Но это было не очередное прохождение знакомой полосы препятствий, а тестовое задание. Ли сказал, что где-то в дюнах находится тайник контрабандиста. Задача Паладина заключалась в том, чтобы подойти с юга, картировать окрестности, постараться найти тайник и вернуться, собрав как можно больше информации.
– Я настроил твои двигатели именно для этого задания, – ухмыляясь, сказал Ли, схватив Паладина за плечо. – Будешь летать над дюнами словно бабочка.
До заката оставался один час, и панцирь Паладина искажал свет так, чтобы он уходил за пределы видимого спектра. Человеку, особенно издали, его темное тело на фоне дюны показалось бы маревом. По крайней мере, именно на это он рассчитывал. Он должен был почувствовать это место, его укромные местечки – до того как кто-то обнаружит здесь бота-разведчика.
Куда ни глянь, повсюду виднелись бледные, красноватые пригорки. Песок был девственно чист – если кто-то и прошел здесь, то ветер уже замел следы. Тайник – если он вообще существует – должен находиться под землей. Паладин замер. Его линзы двигались из стороны в сторону, увеличивали картинку, искали малейший намек на блеск антенн и другие признаки присутствия человека. Всю информацию робот загружал в память для последующего анализа.
Вот он: хромированный гребень, который ветер не занес песком. Паладин поспешил вниз по склону дюны, делая сотни мелких поправок, чтобы удержаться на скользкой поверхности. Он уточнил координаты ворот, за которыми, вероятно, находился подземный объект. Он распахнет их и вернется в лабораторию. Ли очистит его мышцы от песчинок, и они перестанут его царапать.
Когда Паладин потянулся, чтобы вытащить или повернуть механизм замка, замаскированный снайпер отстрелил ему руку в плечевом суставе. Это была первая мучительная боль в жизни Паладина. Он почувствовал, как она распространяется по телу, как разрываются молекулярные связи на обугленных краях культи. Он вдруг живо вспомнил о том, как загружалась его операционная система, как каждая программа вызывала следующую из небытия. Ему захотелось вернуться обратно в то небытие. Он был готов на все, лишь бы выбраться из этого обжигающего кошмара, который, казалось, тек сквозь тело и выходил за его пределы.
Паладин по-прежнему чувствовал свою оторванную руку: передатчик с малым радиусом действия сообщал роботу о ее состоянии. Он мог бы заставить руку замолчать, но для этого ему придется вырубить весь сетевой периметр, а без него Паладин был практически беззащитен. Поэтому он не мог прекратить эту пытку, которая эхом отражалась изнутри и снаружи. Паладин бросился на песок и с помощью крыльев-щитов закрыл свои оставшиеся схемы – особенно единственную биологическую часть, находившуюся в глубине, там, где у людей может располагаться эмбрион.
Он дотянулся второй рукой до ворот, и они со вздохом открылись; из-за разницы в уровнях давления казалось, что они втягивают его в себя. Рядом с ним в землю ударил новый заряд, превратив песчинки в расплавленное стекло. Паладин бросился внутрь, напоследок снова взглянув на руку. Ее пальцы все еще сжимались, способные выполнять команды программы даже после смерти. Когда закрылась дверь, боль стихла: щит заблокировал безнадежный поток данных, посылаемый рукой.
Паладин понял, что находится в лифте: тусклое, ультрафиолетовое освещение подсказало ему, что он в роботизированном комплексе или, по крайней мере, у предназначенного для роботов входа в комплекс. Люди в такой темноте ничего бы не увидели.
Зажав зазубренную культю, Паладин рухнул на пол в смятении.
Затем с некоторым усилием он отвлек себя и стал смотреть на крошечный дисплей. Этот дисплей показывал, как глубоко опустился лифт. Сорок метров, шестьдесят, восемьдесят. Лифт остановился на отметке в сто метров, но судя по слабому эху, Паладин понял, что это далеко не предел.
Дверь открылась. За ней стоял Ли с двумя роботами по бокам. Один из роботов парил в воздухе, быстро взмахивая крыльями; второй, похожий на танк, стоял, сложив руки перед собой, словно богомол. Паладин спросил себя, не отстрелил ли ему руку один из них в ходе учебного задания, которое должно было быть небоевым. С них бы сталось. Ли ухмылялся, роботы молчали. Паладин выпрямился – как ему показалось, с достоинством – и, стараясь забыть о боли, огляделся.
