– Мы, – жаба горделиво надулась. – Строим плот, чтобы проплыть на нем по ручью вместе со статуей нашего Божества. Мы хотим, чтобы все знали, что Ктулху – Не Смываем!

– И долго вы еще строить будете?

– Мы уже почти построили, – жаба раздулась еще сильнее. – Но перед тем как отплыть, мы расскажем всем в этом лесу о Несмываемом Ктулху!

Волк вздохнул, и, поняв, что Ктулху и его адепты сами собой не рассосутся и не смоются, решил пойти ва-банк.

– Послушайте, уважаемая Зева! – вкрадчиво начал он. – Вы мне невероятно нравитесь. Не думали ли вы о том, чтобы оставить свою паству и выйти замуж?

– Квак? – ошарашенно квакнула Главная Жрица.

– Да, да, – подтвердил Волк. – Жаба ваших статей и красоты наверняка не простых кровей. А среди моих друзей (прости, Ваня) есть самый настоящий Царевич, который уже давно ищет свою единственную и неповторимую, да только все никак не найдет. Думаю, вы тоже Царевна и придворные волшебники в два счета расколдуют вас, если уж поцелуй Царевича не поможет.

Жаба открыла рот, попутно нервно проглотив пролетавшую мимо муху, и растерянно закивала, но тут заметила, что к их разговору прислушиваются остальные сектанты.

– Да квак вы смейте! – заквакала она. – Я честная девица! Вся моя жизнь – служение Несмываемому Ктулху! Прочь! Вон!

– Ну погодите, я может еще про Ктулху хочу послушать, – попытался продолжить беседу Серый Волк, но Зева, раздувшись до синевы и невнятно квакая, понеслась на него. Волк отпрыгнул в сторону, в самую гущу строительства.

– Плот, плот, – заквакали строители. – Он сломал плот!

Волк посмотрел себе под ноги. Он стоял в куче палок и веток. Поднял глаза на Зеву, которая развернулась и снова неслась на него и, решив, что ему уже нечего терять, прыгнул к статуе Несмываемого Ктулху, схватил ее в зубы и понесся в сторону Большой Поляны.

Кваканье стало просто оглушительным. Лягушки и ящерицы неслись следом. Волк прибавил ходу, радуясь, что спина наконец-то прошла и перестало ломить лапы. Резко повернул в кусты орешника, прополз на пузе под ветками, пересек небольшую поляну, пробежал под липами, забился в густой ельник, осторожно прикопал там статую и вернулся обратно к поляне у старой рябины. Там почти никого не было. Только сидел у кучи веток и палок, еще недавно бывших плотом, маленький лягушонок. Увидев Волка, он вытаращил глаза и попытался завопить. Волк прижал его лапой и сказал:

– А ну тихо, служитель Ктулху! Передашь Зеве, что ваш Несмываемый у меня и я отдам ей его в шесть вечера. На Малой Поляне у Лысого Холма. Пусть приходит одна. – Развернулся и нырнул обратно в кусты ракитника. Ему не терпелось посмотреть, кому же так истово поклонялись земноводные.

Он вернулся в ельник и, помогая себе лапами и носом, развернул статую, завернутую в старые листья и обрывки бумаги. Несмываемый Ктулху оказался обрубком коричневой картонной трубы, по которой шли наискосок тонкие линии.

– Ненавижу современное искусство, – пробормотал Волк себе под нос и чихнул. Еще раз посмотрел на трубу и, забросав ее иголками, выбрался из ельника и побежал дальше. До вечера еще нужно было многое успеть.

В полшестого тяжело дышащий Волк подбежал к Малой Поляне. Так называлась широкая и ровная площадка возле входа в пещеру у основания Лысого Холма. Площадка была давным-давно вытоптана и утрамбована сотнями ног. По периметру ее лежали бревна и стояли пеньки разного диаметра. Все обитатели Заповедника собирались здесь, чтобы обсудить важные вопросы или отпраздновать важные события.

Волк огляделся и снова полез в кусты. На этот раз боярышника. В боярышнике на широком и плоском камне обычно сидели парочки, желающие помиловаться без свидетелей. Был у камня еще один плюс. С него открывался отличный обзор на Поляну, а кусты надежно скрывали наблюдающих. В этот раз на камушке сидел мрачный Иван Царевич и отмахивался от комаров веткой.

– Ну чего звал, Серый? – Буркнул он.

– И тебе здоровья, Царевич, – Волк сел, тяжело дыша, вывалил язык из пасти.

