– Ясно.
Девушка начала собираться, Кузьма снова стал замечать ее красоту, и ему снова сделалось неловко.
Вопросы журналистки заставили его задуматься, и теперь он возвращался к ним, проигрывал зачем-то варианты ответов. Он даже открыл было рот, чтобы спросить, можно ли что-то перезаписать, но потом подумал, что лучше скажет то, чего не успел, в следующих интервью. Они шагали к автовокзалу в молчании. К середине дня с моря пришли облака, и на поселок стала давить предгрозовая духота. Воздух стал пахнуть электричеством.
– Вы не волнуйтесь, это у всех так, – сказала Катя, когда пришли к камерам хранения.
– Как?
– Все переживают, что сказали лишнего или не так сказали. Вы потом сможете вычитать. Тем более это не для прессы, а для книги, там еще редактор что-нибудь поправит, так что все хорошо будет. – Она улыбалась.
– Да я не волнуюсь. Вообще давай на “ты”, у нас тут не особо в Краю принято выкать.
– А что у вас тут принято, какие традиции есть?
Вопрос привел Кузьму в замешательство, и он растерянно поглядел по сторонам. Они находились в обшарпанной маленькой комнате с низкими потолками. Сонная женщина, принимавшая и выдававшая вещи, вряд ли могла бы подсказать, да и у Кузьмы не пробуждались никакие воспоминания. Он забросил на плечо Катину дорожную сумку и покатил одной рукой маленький розовый чемоданчик с мордой какого-то котика и цветочком.
– Да какие тут традиции… – вздохнул он после минуты раздумий. – Туристов все обдирают с мая по сентябрь, потом ничего не делают. Я-то это… кафешку вон держал, комнату, бывало, приезжим сдавал – мое дело простое. Было. Теперь вот дед мне говорит: сдавать не будем, а Санек взял да кинул… Ладно, – он махнул рукой. Катя молча слушала. – Русские с чертями, бывает, в контрах, но это не потому, что мы такие плохие. Тут как: некоторые с давних веков жили. Вот те, которые древние, те нормальные. Живут в своей деревушке отдельной, баранов держат, людям не мешают. А новые – наглые, приехали не пойми откуда, и все с деньгами, вот это для нас особенно удивительно! Правда, – спохватился Кузьма, – меня тут давно не было. Может быть, что и поменялось.
Катя понимающе улыбнулась, но ничего не сказала. Наверное, подумал Кузьма, в Москве слишком привыкли к чертям и уже так не беспокоятся. Впрочем, он-то понимал, что о девчонке придется позаботиться.
– Вот что. Давай-ка я к тебе кого-то из ребят приставлю. Никитку, например, он молодой.
– Это зачем? – Катя даже остановилась. Впервые ее голос и лицо перестали источать нежность и приветливость.
– Ну как зачем? Для безопасности.
– Для какой еще безопасности? Тут разве полиции нет?
– Кого? Милиции, что ли? Есть, да толку с них? Ты это, не обижайся, слушай…
Они пошли дальше. Катя хмурилась. Борька озадаченно смотрел на людей.
– Я ж беспокоюсь, чтоб ничего не случилось, понимаешь?
– Понимаю. Но это уже как-то слишком. Я сама о себе позабочусь.
– Никита тебе и про себя расскажет. Он в специальных операциях был, больше видел.
Тут Кузьма спохватился, что молодой парень ради красивого словца или просто чтоб приударить за девушкой может разболтать лишнего – того, о чем с них брали расписку. Но было поздно: в Катиных глазах загорелось любопытство.
– Ну, тогда можно с ним познакомиться. Но ходить везде со мной не надо. Пусть приходит на интервью.
Они подошли к гостинице, которая довлела над пляжем и набережной угрюмой темно-серой глыбой. Иногда на солнце “Русалочке” даже удавалось выглядеть симпатично, но сейчас небо окончательно заволокли тучи, и здание походило на гнилой зуб.
Катя сразу отправилась узнавать про комнаты.
Кузьма закурил. Все было не к добру, чуял он, хотя толком не мог соединить происходящие события в одну картину. Даже испортившаяся погода встала в один ряд с предательством Санька, приездом симпатичной журналистки, интервью, кавказцами, заполучившими его бизнес… Кузьма сплюнул под ноги. Начался дождь.
– Всё, мне дали ключи, – радостно объявила Катя. – Спасибо вам огромное!
– Да не за что.
