Технология перевода примитивная. В Интернете скачиваю словари удэгейского языка. Распечатываю сотни листов. Старенький лазерный принтер Canon обиженно нагревается от интенсивной печати, но работу выполняет, словно понимает, что это важно.
Сортирую слова и фразы. Понимаю, что никто не поможет разобраться с переводом.
Когда спину ломит от непрерывного сидения на одном месте, смотрю на часы. Занимаюсь расшифровкой записей более четырех часов! Быстро собираюсь.
В гостях у родителей наслаждаюсь тем, что нахожусь в доме, где прошло счастливое детство. Ощущение, что снова вернулся после вуза, после долгой учебы в другом городе. Поездка в тайгу даёт такое странное ощущение времени.
Прошу у отца гравер, миллиметровые сверла, маленькие тиски. Набираю на балконе с десяток кедровых шишек.
Дома, разложив на столе газету, надеваю хлопчатобумажные перчатки, счищаю с кедровой шишки живицу. Кедровая смола чарующе пахнет, напоминает о таежных приключениях. Отпиливаю от ветки круги. В одной из кругов сверлю десяток отверстий для вентиляции, а во втором – высверливаю лишнее, делаю ёмкость для смолы. Засыпаю ёмкость живицей. Проклеиваю по диаметру и плотно сжимаю две половинки. Через минуту из тонких отверстий сочится нежный запах тайги. Получается ароматизатор в автомобиль.
Аккуратно разделяю чешуйки и орешки, вручную потрошу кедровую шишку. Вспоминаю, как шишкари в тайге перекручивают шишку на примитивном аппарате, полностью разрушая структуру.
Обмотав резиновой губкой орех, креплю в тиски. Взвизгивает гравер, делает миллиметровое отверстие в орешке. Переворачиваю орешек, снова делаю отверстие. И так 54 раза.
Наступает полночь, когда вдеваю леску в каждый просверленный орех, завязываю узелки. При свете настольной лампы с удовлетворением смотрю на результат – четки из кедровых орех. Рисую эскизы поделок из кедровых шишек: подушка из шелухи, украшение из смолы, подставка под посуду из кедровых орешек, бусы.
Уставший, но с чувством выполненного долга, забираюсь в душ. Добравшись до постели, пробую выполнить методику выхода из тела во сне, но усталость выбивает сознание на втором десятке внутреннего счета.
* * *
Звенит будильник. 7.30. Переодевание, бег по городскому парку. «Трешечка» даётся нелегко. Чувствую, что неделю не бегал. После пробежки на стадионе выполняю силовые упражнения на рукоходе и брусьях. По возвращении домой выполняю боевые упражнения и работу с холодным оружием. Мачете с тяжелым свистом кружится над головой, заставляет концентрироваться на каждом движении. Разгоряченное тело с удовольствием принимает холодный душ.
Плотный завтрак. Яичница с колбасой. Кофе с сырниками и медом.
Достаю из тайника рабочие тетради. Расшифровываю таежные записи.
От работы отвлекает телефонный звонок. Медсестра из клиники говорит, что Диану переводят в обычную палату.
Надев бахилы, бесшумно шагаю по коридорам поликлиники, к женской палате, куда перевели Диану. Постучавшись, вхожу. В меня впиваются пять пар женских глаз. Здороваюсь со всеми, решительно направляюсь к кровати Дианы.
– Привет, красавица, – улыбаюсь, присаживаясь на край койки.
– Привет, врунишка, – отвечает без улыбки. – Выгляжу ужасно, видела себя в зеркало. Можешь не врать.
– Хорошо, – улыбаюсь. – Буду резать правду-матку.
– Гинеколог будет резать, – резко обрывает. – Ты кто?
– Э-э-э-э, – теряюсь, переспрашиваю: – Ты что, не помнишь?
– Помнила бы – вспомнила бы, – беззлобно отвечает. – Кто ты такой? Почему пришел ко мне? Я тебя не знаю.
– Ну и отлично, – начинает раздражать холодный тон и враждебное отношение. – Не хочешь общаться – ухожу. Будет хорошее настроение – позвонишь.
Достаю визитку, кладу на тумбочку, встаю с кровати, ухожу. Диана смотрит, не ожидая такой реакции, пытается решить, как себя вести.
– Стой. Не уходи, – слышу у дверей палаты. – Давай поговорим.
Молча возвращаюсь, сажусь на краешек койки.
– Ты всегда так поступаешь с беззащитными девушками? – пытается надуть губки и сыграть очередную роль больная.
– Будешь кривляться – уйду, – сухо обещаю. – Будешь развлекаться с соседками.
