ГЛАВА 1

Любое возвращение, куда-либо и к чему бы то ни было, как правило, вызывает в каждом из нас определённые положительные эмоции. Ну, сами представьте. Как порой приятно вернуться на ту самую улицу, где прошло твое детство; в школьные стены, за десять лет учёбы, ставшей тебе чуть ли не родными. Или в город, в котором провел большую часть своей жизни, и с которым судьба вдруг разделила тебя на долгие годы. Что ж тогда говорить о человеке, вернувшемся с того света.

И, тем не менее, услышав весенние трели птиц, а чуть позже, и увидев за окном голубое небо, какого-либо бурного восторга, я почему-то вовсе не испытал. Быть может, случилось это потому, что открыв в то памятное утро глаза, мне и в голову не могло прийти, что последние четыре месяца, я пребывал в бессознательном состоянии, балансируя между жизнью и смертью. Но об этом, мне расскажут уже после.

Пока же, я просто проснулся утром. Как это ежедневно делают миллиарды людей. С единственной поправкой, на не слишком знакомую, окружавшую меня ныне обстановку.

Причём, первая, посетившая мой разум мысль, была несколько абсурдной и одновременно, вполне реальной.

«Не уж-то, я вчера перепил?.. Потерял над собой контроль, потому и был доставлен сюда, в вытрезвитель!..»

Да-да, не удивляйтесь, пару раз я успел побывать в подобных, не самых приятных заведениях. Правда, попадал я в те истории, уж довольно-таки давно, сразу после своей армейской службы.

И если не вытрезвителем, то чем ещё можно было объяснить тупую головную боль; пересохшее горло и металлическую кровать, на которой я нынче лежал. Ко всему прочему, казённое бельё, насквозь пропитанное приторным хлорным запахом.

Оглядевшись по сторонам, и приметив рядом с собой ещё пару аналогичных, аккуратно заправленных простецких кроватей, я в ещё большей степени утвердился в своём первоначальном убеждении на счёт «спецмедслужб».

Судорожно пытаясь припомнить подробности вчерашнего вечера, я постепенно начал восстанавливать хронологию прошедших со мной событий. К примеру, вспомнил заснеженную набережную. Ночное здание Речного порта. Всплывший из глубины речных пучин теплоход. Магистра. Аэртона. Марту. Машину «Скорой помощи» и горе-врача Сергея Арнольдовича…

«Однако всё это было, накануне Нового Года. А сейчас, чуть ли не лето. Окна открыты. Веет теплом и свежим воздухом. Стоп. Никакой это не вытрезвитель. А самая настоящая больница. Где, вопреки всему, меня и вернули к жизни. Точно! Меня же, кое-как довезли до больницы с тем «огнестрелом»!..»

Я так и не успел вдоволь насладиться столь знакомым мне ощущением полноценного существования в мире людей, как отворилась дверь и в помещение вошла медсестра. Крупнотелая женщина, лет тридцати семи.

– О-о!.. Слава Богу, ожил. Сейчас закончу с процедурами и обрадую профессора, колдовавшего всё это время над твоим телом. Он собрал тебя фактически из разрозненных кусочков… – улыбнулась она. – …Ну, давай. Теперь уж сам подставляй свой зад. Укольчик будем делать.

Я попытался ей что-то ответить. Но вместо слов, из моих уст вырвался непонятный, перепугавший меня самого хриплый рык.

– Что, парень? Говорить разучился… – перебирая шприцы и какие-то ампулы, усмехнулась вошедшая. – …Не переживай. Такое часто бывает. За четыре месяца тяжелейшей комы, не мудрено потерять не только голос. Нынче и говорить, и ходить, и ещё много чему, тебе придется учиться заново. Все твои мышцы, перестав получать привычные нагрузки, в определённой степени атрофировались.

– Сколько… кома… месяцев?.. – на сей раз, невзирая на очередной хрип и свист, моя попытка заговорить оказалась более удачной.

– Четыре. Четыре месяца ты был, как бревно или полено. Хоть шприцы в тебя втыкай, хоть с места на место перетаскивай, один хрен никаких реакций. Если бы не девушка, практически не отходившая от тебя всё это время, может и не выкарабкался бы ты с того света.

– Марта? – к своему удивлению, именно это имя я произнес весьма чётко.

– Э-э, хлопец… Да ты у нас, тот ещё ходок, коль в дамочках своих умудрился запутаться… – не очень-то и радостно фыркнула медсестра. – …Нет, парень. К счастью, то была не Марта. Своим спасением ты обязан Леночке.