– Хоть бы зубы почистил, окаянный, – Царевич явно был не в духе.

– Хоть бы женился, беспутный, – не остался в долгу Волк. – Образумился бы.

– Да ну тебя, – Иван махнул рукой. – Говори, зачем звал? Из-за тебя пришлось свидание отменить. С прекрасной барышней.

– У тебя каждый вечер барышня, – скривился Волк. – И каждый вечер разная. Подвинься, рядом сяду.

Серый взгромоздился на камушек и, вытянув шею, принялся высматривать на поляне Зеву. Наконец-то нашел и прошептал Царевичу:

– Жабу видишь?

– Ну, – мрачно сказал Царевич, глядя в другую сторону. – Вижу. Давай быстрей уже, говори, что тебе надо, я может еще успею. На свидание.

– Мне надо, чтобы ты ее очаровал, а может даже поцеловал! Но насчет поцеловал я пока не уверен.

– Чегооо? – Иван привстал, нашел глазами Жабу, и ошарашенно плюхнулся обратно. – И вправду Жаба. Огромная какая! Слушай, а может мне сразу Медведя вашего поцеловать?

Раздался треск кустов, и к камушку выбрался Заяц с очередной пассией.

– Серый, вот ты где! – Обрадовался он. – А тебя уже заждались там. Я только что отпросился у медведя. Уступите нам местечко, а?

Волк сердито зыркнул на Зайца, но времени препираться не было, и он вытащил Царевича на край поляны, где уже было полно разного лесного народу. Царевич шел неохотно.

– Друг называется, – прошипел ему Волк. – Тебе что сложно ее поцеловать?

– Ты, Волчара, совсем обалдел, – шепотом возмутился Царевич. – Она ж натуральная жаба. Если я ее поцелую и она не станет прекрасной девушкой, позора не оберешься. Что это за царевич, если он готов лобзать любую жабу?

– Может она обернется царевной!

– Еще хуже! – остался непреклонным Царевич. – Что мне потом жениться на ней что ли? Я пока не собираюсь обзаводиться семьей. И в этом лесу куча нормальных девиц, зачем мне целовать еще и жаб?

– Ну запудри ей мозги разговором, это ты можешь сделать, – тихо прорычал Серый Волк.

Иван Царевич с сомнением покосился на Зеву, а потом на Серого Волка.

– У меня есть стойкое ощущение, что ты прямо сейчас втягиваешь меня в какую-то мутную историю, – проворчал он.

– Давай шагай, Казанова, – Волк толкнул друга в бок лапой.

– Молчи, а то шубой станешь, – огрызнулся Царевич, встал, поправил кафтан и стал пробираться к жабе.

Волк довольно ухмыльнулся и отправился к большому пню, где в окружении администрации Заповедника восседал Колобок. Председатель Медведь с тоской разглядывал в трехлитровой кружке остатки медовухи. Специалист по кадрам Лиса щебетала что-то льстиво-позитивное, обмахиваясь хвостом. Колобок хмуро глядел на нее, потягивая виски. Волк поздоровался и демонстративно осклабился:

– А почему все такие мрачные? У нас что-то случилось? А то я только из отпуска, еще дела не разбирал.

– Дошли тут до меня слухи, – Колобок раздул ноздри. – Что у вас в Заповеднике завелась секта. Непонятные последователи какого-то странного божества. Как его? Втулку?

– Что? – Волк сделал вид, что не понял. – Первый раз о таком слышу! Лиса, и ты молчала?

Лиса удивленно вытаращила глаза, Волк подмигнул ей.

– Ну раз вы из отпуска, вам может и простительно, Волк. Но! – тут Колобок резко поднял вверх пухлый палец. – Секта – это очень плохо, товарищи администрация Заповедника! Это лишение статуса и отзыв всех субсидий. Чем вы вообще тут занимаетесь? Даже мне стало о ней известно, а вы, похоже, совершенно не в курсе, что творится у вас под носом!

Медведь нервно допил остатки медовухи и почесал затылок, изображая сокрушенную задумчивость.

– Возмутительно! – Колобок припечатал к пню стакан с виски, развернулся к Волку. – Я сейчас лично отправлюсь к Большому Ручью и всё проверю! Говорят за главную в этой секте – огромная Жаба. Вот и посмотрим, что за секта и что за Жаба!

– Жаба? Большой Ручей? – Волк почесал лапой лоб, изображая задумчивость. – Теперь я понял!

– Я весь внимание, – Колобок подпер румяную щеку кулаком.