Старый Урч неторопливо поставил на плиту чайник, пристроил на просушку у камина старенький мокрый беретик своего гостя и, разлегшись в кресле-качалке, принялся рассматривать нежданного пришельца, покусывая длинный седой ус.
- Да, вылитый дедушка! А ты не стесняйся меня, малыш, я ведь свой, можно сказать, почти родственник - давнишний друг дома! Только вот где теперь этот дом, э-хе-хе... - Урч вздохнул, закашлялся и принялся энергично протирать стекла очков клетчатым носовым платком, огромным как цыганская шаль. - Ну, что там тебе Букара наговорила про Личинку? Небось, глупости какие-нибудь? Ты вот что... Ты, Скучун, зови меня просто дедушкой, так-то будет лучше! - И старик опять закашлялся.
Глава III
Вся эта история случилась Ночью, когда Вечер уже спал, свернувшись калачиком... А перед этим произошло вот что...
* * *
Над Землей воссияла полная Луна. Она нежилась в реденьких пушистых облачках и была сегодня особенно добродушна и игрива.
- Эй, Ветерок! Слетай-ка, братец, к Ноченьке. Что-то она нынче замешкалась... Пора. Уже пора! Ее время.
- Стой, Ветерок, не спеши! Я еще совсем не хочу спать. - Это отозвался Вечер, покачиваясь на дневной Радуге, на которую он набросил покрывало вечерней зари, чтобы ее не было видно. Вечер сочинял поэму о Гармонии Четырех Начал. - Я сейчас переплетаю словесный и музыкальный узоры, и только что отыскал такие красивые сочетания, что сам диву даюсь! Первая часть моей поэмы лиловая. Ах, какая это будет красота...
Луна осветила невесомое ложе Вечера и поняла, что расположился он на Радуге - спутнице Дня, - прикрытой покрывалом. Сделав вид, что настроена вполне серьезно и вовсе не намерена шутить, Луна приблизилась к Вечеру.
- А что это за поэма о Гармонии Четырех Начал? О чем она, а, Вечер? - И Луна окутала свои плечи влажно-пенистой кружевной накидкой из облака.
- Ах, Луна, не стоит притворяться... Будто ты не знаешь, что такое Гармония... И на каких началах держатся наши миры... Утро, День, Вечер и Ночь... Весна, Лето, Осень, Зима - все из них состоит, все им подчиняется. И как это красиво!
Вечер, мечтательно полулежа, стал негромко напевать. Ветерок, всегда такой эмоциональный и впечатлительный, заволновался и полетел: вверх-вниз, вправо-влево. Он порхал в такт мелодии Вечера, позабыв обо всем на свете. А Луна, сделав вид, что заслушалась, вальсируя и кружась в своей дымной шали, подкралась потихоньку к самозабвенно поющему Вечеру и, звонко расхохотавшись, сдернула с Радуги покрывало вечерней зари.
Вот так история! На вечернем небе в переливах лунного смеха, мерцающего и бессонного, вдруг воцарилась дневная Радуга! Ясная, жизнерадостная, полная сил и света. Вечер скатился с нее и, не удержавшись, тоже расхохотался. То-то было шуму...
Луна резвилась среди туч, ныряла в их разноцветную гущу и выскакивала в самом неожиданном месте. Радуга, всегда посылающая на Землю радость среди белого дня, не поскупилась и сияла вовсю, страшно довольная собой. Вечер выручило его природное чувство юмора.
Если бы он обиделся на лунные проделки, то выглядел бы жалким и смешным. А он, довольный приключением, дергал Радугу по очереди за все ее семь цветов и распевал во все горло вновь сочиненную поэму.
Шум и светопреставление разбудили-таки заспавшуюся Ночь. Ее все побаивались, и с появлением этой особы немедленно водворился порядок.
Высокомерная Ночь, надменно окинув взглядом тотчас ретировавшийся Вечер, осмотрела свои владения. Кажется, все в порядке. Теперь, когда все оставили ее в покое, и даже Луна укрылась вдалеке, Ночь присела у края звездного скопления Плеяд из созвездия Тельца и подумала: "Вот. Все меня боятся, а ведь бояться-то нечего... Я - это я, только и всего. И не злая и не добрая. Разная, как, впрочем, и другие... Можно подумать, будто Утро уж такое распрекрасное и одинаково великодушно ко всему вокруг. Ничего подобного! Утра тоже иногда следует опасаться. Особенно когда оно не в духе".
