Трехэтажный дом, шикарный и огромный. Кто я, черт возьми?
— Пойдем, я покажу твою комнату! — восклицает мама, не выдерживая того, как долго все рассматриваю. Я поворачиваю голову к отцу, вновь его улыбка. Но звонит телефон. Он смотрит на дисплей.
— Я подойду позже, — папа нам кивает, отвечает на звонок и скрывается в одном из коридоров, которые, кажется, ведут в бесконечность.
— Ну, пошли? — мама выжидательно смотрит на меня. Мы поднимаемся на второй этаж, поворачиваем направо, проходим три двери и упираемся в стену, поворачиваем налево и мама открывает дверь. Так нужно запомнить, как сюда идти. Матерь Божья! Я здесь живу? Одна? Я?
Комната огромная. Вся в розовых тонах. Словно, спальня принцессы, не меньше. Огромная овальная кровать на десятерых… Ладно, это я преувеличиваю. Но таких, как я, четверо поместятся точно. Настенные полки, на которых коллекция фарфоровых кукол. Дверь на полукруглый балкон. На противоположной стене висит только огромная картина и расположены две двери. Вся комната в букетах. Огромных, ярких цветах. Я вопросительно смотрю на маму.
— Твои друзья, — объясняет она, — они очень волновались и переживали за тебя. Вот этот от твоей лучшей подруги Альвины… — она указывает на один из шикарнейших огромнейших букетов. — Ты помнишь Альвину?
На мгновенье что-то кажется мне неправильным в произнесенном мамой, но это буквально на какое-то мгновенье. Хотя… как я могу знать?
Так. Альвина, Альвина, Альвина… Пустота. Я поднимаю глаза на маму и лишь качаю головой.
— Тебе нравится твоя комната?
— Да… очень большая и… розовая… А где здесь шкаф?
Мама мне загадочно улыбается. Берет мою руку и подводит к той двери, что расположена ближе к окну. Ну, конечно. Мой гардероб занимает маленькую комнату. И целая стена обуви. Офигеть можно!
Я подхожу к желтому пуловеру. Отгибаю горлышко. Армани. Ага, просто шикарная вещь.
— Мы богаты? — спрашиваю, развернувшись к маме.
— Ну, милая, не пристало задавать такие вопросы дочери генерального директора холдинг компаний, — мама мне игриво подмигивает, — ты выбирай, что одеть к ужину, и, вообще, осмотрись. Ужин в семь. Если что позвони, твой телефон на тумбочке.
— Хорошо.
— Ох, милая! — мама всплескивает руки и душит меня в очередных объятьях, целует в висок. — Я так рада, что ты дома!
Когда мама все же оставляет мое полупридушенное тело и уходит, подхожу ближе к зеркалу и осматриваю себя. Я — среднего роста. Волосы действительно черные, словно крыло вороны, доходят до плеч, прямая челка ровно до бровей. Глаза синие, яркие, и, действительно, как у папы. Только если они у него круглые, мои по — восточному, слегка вытянуты. В общем-то, даже без косметики, с первого раза я определенно себе нравлюсь. Не сказать, чтоб я себя не помнила до такой степени. Просто сейчас присматриваюсь к деталям, например, над губой слева у меня родинка. Я наверняка, знала, о ее существовании и раньше, просто сейчас, словно впервые заметила.
Разглядывала я себя в зеркало порядочно времени. Потом перешла к одежде. Меня удивил тот факт, что вся одежда новая и с бирками. Я что не ношу ее? Провожу рукой по вещам, здесь целое состояние. Так, ладно. Хватаю с полки джинсы и белую футболку — классика. Волосы собираю в крошечный хвост на затылке и выбираюсь из своего Дольче Габана.
На лестнице неожиданно сталкиваюсь с молодой девушкой, которая на бегу со мной здоровается. Это ещё кто?
— Эм… извините, — торможу ее я, — вы не подскажите, где кухня?
Столовая тоже большая. Интересно в этом доме есть маленькие комнаты? За столом уже сидит моя мама, одета как королева Англии, только шляпки не хватает. Кремовый костюм с юбкой и белой блузкой. На шее нить жемчуга. Элегантно, просто и безумно дорого. Просто, но со вкусом. Короче, что-что, а то, что мама умеет себя подать, я поняла четко. Мне кажется, она даже в мешке будет выглядит шикарно.
— О, милая, ты пришла, — мама заключает меня в объятья, словно, мы разлучались на неделю. Хотя, наверно, придираюсь. Я все-таки провалялась без сознания полтора месяца — садись сюда, рядом со мной.