– Какой ещё Леночки? И почему «к счастью»? – на полном серьёзе я не мог понять, о ком и о чём говорит сейчас женщина в белом халате.

– Вот тебе!.. – она воткнула в меня иглу шприца с каким-то иезуитским остервенением. Так, что тело моё невольно выгнулось дугой. – …Подарочек, от всех обманутых тобой баб. И ведь он, сволота, ещё спрашивает: почему, дескать, «к счастью»? Да потому, что молиться ты должен на столь преданную тебе девчонку. А не вспоминать о каких-то там прочих шлюхах, вроде той же Марты. Уж в тысячный раз убеждаюсь, какие ж вы, мужики, всё-таки козлы.

По всему было очевидно, что эта медсестра, во взаимоотношениях с противоположным полом, с лихвой хлебнула несчастья. И, похоже, испила она ту горькую чашу до самого донышка. Потому и ненавидела всех мужчин, без разбора. Потому и разделяла она их на три возможные когорты: самцов, козлов и сволочей. Иных особей противоположного пола, она просто в упор не замечала.

С подобными дамочками, обиженными, злыми и отчасти «голодными», мне уже приходилось сталкиваться. И я прекрасно знал, что с ними нужно всегда держать ухо востро. Дабы не накликать на себя их неистовый гнев. У этой категории женщин, уж точно: от любви, до ненависти – ни то чтобы шаг – пол сантиметра. К примеру, эта неудовлетворённая фурии, в порыве своих необузданных эмоций, запросто может вколоть в тебе вместо обычного обезболивающего, быстродействующий яд. Именно поэтому, я и предпочел не трепаться более попусту и вообще понапрасну не вякать.

Молчала и она. Выполняя свои прямые обязанности, медсестра звучно вздыхала; с излишним грохотом брала и опускала на свой металлический разнос различные медицинские предметы. Мне даже показалось, что пару раз я услышал, как скрежетали её зубы от накопленного в ней раздражения и ненависти.

Уж и не знаю, чем могла закончиться та процедура (имею в виду, с какими для меня последствиями), если б тревожную тишину, воцарившуюся в палате, вдруг не нарушила внезапно открывшаяся дверь моей палаты.

– Ну, считай, повезло тебе, парень… – полушепотом процедила медсестра. – …Скажи спасибо своей спасительнице. Иначе, я бы тебя точно здесь прибила… – а обернувшись к вошедшей, она заговорила чрезвычайно ласковым и сверхдобрым голосом. –…Здравствуй, Леночка. Уж и не знаю, обрадую тебя или нет. Но твой паразит, очухался.

– Почему «паразит»? – удивлённо переспросила гостья. И по голосу, я тотчас узнал в ней своего секретаря.

«Ну, конечно. Как же я мог о ней подзабыть? А ведь, признаться, услышав от медсестры имя своей «благодетельницы», я отчего-то принялся перебирать в памяти всех своих былых подружек. И никаких Лен, в том длинном списке, так и не обнаружил».

– Спрашиваешь: почему паразит?.. – с лукавой ухмылкой переспросила «фурия». –…Вот оставлю я вас наедине, тогда и пытай его сама данным вопросом.

И очень скоро, собрав весь свой скарб, медсестра покинула-таки палату. Мы остались одни. И, пожалуй, впервые за последние год-полгода, я вдруг почувствовал себя крайне неловко.

«И как прикажете вести себя с ней?.. Общаться, как и прежде, официально, как со своей подчинённой?.. Или обращаться как к другу? К товарищу, выручившему меня в тяжёлую минуту. А может, мне следует с ней общаться уже как с близким мне человеком?»

Ведь согласитесь с тем, что добровольно ухаживать за посторонним тебе человеком, бессознательно-лежачим больным, да ещё и в течение столь продолжительного срока, отважиться далеко не каждый из тех же родственников. Вот почему своим благородным и, наверняка, бескорыстным побуждением, она и поставила меня в самое глупейшее положение. В моей голове даже мелькнула крамольная фраза: переспал – значит, женись.

«Уж лучше б переспал… – подумалось мне в ту минуту. – …Хотя бы знал, что сделал я это по собственной воле. А так… Ни сном, ни духом… Был бы я все эти месяцы в трезвом уме и светлой памяти, видел своими глазами её усилия и заботу, наверняка, и оценил бы их по достоинству. Возможно, и смотрел бы сейчас на нее, не как начальник на подчинённую. И уж если не с нежностью и любовью то, как минимум, с некой благодарностью и уважением».