— Возможно, вам известна теория континентального дрейф, эта концепция, изначально выдвинутая Вегенером и Линцем, а затем видоизмененная Вайном, Мэтьюзом и другими. Эта теория гласит, что континенты постепенно «расходятся» в стороны и что некогда они были намного ближе друг к другу. Подобные теории вполне обоснованы, уверяю вас; первобытная Пангея действительно существовала, и по ней ступали не люди. Жизнь на этом первом великом континенте процветала еще до того, как обезьяны спустились с деревьев и превратились в людей!

Во всяком случае, моя «Экспедиция в поисках сирен» была частично призвана продолжить работу Вегенера и других. Я собирался сравнить ламантинов Либерии, Сенегала и Гвинейского залива с ламантинами Карибского моря и Мексиканского залива. Видите ли, мистер Белтон, из всех побережий Земли лишь на этих двух прибрежных участках ламантины встречаются в своем естественном состоянии. Несомненно, вы согласитесь, что это прекрасное зоологическое свидетельство континентального дрейфа?

Преследуя свои научные интересы, я в конце концов оказался в Джексонвилле, на восточном побережье Северной Америки — это самая северная точка, где можно обнаружить ламантинов. В Джексонвилле я случайно услышал о неких странных морских камнях — камнях с выветрившимися следами фантастически древних иероглифов, предположительно вынесенных на берег противопотоком Гольфстрима. Я так заинтересовался этими камнями и их происхождением (вы припоминаете, вероятно, что Му, Атлантида и другие мифические затонувшие земли и города давно были моей излюбленной темой), что быстро свернул «Экспедицию в поисках сирен» и отправился в Бостон, где, как я слышал, один коллекционер такого рода диковинок держал частный музей. Он, как выяснилось, тоже питал любовь к океану, и в его коллекции было множество прекрасных экземпляров, в особенности из Северной Атлантики, находившейся, так сказать, у самого его порога. Он также обладал большой эрудицией в отношении восточного побережья и поведал мне немало фантастических историй о берегах Новой Англии. Он утверждал, что именно на побережье Новой Англии были найдены те древние камни, что несли на себе доказательство существования первобытного разума — разума, следы которого я видел в столь отдаленных друг от друга местах, как Берег Слоновой Кости и острова Полинезии!

Хаггопян уже некоторое время был охвачен странным и все растущим волнением; он заламывал руки и беспокойно ерзал в кресле.

— О да, мистер Белтон — разве это не открытие? Стоило мне увидеть американские базальтовые фрагменты, как я узнал их! Да, эти обломки были маленькими, но надписи на них были такие же, какие я видел на огромных черных колоннах в прибрежных джунглях Либерии — колоннах, давным-давно выброшенных морем, вокруг которых в лунные ночи плясали туземцы, распевая древние моления! Я помнил эти зовы, Белтон, со времен моего детства на островах Кука — Йа Р’Лъех! Ктулху фхтагн!

Произнеся эту странную, чужеродную тарабарщину, армянин вдруг вскочил на ноги и выпятил склоненную голову; костяшки его пальцев, упиравшиеся в стол, побелели. Заметив выражение моего лица, когда я поспешно отшатнулся, он медленно расслабился и наконец, словно обессилев, упал в кресло и отвернулся, безвольно свесив руки.

Хаггопян просидел так не менее трех минут. Затем он повернулся ко мне и в знак извинения чуть пожал плечами.

— Вы… вы должны простить меня, сэр. В последнее время я легко перевозбуждаюсь.

Он поднял стакан, сделал несколько глотков, снова вытер платком стекающие из глаз ручейки влаги и продолжал:

— Но я отвлекаюсь. В основном я хотел подчеркнуть, что когда-то, в глубокой древности, Америка и Африка были сиамскими близнецами, соединенными посередине полосой низменностей, которая погрузилась в море, когда начался континентальный дрейф. На этих низинах стояли города, понимаете? И доказательства существования этих доисторических городов можно до сих пор найти в местах, где когда-то соединялись две колоссальные массы суши. Что же касается Полинезии, достаточно сказать, что существа, построившие древние города, — существа, пришедшие со звезд в древнейшие времена, — когда-то господствовали над всем миром. Но они, эти существа, оставили и другие следы в виде странных богов, небывалых культов и, что еще более странно — своих потомков!

