Мун остановилась в дверях и замялась. Она потупила взгляд на собравшихся, и все пафосные речи, выстроенные, как ей казалось, с такой точностью, оборвались в её мыслях. Мун уже не ощущала себя бесстрашной и воинственной королевой, она почувствовала знакомое чувство непонимания и смущения, какое всегда возникает перед умными людьми, чьи высокопарные беседы не под силу скудному разуму маленькой принцессы. Девушка нерешительно шагнула вперёд, словно робкий ребёнок в кругу взрослых и оттого страшных людей. Стоило её ноге шаркнуть по ворсистому ковру, как все взгляды тут же обратились на неё и засветились упованием на то, что именно юная королева теперь сумеет разрешить все конфликты и споры, одним своим приказом. Мун прошла к столу и попыталась напустить на себя решительный вид, но получалось не очень удачно. Однако и этой потуги хватило, чтобы присутствующие напряглись в каком-то трепетном ожидании.
Несмотря на то, что бесконечные крики и препирания раздражали нервы королевы, от внезапно установившейся тишины легче ей не стало. Она ещё острее почувствовала свою значимость в судьбе своей родины, когда прочитала в глазах, устремлённых на неё, волнение и надежду. Решив немного отсрочить вдохновенные речи, Мун осторожно поинтересовалась положением дел, от которых была очень и очень далека. Из наперебой произнесённых фраз, Мун поняла, что некий генерал, не согласный с условиями предлагаемого мьюнианцами мира, отделился от армии и собрал вокруг себя своих единомышленников, коих оказалось довольно много. Мун чуть не вспыхнула от ярости, когда ей сказали, что именно он, «ящер», и его последователи убили её мать. Как только новоиспечённую королеву посвятили в сложившуюся ситуацию, перебранка заседающих продолжилась с новой силой. Кто-то упорно стоял на том, что нужно разгромить непокорных, кто-то категорически был не согласен с этой позицией и требовал склонить монстров на мирную сторону, заключив с ними хотя бы перемирие, а кто-то спорил лишь ради того, чтобы вставить своё слово.
Глаза Мун бегали по толпе, словно среди вечно несогласных между собой людей она могла найти верное решение. Голова уже просто раскалывалась от шума и тяжёлых дум. Ещё чуть-чуть, казалось принцессе, и она просто закричит во всё горло, швырнёт стул, на котором сидит, в стену, и убежит, лишь бы не слышать больше ничего: ни чужие голоса, ни собственные мысли. Едва сдерживаясь от слёз, подступающих к глазам по неизвестной принцессе причине, Мун резко поднялась со своего места, чем заставила ожесточённую дискуссию немного притихнуть. Присутствующие решили, что у девушки, должно быть, появился дерзкий план, гениальный ход, способный удовлетворить все стороны. Однако ответ всех немного расстроил:
— Господа, — тихо начала королева, воспользовавшись общим молчанием, — я услышала вас всех и собираюсь принять во внимание каждое мнение, но мне нужно всё как можно лучше обдумать, чтобы не разочаровать вас. Поэтому я откладываю решение до завтра. А теперь простите, мне нужно уединиться… — и, поклонившись всем, кто был в Зале, Мун поспешила выйти.
Мощные двери Зала закрылись за девушкой, и она рванулась с места, наконец исполнив своё простое желание убежать. Но вот только убежать она могла лишь в свои покои. Достигнув своей комнаты, Мун незамедлительно вбежала туда и тут же заперла дверь. Едва перебирая неверными ногами, девушка подошла к письменному столу и свалилась на стул, положив потяжелевшую голову на сложенные руки. Книга заклинаний лежала подле неё на небольшой подставке, и Мун слышала тихие всхлипывания Глоссарика, раздававшиеся сквозь толстую обложку. Вскоре и её сдавленное хныканье смешалось с этими едва слышными звуками. Но слёзы не текли по её щекам, не капали на ровную поверхность стола, растекаясь по ней. Она просто не могла плакать. Только не сейчас.