– Можно я запишу ваш телефон?
– Телефон? А у меня и нету, – ответил Кузьма.
– Как нету? Вы без телефона?
– Ну да. Потерял после того, как Галина умерла. Моя жена. Умерла, пока я там служил.
– Как же я вас найду?! – Катя растерялась.
– Давай я тебе адрес дам. Не люблю я телефоны просто, – признался Кузьма.
– Почему?
Он подумал немного, силясь вспомнить, почему действительно.
– Да знаешь, был там один… – сказал он медленно. – Когда котел херсонский только готовились порывать, познакомились. Никитка, кстати, тоже звали. Вроде не дурак. Но телефонистом, блин, оказался. Все ходил, хвастался, что нашел трубку в доме у кого-то, – мол, хорошую, айфон… Прямо влюбился в нее, как в девушку. И пялился вечно, а как-то ночью, когда они перелезли по-тихому и стали горло резать ребятам… – Кузьма посмотрел прямо Кате в глаза, – тоже вот пялился. А их резали. И его.
Он перестал говорить и посмотрел уже мимо Кати, на смерть, увиденную тогда впервые в ее чистой слепой мощи. Тишина переполнилась ужасом, но потом Катя выдохнула, чуть встряхнула головой:
– Я вспомнила. У меня, кажется, есть запасная трубочка. Простая, кнопочная. – Она хотела вновь улыбнуться, но не смогла. Полезла в сумку. – Ага, вот. Давайте вы ее возьмете? Только чтоб со мной быть на связи?
– Ну ладно, только забрать не забудь, когда домой поедешь, – опять сказал Кузьма обычным голосом.
– Хорошо! Включите и мне позвоните, когда зарядится, ладно? Там мой номер есть. Называется “Я работа-2”, хорошо? Или я сама вам позвоню. Главное зарядить.
– Заряжу… Иди, а то замерзнешь.
Он невольно опустил взгляд на ее упругую грудь, выпирающую под тонкой кофтой, и гладкий животик с сережкой в пупке, не прикрытый одеждой.
– Сейчас гроза будет, – добавил он, покраснев.
– Я поняла, – Катя чуть заметно улыбнулась. – Ладно. Позвоните тогда.
Они уже попрощались, но стоило Кузьме снова закурить, зайдя под козырек гостиничного подъезда, как Катя вернулась.
– Все-таки скажите, пожалуйста, свой адрес.
– Ну, называется улица Лазоревая, дом у меня на отшибе как бы, номер десять присвоен, самый ближний к морю. Но ты просто скажи любому таксисту в поселке, что дом Кузьмы нужен, и он довезет. Меня тут все знают. Только к черным не садись. Поищи лучше нашего, Петьку, он тут таксует.
– Хорошо, – Катя широко улыбнулась, – поищу Петьку.
– Петька тоже там был, не военный, просто водителем, – объяснил Кузьма. – Сюда уехал заново жизнь начать, ихний дом сгорел в Одессе.
На том они окончательно расстались, хотя он надеялся все время, пока пережидал грозу, что Катя еще раз выйдет. Когда дождь ослаб и гром ушел за Пшадский перевал, отделявший Край от остального мира, ветеран и пес зашагали вниз по улице, прочь от центра. В рыбацком домике уже сидели Никита и Павел. Увидев их, Кузьма приободрился и снова почувствовал себя в правильном месте.
– Привет! – сказал он бодро.
– Привет, Кузьма, а у нас крыша течет.
– Непорядок. Надо заделать.
– Это точно, – лениво отозвался Никита.
– Играешь всё. А я тебе, между прочим, невесту нашел.
– Да? – Никита отвлекся от телефона и посмотрел на него мутными глазами.
– Напился, что ли?
– А почему бы мне не напиться? Имею право, я на пенсии! – Никита помахал протезом.
– Я тебя в правах не ущемляю, но напиваться ты можешь и в другом месте. Полезным чем-нибудь пора заняться.
– Это чем? Что ты придумал? – спросил Павел.
– Пока не знаю, но уже чувствую. Оно здесь, – Кузьма ткнул себя пальцем в висок. – Постепенно оформляется. Так что там с Саньком?
– Вот, – Павел выложил на стол несколько пачек денег.
Никита присвистнул. Протезированными пальцами он выудил из кармана сигарету и закурил, едкий дым наполнил комнату, пока Кузьма пересчитывал тысячерублевые купюры. Сбившись несколько раз, он бросил купюры на место.