– Реально крутой был бой, – восторженно воскликнул Ли еще до того, как Паладин зашел в широкий тоннель из бетона и стали. – Понял, как работают новые алгоритмы для лазания? – Он хлопнул Паладина по здоровой руке. – Прости, что так вышло с рукой. Я ее мигом починю.
Боты по-прежнему молчали. Паладин двинулся вслед за ними по тоннелю. На нескольких дверях были знаки, которые видны только в ультрафиолетовом свете. Их могли разглядеть только роботы. Может, это какая-то станция для обучения роботов? Может, его собираются интегрировать в какой-то боевой отряд?
Пройдя по еще одному тоннелю, они добрались до смешанной зоны – краска здесь отражала свет в видимом спектре, а несколько дверей были слишком узкими для бронированного робота вроде Паладина или «богомола». Они остановились у инженерной станции; Ли напечатал новую руку, а Паладин прочистил суставы сжатым воздухом и смазкой.
«Богомол» передал Паладину приветствие:
Здравствуй. Давай создадим защищенный сеанс связи с помощью протокола гарантированной передачи данных.
Привет. Я могу использовать протокол ГП 7.6, – ответил Паладин.
Так и сделаем. Меня зовут Клык. Назовем этот сеанс связи 4788923. Вот мои идентификационные сведения. Начинаю передачу данных. Приходи к нам в 2000-ю.
Вместе с просьбой Клык прислал открытый ключ аутентификации и архивированный файл, который развернулся в трехмерную карту комплекса. Крошечная красная метка зависла над переговорной комнатой в сорока метрах под ними. Судя по метаданным карты, они находились на большой военной базе, принадлежавшей правительству Африканской Федерации. Похоже, оба робота занимались той же работой, к которой готовили его: разведкой, анализом данных и боевыми действиями. Паладин только что получил приглашение на свой первый инструктаж. Пришло время как следует представиться своему новому товарищу.
Я Паладин. Вот мои идентификационные сведения. Начинаю передачу данных. До встречи.
Ли доделал руку и проверил культю Паладина вольтметром. Робот тем временем заряжал свои аккумуляторы, стоя на предназначенной для этого площадке. Энергия текла по его телу, словно кровь по сосудам. Обычно он полагался на солнечные батареи, вплетенные в его панцирь, но зарядные площадки работали быстрее.
– Нет проблем, нет проблем, – пробурчал робадмин. Это была его любимая фраза и, более того, первая последовательность естественного языка, которую Паладин услышал три месяца назад, сразу после загрузки. Рука уже образовывала связи с культей, и мучительная боль от раны превратилась в легкое покалывание. С помощью молекулярного регулятора Ли связал атомную структуру руки с интегрированной сетью тела, и когда рука подключилась, Паладин ее почувствовал и сжал кулак.
Правая часть тела казалась невесомой, словно боль увеличивала его массу.
У него закружилась голова от удовольствия.
– Паладин, я пошел. У меня еще до хрена дел. – Темные волосы Ли закрыли один из глаз. – Извини, что пришлось в тебя выстрелить, но все это – часть обучения. Я не знал, что у тебя рука отвалится!
Сколько раз Паладин смотрел в лицо этого человека, управляемое одними лишь неврологическими импульсами? Он не знал. Даже если бы он разобрался в своих видеовоспоминаниях и просмотрел их одно за другим, то все равно не получил бы правильный ответ. Но после сегодняшнего задания лица людей будут выглядеть для него по-другому. Они будут напоминать ему о страдании – и об избавлении от него.
Когда Паладин пришел в назначенное место, там сидели двое людей, а Клык и парящий над землей робот стояли по стойке смирно. Паладин объявил о своем прибытии, послав сигнал роботам и приветствие голосом для людей. Оставшуюся часть его сообщения программа передала только в диапазоне, доступном для людей. Он встал рядом с Клыком и согнул ноги так, чтобы его глаза и глаза людей находились на одном уровне. Его коленные суставы торчали позади него, а спинные щиты прижались к плечам. Сейчас Паладин напоминал огромную, похожую на человека птицу.