– Упрямый, – обиженно поджимает губы. Молчу, выжидая. Собеседница после паузы нехотя просит: – Если ты меня знаешь – расскажи. Чувствую себя героиней в дешевом сериале.
Спокойно рассказываю то, что знаю. Диана молча слушает. Закрывает глаза, словно переваривает услышанное. Резко открыв глаза и пристально глядя в лицо, задаёт ожидаемый вопрос: «Мы спали с тобой?».
– Да, – киваю.
– Не верю, – мотает головой, словно это дело первостепенной важности.
– Можешь не верить, – улыбаюсь, наклоняюсь, шепчу: – У тебя под левой грудью родинка и на лобке тоже, а на правой ягодице маленький шрам в виде крестика. Можешь проверить, когда уйду.
– Да могу и сейчас проверить, – злится, распахивает больничный халат, демонстративно смотрит на обнаженную грудь.
– Можешь не беситься, – миролюбиво говорю, с трудом отвлекаясь от вида аппетитной груди. – Я на тебя не претендую. Мы расстались недавно.
– Почему? – искренне удивляется.
– Я тебя недостоин, – с легкостью вру. – Ушел к другой.
– Фу, – облегченно вздыхает. – Думала, что будешь меня «топтать». А раз расстались, почему пришёл?
– Проблема в том, Диана, – спокойно, тщательно подбирая слова, отвечаю, – ты попала в автомобильную аварию и ничего не можешь вспомнить. Я – единственный, кто оказался в твоём телефоне. Мне позвонили из больницы. Кроме меня, никто не знает, кто ты и откуда.
– А, так ты сердобольный мальчик, – усмехается, – герой на белом скакуне. Примчался спасать.
– Диана, смени тон, – злюсь. – Не хочешь, чтобы приходил, скажи. Уйду. Пришел потому, что сказали, что ты ничего не помнишь, и не могут найти родственников. Не нравится – могу уйти. Уйти?
– Чуть что, сразу в кусты, – бормочет. – Поматросил и бросил. А теперь еще и шантажирует.
– Да кто тебя шантажирует? – удивляюсь, чувствую раздражение, что приходится оправдываться перед человеком, который меня использовал в своих интересах. – Короче. Вижу, тебе нужно свое бесилово на кого-то выплеснуть. Я блевотину выслушивать не буду. Или говори нормально, или я пошел.
– С тобой невозможно разговаривать, – бормочет. – Сразу переводишь разговор в другой сценарий.
– Хочешь, чтобы расплакался, упал на колени? – сухо уточняю. – В мужья не набиваюсь. В любовники – тоже. Друзья – не отличные. Справлюсь с потерей, когда выйду из палаты.
– А за что ты меня ненавидишь? – тихо спрашивает. – Что я такого сделала? За что ты так со мной сейчас?
– Не буду отвечать, – упрямо сжимаю губы. – Вспомнишь сама. Не хочу ворошить прошлое.
– Наше прошлое? – уточняет.
– Прошлое ушло и не повторится, – твердо отвечаю. – Нужно решить, как двигаться дальше.
– Ну и какие есть варианты? – невесело интересуется, думая о чем-то.
– Вариант первый. Ухожу и больше не прихожу. Разбирайся со своими проблемами самостоятельно. Вариант второй. Признаём, что знакомы. Не строим иллюзий. Пытаемся восстановить память и найти твоих родных. Ну и третий вариант. Говорю, что незнаком с тобой, «забываю» обо всем. Не пытаюсь помочь.
– А чем первый вариант отличается от третьего?
– В первом не отказываюсь от тебя. Давай полежишь, подумаешь, как жить дальше, а я пойду. Как решишь – позвонишь. Не позвонишь – значит, третий вариант.
– Жестко ты со мной, – вздыхает, замолкает.
– А если ничего не вспомню? – спрашивает, сжав кулаки, напрягается в ожидании ответа.
– Я помогу, – твердо отвечаю: – Без истерик, пантов и выкрутасов. Вместе решим проблему. Или будешь сама барахтаться.
– А есть выбор?
– Выбор есть всегда, – встаю. – Жду звонка. Сотовый заряжен?
– Заряжен.
– Думай. Звони. Или не звони. Выбор за тобой. Пока.
– Пока.
Выйдя из поликлиники, иду в агентство недвижимости. У меня хорошая репутация в городе. После объяснения ситуации с Дианой получаю телефон хозяйки квартиры, в которой жила девушка. Звонок хозяйке. Информация, что через три дня нужно вносить арендную плату. Сообщаю, что девушка в больнице и не сможет выплатить аренду. Вместо понимания ситуации слышу набор резких слов. Прошу о личной встрече на квартире, пообещав принести часть денег.