сжимал пальцы, вынуждая воспитанницу поглаживать небольшой, но явно ощутимый холмик.
В ее разум, что все еще мучили горестные воспоминания, пришел беспорядок, и эллет забывала отвечать на резкие поцелуи Владыки. Его недовольство почти сразу же отразилось вспышкой боли в затылке, когда блестящие пряди нещадно сжали сильные пальцы. Тихонько пискнув, юная воительница бессознательно двинула язычок навстречу эльфу, который незамедлительно вобрал его в рот. Упоительно медленно он скользнул губами по влажной плоти, после чего впился в нее зубами.
Тауриэль отпрянула, но рука, что так и держала ее волосы, вернула девушку на место.
— Терпи, — голос Трандуила, хоть и был захвачен чувственными хриплыми нотками, не утратил своей колдовской силы, и она вновь подставила припухшие губки под пугающие поцелуи-укусы.
Те ласки, к которым эльф почти принуждал воспитанноцу, становились все более быстрыми, требовательными… Она ощущала, как стремительно увеличивается и твердеет мужская плоть, будто напитавшись слезами и растерянностью юной эллет… Ее неразвращенным сознанием, что еще несколько минут назад даже не ведало о подобных забавах…
Но Владыка решил, что ему этого мало. Оторвавшись от столь умилительных податливых губ он плотоядно обвел языком контур острого ушка, после чего шумно усмехнулся и прошептал, опалив и без того раскрасневшуюся кожу горячим дыханием:
— Что бы сказали родители, если бы видели тебя сейчас?
Тауриэль, до этой фразы испытывающую лишь сильное беспокойство и неуверенность, прошибла холодная испарина — словно бы все ее самообладание достигнутое таким трудом вышло наружу, оставив после себя лишь мучительный стыд. Ей удалось отвести внимание от произнесенных слов, тем самым не позволив им достигнуть цели, но ощущение собственной порочности и испорченности обуздали сердце. Как, как можно позволять такие откровенные прикосновения? Как можно было получать от них удовольствие… Но как она могла отказать? .. Трандуил — ее Владыка, спаситель, что не позволил Тауриэль погибнуть в детстве…
Под властью внутренних метаний эллет вырвала руку, прекратив аморальную фрикцию, но вместо того, чтобы попытаться сбежать из этих покоев, она вдруг прижалась к своему растлителю, словно ища утешения и поддержки, которой ей больше не у кого просить… Синда простил воспитаннице это непослушание, но лишь для того, чтобы торопливо распустить завязки на тесных штанах, освобождая свою восставшую плоть.
Юная воительница хотела бы зажмуриться…, но не смогла. Со странной смесью опасения и так некстати возникшего любопытства она рассматривала открывшуюся картину, прислушиваясь к шумному, словно затрудненному дыханию. Вновь завладев рукой Тауриэль, эльф направил ее вниз, с легкостью преодолев небольшое сопротивление, и принудил плотно обхватить свое крепкое достоинство, дрожащее от ожидания и излучающее такое напряжение, что ладошку эллет буквально обожгло.
Медленно выдохнув, Трандуил уронил затылок на спинку кресла и упоительно прикрыл веки, начиная водить девичьей ручкой по ноющему органу, показывая, как правильно ласкать его, и тихими стонами, что вырывались из приоткрытых губ, обозначая места, которым требовалось уделять больше внимания.
Он упивался содроганием юной, хрупкой эллет, вбирал в себя ее растерянность и негодование, проявляющееся в сбитом, нервном дыхании, которое придавало особую остроту ощущениям…
Но в определенный момент Тауриэль, от природы чувственная и страстная, начала втягиваться в эту игру. Она расслабилась в руках покровителя, выдав себя тем самым, но Владыка еще раньше почуял перемены, словно волк запах добычи.
Неожиданно и грубо он спихнул воспитанницу на пол, пристроив ее между разведенных ног. На секунду сердце эльфа объяла невероятная нежность и теплота, когда он поймал на себе взгляд, полный мольбы и слепой преданности…, а также искреннего непонимания происходящего…
