Объединения IX–X вв. славянских племен сербской группы оказались непрочными; противоречия между князьями – жупанами, соперничество Рима и Константинополя за право христианизации сербских племен обусловили отсутствие церковного единства Сербии, что сказалось и на культурном единстве северо-балканских славян. Достигшая наивысшего могущества при Стефане Душане (1331– 1355), многонациональная держава Сербии и Романии разбилась вскоре после его смерти на тысячу осколков, став добычей турецких султанов.

Принявшие католичество западные славяне и венгры не смогли противопоставить натиску соседей объединенные силы и в течение нескольких веков входили в состав более сильных держав, не растворяясь в них.

Киевская Русь – обширное государство, сформировавшееся к середине XI в., – придала интеграционным процессам восточных славян особую динамику. Хотя к этому времени история восточных славян насчитывала уже два тысячелетия21, именно Киевская Русь стала, по мнению академика Б.А. Рыбакова, «третьей по счету (после Рима и Византии) европейской империей»22. Почему именно Киев стал геополитическим центром огромного пространства от Черного до Белого моря? Академик Б.А. Рыбаков дает свое объяснение: «Исторический путь дальнейшего развития славянских племен Восточной Европы был намечен и предопределен ситуацией VI–VII вв., когда русский союз племен выдержал натиск кочевых воинственных народов и использовал свое положение на Днепре, являвшемся путем на юг для нескольких десятков северных племен днепровского бассейна. Киев, державший ключ от днепровской магистрали и укрытый от степных набегов всей шириной лесостепной полосы стал естественным центром процесса интеграции восточнославянских племенных союзов…»23 Объединительной роли Киева способствовали и его интенсивные экономические, культурные связи с Византией и славянскими народами, его активная дипломатия24. Все это позволило ему быть на протяжении нескольких веков важнейшим интегрирующим звеном всех восточных славян, пока нашествие орд Батыя и межкняжеские раздоры не нанесли Киевской Руси сокрушительные удары. Ни Новгород, ни Владимир при всем их величии не смогли стать объединительным центром восточных славян. Позднее эту роль возьмет на себя Москва.

Естественно, все отмеченные формы территориальной интеграции не претендовали, за исключением, пожалуй, Священной Римской империи Карла V, на роль панъевропейских объединений. Но и империя Карла V скреплялась не договором, а захватами и династическими связями, чем обусловлена ее недолговечность.

Формой военно-оборонительного и политического союза, основанного на договоре, можно считать средневековые унии: Кальмарскую унию (1357 г.) между Данией, Норвегией и Швецией, Кревскую унию (1385 г.) между Польшей и Литвой, Утрехтскую унию (1579 г.) семи самостоятельных нидерландских провинций и др. Однако эти унии были географически ограниченными.

Подлинную предысторию европейской интеграции следует, очевидно, искать в глубинных пластах европейской истории. Под глубинными пластами мы подразумеваем не столько «историю событий», сколько ту «подспудную» историю, которая создавалась идеями, европейской цивилизацией.

В основу «европейской идеи», безусловно, легло понятие «европейская цивилизация»25, характеризующее определенный уровень общественного развития и материальной культуры, совокупность ценностей и отличительных черт европейской географической и исторической общности людей.

Европейская цивилизация – одна из важнейших составляющих мировой цивилизации, а на протяжении ряда веков в силу различных причин – и доминирующая составляющая. У этой цивилизации глубокие экономические, политические, культурные, религиозные, правовые и иные истоки26. О компонентах европейской цивилизации и ее меняющихся географических очертаниях можно было писать много, так же как и спорить о «закате» Европы и европейской цивилизации27. Предельно четко суть европейской цивилизации и «идеи Европы» выразил один из основателей европейского федералистского движения Д. де Ружмон: «Европа создавалась иудейско-христианской религией, греческим понятием личности, римским правом, культом объективной истины – и вопреки национализму»28. Как человек, прошедший в молодости школу марксизма, автор добавил бы в составляющие европейскую цивилизацию элементы еще и «экономический уклад», либо «дух капитализма».

Средневековый европейский мир стал амальгамой античного и варварского миров, скрепленных христианством, получившим на территории Европы повсеместное распространение в V–X вв. «Именно в горниле средневекового христианства окончательно сложилась идея Европы на базе единства религиозной веры»29, – подчеркивает швейцарский исследователь Ж. Котье. Ему вторит Ж. Ле Гофф: «На всем протяжении каролингского и послекаролингского периодов – в IX и X вв. – в текстах чаще, чем принято считать, возникает понятие «Европа»; и вопреки частым утверждениям оно не является чисто географическим названием; кстати, «чисто географическое название» – понятие вообще бессмысленное. Географические названия не столь невинны. Использование понятия «Европа» означало чувство некой общности, которая возникла до повсеместного принятия христианства; потом, начиная с XI в., это чувство единства и общности, которое у самих «европейцев» сохранилось и даже усилилось, наполняется новым смыслом, и чаще всего его понимают как чувство принадлежности к христианскому миру»30.

Христианство с самого своего возникновения, еще с катакомбного периода, выступает как религия интернациональная, объединяющая верующих, независимо от их национальности. При всей спорности выводов К. Каутского он, безусловно, прав, подчеркивая, что Христос явил себя миру как «интернациональный спаситель», в отличие от мессианских чаяний иудеев, носивших чисто национальный характер31. Иными словами, первым объединителем европейцев стал образ Христа.

Первые крестовые походы и взятие в 1099 г. святого града Иерусалима знаменовали собой не только начало эпохи противостояния мировых религий, но и формирование рыцарства – прототипа европейцев-интернационалистов. В отрядах крестоносцев можно было встретить рыцарей со всей Европы – от Португалии до Чехии. Рыцарские ордены, как и европейское «пульсирующее» монашество32, стали хранителями общеевропейских христианских ценностей. Европейские монастыри и религиозные ордены обеспечивали преемственность античных традиций: переписывались трактаты античных авторов, религиозное обучение основывалось на глубоком знании греческих и римских текстов, этими традициями затем сполна воспользовались гуманисты Возрождения.

Христианство – прежде всего его гуманистическая традиция – стало питательной средой новой культуры, – культуры Возрождения. «Возрожденческий человек мыслил себя в первую очередь творцом и художником наподобие той абсолютной личности, творением которой он себя сознавал»33. Именно во Флоренции впервые формируется мощный пласт общеевропейской культуры, еще пропитанной идеями и образами христианства, но уже вполне светской. Из Флоренции вынесет Данте свои идеи общеевропейской монархии, утверждающей мир и права человека.

Особенностью европейской культуры, пропитанной идеями христианства, было то, что благодаря этому она была понятна широким массам европейцев34. При этом как достаточно автономная сфера духовной жизни культура обеспечивала коммуникативные связи между людьми вне всяких границ. Уже бродячие певцы и поэты-трубадуры, труверы, ваганты не знали государственных границ, воспевая любовь, воинскую доблесть, достоинство и честь. Именно в эпоху раннего Возрождения, как и в эпоху греко-римскую, вновь формируется европейская интеллигенция, из которой вышли первые идеологи панъевропеизма. В первые европейские университеты, обучение в которых велось на латинском языке, съезжалась студенческая молодежь и ученые со всей Европы35.