Однако, помимо этих чрезвычайно интересных геологических открытий, меня привлекли в Новую Англию и интересы генеалогические. Моя мать, как вы знаете, была полинезийкой, но в ней текла и старая кровь Новой Англии. Мою прапрабабку в конце 1820-х годов привез с островов в Новую Англию палубный матрос с одного из ходивших в Восточную Индию парусников. Два поколения спустя, после того, как ее муж-американец погиб при пожаре, моя бабка возвратилась в Полинезию. До этого представители нашей семьи жили в Иннсмуте, обветшавшем и пользовавшемся дурной славой порту в Новой Англии, где полинезийки были никак не редкостью. Бабка вернулась на острова беременной, и американская кровь заметно проявилась в моей матери, чем объясняется ее внешность. Но сейчас я припоминаю, что у нее было что-то не в порядке с лицом — что-то с глазами.

Я упоминаю обо всем этом потому, что… невольно гадаю, не связано ли каким-то образом мое происхождение с моей нынешней… фазой.

Вновь это слово, на сей раз явно выделенное голосом, и мне снова захотелось спросить, о какой «фазе» говорил Хаггопиан. Но я опоздал — он уже продолжал свое повествование:

— Понимаете, в детстве, в Полинезии, я слышал много странных историй, и не менее странные истории рассказывал мне мой друг, коллекционер из Бостона — истории о существах, которые выходили из моря, чтобы спариваться с людьми, и об их чудовищном потомстве!

В голосе и поведении Хаггопяна снова проявилось лихорадочное возбуждение; все тело его дрожало, словно охваченное сильными и с трудом сдерживаемыми эмоциями.

— Знаете ли вы, — внезапно выпалил он, — что в 1928 году федеральные агенты провели в Иннсмуте чистку? От чего они чистили город, я вас спрашиваю? И зачем у Дьявольского рифа были сброшены глубоководные бомбы? После этих взрывов и штормов 1930 года на берега Новой Англии море выбросило множество странных золотых украшений; и в то же время бродяги, обшаривающие побережье, начали находить эти черные разбитые камни с кошмарными иероглифами!

Йа-Р’лъех! Какие чудовищные существа таятся даже сейчас в глубинах океана, Белтон, и какие другие существа возвращаются в эту колыбель земной жизни?

Он резко встал и начал расхаживать взад и вперед по дворику своей раскачивающейся, неуклюжей походкой, невнятно бормоча горловым голосом что-то себе под нос и искоса поглядывая на меня. Его явное душевное расстройство чрезвычайно беспокоило меня.

Существуй какой-то легкий способ бежать, я в этот момент, думаю, с радостью отдал бы все, только бы оказаться подальше от Хаггопианы. Но такого пути к бегству я не видел и потому нервно ждал. Армянин наконец успокоился и вернулся на свое место. Струйки влаги снова медленно стекали из-под его темных линз. Прежде чем продолжить, он отпил немного неизвестной жидкости из стакана.

— Я вынужден вновь просить вас принять мои извинения, мистер Белтон. Я весьма отклонился от основных фактов. Ранее я говорил о своей книге, «Обитатели бездны», и упомянул, что был недоволен некоторыми главами. Когда мой интерес к берегам Новой Англии и их тайнам стал не таким острым, я вернулся к этой книге и в особенности к главе, посвященной океанским паразитам. Мне хотелось сравнить эту специфическую группу морских существ с их наземными собратьями и привести, как и в других главах, примеры океанских мифов и легенд, бросающих свет на их привычки.

Конечно, я был ограничен тем, что море не может похвастаться таким многообразием паразитических созданий, как суша. Если вдуматься, каждое сухопутное животное, включая птиц и насекомых, имеет собственного крошечного спутника, который живет в его шерсти или перьях и тем или иным способом паразитирует на нем.