Я послушно устраиваюсь на отведенное место. В этот момент заходит мой папа. Его черные и густые брови сведены к переносице. Вид весьма суровый. Но стоит его синим глазам встретиться с моими, как складочки распрямляются. Проходя мимо, он треплет меня за плечо.
— Освоилась?
— Стараюсь, — отзываюсь. Папа занимает место во главе стола. И мы принимаемся за ужин.
— Милая, — начинает разговор мама, она проводит рукой по моей щеке, когда я жую. Ладно. — Ты помнишь, где ты учишься?
На мгновенье задумываюсь.
— Интернат, — выговариваю я, и тут меня осеняет. — Эврика, верно? Я там и живу…
— Это не просто интернат, — вступает в наш диалог папа, — это твоя ступень к будущему…
Да, да я это уже слышала… Когда мне стукнуло одиннадцать и я должна была перейти в пятый класс, мама с папой решили меня перевести в Интернат «Эврика». Это учебное заведение представляет собой и школу с уклоном на иностранные языки, и дом. Я практически жила в нем круглый год. Приезжала домой только на два летних месяца и десять дней на Новый год. Но это не просто интернат, это интернат для богатеньких со всей России. Таких как я. Привилегированных детей. Золотой молодежи.
И устроена учеба так: после школьной программы, ты остаешься в интернате ещё на три года. Начинаешь изучать язык углубленно, уже на уровне университета. К двадцати одному, закончивший интернат смело может отправляться покорять Европейские ВУЗы.
— И мы подумали с папой, что тебе не следует его бросать, — говорит мама, — врач сказал, конечно, никаких стрессов, но мне и папе, кажется, что если ты окунешься в привычную атмосферу, встретишься с друзьями… то память, она вернется и ты станешь… собой.
Я молча смотрю на маму, затем перевожу взгляд на папу. Прислушиваюсь к себе. Ничего. Это странно, что я помню все о самом интернате, но ни своей комнаты в нем, ни соседок, если они есть, ни учителей. Ничего не помню.
— Хорошо, — выдыхаю, — когда мне паковать чемодан?
Мама мне улыбается.
— Сегодня тридцатое августа, боюсь, что очень скоро, милая. Однако, тебе полезно ещё немного побыть дома, по учебе потом наверстаешь…
— Забавно, — хмыкает он, когда заходит за мной следом, — у тебя огромный дом, с огромными комнатами, а ты выбрала самую маленькую…
— Ты видел эту жуткую коллекции идеальных девочек?
— Брр… Такое чувство, что по ночам они оживают и смотрят, как ты спишь, — он передергивает плечами.
— Вот и я о том же, — выдыхаю и оглядываю темное помещение, — а эту я сама выбрала, понимаешь?
В темноте могу различить лишь его темный силуэт. Он касается рукой стены. Я почти уверена, что он улыбается.
— Понимаю. Это твое убежище от чудовищ.
Я осматриваюсь.
— От себя не спрячешься, — бормочу почти себе под нос и затем чуть громче, — так что, ты мне поможешь?
— Крис, ты ж знаешь, я за любой кипишь, пусть даже голодовку, — он делает шаг ко мне, приближает мою голову к своей, сталкивая наши лбы. Я чувствую его мятное дыхание. — С тобой всегда и во всем. Да?
— Не, — проговариваю, — не дождешься. Голодовки не будет. Кстати, пошли кушать! — делаю от него шаг.
У него приятный смех. Тихий, грудной. Такой, что я сама невольно улыбаюсь.
Я открываю глаза и сажусь в кровати. С некоторой настороженностью осматриваю коллекцию кукол, словно они и, правда ожили и наблюдали за мной всю ночь. Ну, вот. Шизофрения. Ни меньше.
Мое сердце бешено стучит. Я поворачиваю голову. На часах семь утра. Ложусь обратно на мягкую перину. Кто он, черт возьми, и почему я его вижу, словно наяву, но разглядеть не могу? Может, это мой одноклассник? Возможно, вернувшись в интернат, я действительно смогу вспомнить все и мне не придется искать себя? Скорее бы. Мне совсем не нравится идти на ощупь, не зная, что я оставила позади
Лукьян
Открываю глаза, и некоторое время расплывчато вижу перед собой белый потолок. Кое-где уже серый, а кое-где с отвалившейся побелкой. Благо, крестная не часто поднимает голову в моей комнате. Протираю ладонями лицо, жестом будто умываюсь, чтоб окончательно прогнать сон. Страшный. Мой личный кошмар. Взгляд останавливается на тату на запястье. Единственном на моем теле. «VENIA». То, что я не заслуживаю. Наверное, никогда не заслужу.