Ночь улыбнулась. И, сжавшись в крохотный комок, вдруг разлетелась во все стороны стремительными лучистыми потоками частиц, сияний и волн. Она понеслась к Земле, она спешила так, что казалась даже немного .взволнованной. Ночь поняла, что соскучилась. Как давно не сидела она на краешке неба, совсем по-домашнему подперев щеку кулачком и глядя вниз на простертую перед ней земную жизнь! Ночь знала здесь своих любимцев, имела свои привязанности, и ее избранники чувствовали это. Вот и сейчас, оглядев Землю, она поздоровалась со всеми, давно знакомыми, и с теми, кого узнала недавно, и с теми, кто еще не появился здесь, но уже вот-вот готов был родиться и стать земным существом...
- Это мои, родные! - радовалась Ночь, узнавая своих по мечтательному взгляду и чуть рассеянной улыбке. - Ну, как вы тут, что поделываете? - Она наскоро проглядела надземный преднебесный слой, где обитали Духи Стихий и множество бестелесных душ. Тут все было в порядке и двигалось во времени просто и естественно. - А вот и Земля, люди. С ними я сегодня беседовать не стану. Не их черед теперь... Ну, а что там в подземном мире творится, мы сейчас посмотрим... - И она, пройдя сквозь землю взором, оглядела Нижний город, отыскивая след теплого зеленого существа...
- Ах, вот ты где, мой маленький! - Ночь с нежностью посмотрела на Скучуна, гревшегося у камина и с боязливой робостью глядевшего на Старого Урча, своего новоявленного дедушку. - Ну вот, мой пушистенький, ты и подступаешь к грядущим событиям твоей большой и настоящей жизни. Ты уже почти совсем взрослый стал, гляди-ка! Я, оказывается, не видела тебя лет пять по земному времени... Или семь? Для землян это немалый срок. Время, время... Вечно его в обрез. То Утро обрежет, то Вечер! А ты тут растешь без меня, дружочек, и мама с папой далеко-далеко от тебя, и рядом никого, кто помог бы и подсказал... Я знаю, что будет теперь и что случится потом, не знаю только, всегда ли ты будешь верен себе и своей любви к Красоте. Ведь это трудная любовь... Нелегко приходится тебе одному в подземелье. Но ведь это твое испытание. А я тебе помогу. - Ночь вздохнула. - Что-то я расчувствовалась не в меру. Этак чувства мои не успеют за день вырасти заново!
Скучуна - это маленькое существо с поэтической душой - Ночь почему-то отмечала особо и всегда заглядывала в Нижний город ради него. Будто мало у нее по всему свету городов - и Нижних, и Верхних... Она пролистала свою Книгу земных и небесных судеб, нашла там историю рода Скучуна и прочитала знак его судьбы: "Он поможет Личинке обрести свободу, чтобы она в заветный час исполнила свое предназначение..."
- Ой-ой-ой, ну и достанется тебе!.. - покачала головой Ночь. А потом подумала: не страшно. Так и должно быть. Красоту не даруют просто так. Надо потрудиться. Скучун, как и всякий другой, должен сам найти и пройти свой путь, а иначе он не станет самим собой... Я буду наблюдать за ним и помогу, если только появится настоящая опасность. А уж она-то появится наверняка... Но пока он в добром доме: Старый Урч - это начало пути...
Ночь взметнула над Москвой иссиня-черный шлейф, разметавшийся в Космосе, и в мгновение, недоступное Времени, пронзила пространство Млечного Пути... В этот миг вне Времени она задумалась: "Странно, как все устроено... Когда я на Земле, то все чувства и думы мои становятся земными. А, к примеру, в созвездии Гончих Псов чувств не бывает совсем. И только дома, в своем невидимом для всех иных пристанище, я становлюсь сама собой и существую так, как это свойственно мне от природы. Как же все они, эти разнопланетные обитатели, насыщают меня собою, своими помыслами и свойствами... Просто спасу нет! Надоели!"
И, покинув пространство Вселенной, Ночь заполнила все остальные, чтобы совершать свою работу и там. Вскоре она была уже так далеко, что даже ее звездный шлейф растаял в тумане...
Глава IV
Согревшийся и повеселевший Скучун, устроившись в уголке большого старого дивана с мягкими подушками, рассказывал Старому Урчу о своем житье-бытье. Он описал свое чудесное жилище с кустом жасмина в раме на стене, порхающими облаками и звездами, поведал о раздумьях и мечтах, которые наполняли его дни неясными стремлениями и грустью. Скучун наконец-то встретил собеседника, который слушал его серьезно и внимательно, одобрительно покачивая головой, и не ворчал, что все это пустые бредни.