Готовая уже перейти на вой от безысходности, Мун вдруг услышала шуршание бумаги, и приподняла голову, видя, что книга открылась сама, пролистывая собственные страницы. Девушка приосанилась и убрала руки со стола, с удивлением посмотрев на главу, на которой остановилась книга. Глава Эклипсы, королевы тьмы, была открыта перед ней. Запретная часть книги, венчавшаяся черепом и обмотанная цепями, которые сейчас светились. Эклипса… она-то ведь точно должна знать, что делать, верно? Во время заседания Мун узнала, что ящер, повинный в смерти её матери, неуязвим, как и часть его войска, а это значило, что обычной магией, к тому же, ещё не до конца развитой, Мун его не победить. А королева тьмы могла бы помочь в этой непростой ситуации. Будь Мун хотя бы на несколько лет старше, может быть, она бы ещё поколебалась, подумала бы сама, но ей было всего семнадцать, она была ещё слишком юной, чтобы принимать решения, от которых зависят жизни сотен тысяч людей. Неважно, что будет потом — если Мун не победит бессмертного монстра сейчас, может случиться что-то непоправимое. Со злом, несокрушимым злом может бороться лишь тёмная магия.
Королева ни с кем не посоветовалась насчёт своей идеи, ведь она знала, что этого никто не одобрит, и тогда её промедление будет стоить королевству огромных потерь. Мун была в отчаянии, и только лишь в сделке с тёмной королевой ей виделся выход из ситуации.
Ромбулус не возражал, когда Мун попросила его позволить ей поговорить с заточённой в кристалл Эклипсой. Он лишь неодобрительно покачал головой, нахмурившись, но решил, что королеве лучше знать, как вернее поступить в такой крайне непростой ситуации. Ромбулус сопроводил девушку к кристаллу, в котором томилась Эклипса, и Мун вдруг ощутила благоговейное уважение вперемешку со страхом перед Тёмной Леди, когда увидела её строгое, чуть суровое лицо, просматривающееся сквозь плотный кристалл. Ромбулус растопил кристалл чуть выше талии королевы и ушёл, оставляя Мун наедине с этой, безусловно, великой женщиной, которая, быть может, и правила тьмой, но была могущественным магом, единственным, кто может помочь потерянной принцессе.
Шумный резкий вдох разрезал плотную тишину, заставив Мун вздрогнуть и отступить на шаг. Королева Эклипса жадно ловила ртом воздух, широко раскрыв удивлённые глаза, которые остановились на девушке, когда женщина отдышалась.
— Эти кристаллы такие тесные, — пожаловалась она, как-то отчуждённо поглядев на Мун, словно не она была заключена в минеральную тюрьму вот уже как триста лет, — так давят на грудь. И кто ты, милое дитя? — мягко спросила Эклипса, и в её голосе принцесса расслышала ласковые нотки, совсем не свойственные Тёмной Леди.
— Королев-ва М-мьюни… — не чувствуя себя в праве говорить перед подобным существом, пролепетала Мун, крепко сжимая палочку в руках.
— Королева? — женщина вопросительно изогнула бровь и слегка склонила голову набок, оценивающе глядя на девушку. — Весьма юна для правительницы. Если только… — и её лицо приняло выражение жалости, когда Мун коротко кивнула, отведя блеснувший взгляд в сторону. — Бедняжка… я тоже рано потеряла мать. Сколько уже я здесь?
— Около трёхсот лет, — тихо ответила Мун.
— Триста лет! — ахнула королева, и её тонкие брови поползли на лоб. — Так… что же привело тебя сюда, дитя? Наверно, за триста лет про меня много всего напридумывали, так что не думаю, что ты могла навестить старушку Эклипсу просто из интереса.
— Я хочу… — робко начала Мун, но слова давались с большим трудом. — Я хочу, чтобы вы научили меня своему темнейшему заклинанию. Оно ведь… способно убить бессмертного? — последние слова она произнесла совсем тихо, будто кто-то мог услышать её, и тогда какой-нибудь ужасной беды было бы не миновать.
Эклипса, казалось, нисколько не была удивлена подобной просьбе. Она молча кивнула, даже не подозревая, какое облегчение в этот момент ощутила Мун, и с усилием вытащила из кристалла руку. Тёмно-фиолетовая перчатка осталась в минерале, и Мун увидела многочисленные тёмные вены, видневшиеся из-под тонкой кожи, и совсем почерневшую ладонь королевы. Девушка хотела было протянуть и свою ладонь, но Эклипса качнула головой.
— Нет-нет, не так быстро, милая, — серьёзно сказала она. — Это заклинание должно быть наполнено искренними эмоциями, пропитано твоей ненавистью, направленной на того, кого ты желаешь повергнуть. Если ты хоть на мгновение позволишь себе засомневаться в своём решении, за последствия применения моего заклятия я не ручаюсь. Поэтому я спрашиваю тебя, дитя: уверена ли ты в своём решении, отвергаешь ли любые чувства к своему врагу, кроме всепоглощающей ненависти? Всей ли душой, всем ли сердцем желаешь его гибели?
