Бессильный бросился я на свое ложе, но они не уходили. Подобно коршунам, что завидели в пустыне упавшего коня, кружились они в темноте и наконец, обессиленный, я уступил их желанию.

Было уже много времени, когда я поднялся со своего ложа и, сняв одежду, очертил круг. Я вошел в него и, приветствуя четыре великих ветра, стал одно за другим говорить священные слова заклинаний. С каждым движением силы возвращались ко мне и с каждым словом все теснее сдвигался невидимый круг духов, так что иногда мне казалось: я чувствую прикосновения их призрачных тел.

Осталось лишь одно последнее слово, одно последнее движение, когда внезапно во мраке огненным пятном засветилось лицо мудрого Рихотепа. Гневное и изумленное, колебалось оно передо мной и я видел, что губы учителя сложились в презрительную усмешку.

«Скорее… скорее…» — шептали они.

Внезапно мою грудь обожгла острая боль и, обезумев от ужаса, почти теряя сознание, я произнес последнее слово и мои руки, повинуясь приказу, раскрыли объятия темному царству невоплощенных.

Словно тонкая ткань разорвалась вокруг меня, и как сквозь сон увидел я свое тело неподвижно лежащим на каменных плитах с руками, распростертыми в форме креста.

Но недолго медлил я: покинув свое тело и оставив жилище, направился <я> туда, где уныло тянулись песчаные холмы страны Пунт.

Я знал, что его зовут Унас и что он сражается в рядах бесстрашных воинов фараона. Да будут с ним жизнь, счастье и сила против дикой орды кровожадных и диких Хити с желтыми волосами!

Тебе, о Неферт, никогда не покидавшему своего тела, трудно понять, какими видят духи нас, воплощенных. Твоя душа, как и души всех живущих, коснувшись тела, забыла об этом.

Подобны неясным призракам, скользят перед ними очертания наших тел, деревьев и зданий и души людей и животных искрятся, словно драгоценные камни, простирая вокруг себя дрожащие тонкие разноцветные нити желаний.

Быстро проносились мимо меня очертания городов и селений и скоро издали я увидел шатры лагеря непобедимого Хуфу. Да будут с ним жизнь, счастье и сила!

Я видел двух воинов, стоящих перед шатром сотника. Они крепко держали связанного человека и я видел, как к ним вышел сотник и стал о чем-то спрашивать пленника. Его душа загорелась желанием и ее широкие, золотистые нити властно обвились вокруг дрожащей, испуганной души связанного человека, сияние которой колебалось, задуваемое отвратительным демоном, стоявшим рядом и хохотавшим над этой забавой.

Но я не мог медлить и, покинув их, скоро нашел шатер, где на шкуре быка лежал тот, кого искала моя рука, вооруженная ненавистью.

В его сердце ярким огнем сверкала любовь и мой взгляд невольно коснулся короткого меча, что лежал у его ног. Но нет, я не мог убить его. Я не мог пролить его кровь, пронизанную огнем любви к прекрасной Хаит, но в тот миг я более всего ненавидел его, быть может, не раз приникавшего своими губами к ее устам.

Ты знаешь о славной победе великого Хуфу, да будут с ним жизнь, счастье и сила, над дикими племенами Хити. Могучий Тот[5], внезапно расширив свое лицо, закрыл им светозарного Ра и наши враги в ужасе бежали, преследуемые воинами, избивавшими бегущих.

Ты, верно, не раз читал великолепный гимн Тоту, вырезанный по приказанию фараона, да будут с ним жизнь, счастье и сила, на стенах храма в Галикарнасе в благодарность за одержанную победу.

Едва труба возвестила начало битвы, Унас поспешно выбежал из шатра, чтобы во главе своего отряда броситься в ряды наступавших Хити.

О, эта радость битвы, это опьянение разрушением, венчающее голову победителя почетной повязкой. Тысячи стрел, подобно огромной стае птиц, со свистом кружились в воздухе и звуки труб казались их криками. Унас все время был впереди и я, подобно его тени, следовал за ним.

Вот огромный варвар, опоясанный мохнатой шкурой козла, с криком занес свое копье над его головой и жалость невольно наполнила собой мою душу, но в это мгновение я услышал, что он шепчет ее имя, как обыкновенно призывают имена богов, дающих победу.

И Нефтис[6] склонилась над ним.

Напрасно хотел он защититься, подняв над головою свой меч: я удержал его руку и она бессильно опустилась, не причинив никому вреда, лишь меч сверкнул в лучах солнца кривым, неверным изломом.

Возвращаясь назад, я вдруг почувствовал в своем сердце тоску, что бывает перед несчастием, но, лишь проникнув в свое жилище, я понял весь ужас случившегося.

Я нашел свое тело сидящим на каменных плитах с бессмысленной улыбкой на губах. По временам оно громко мычало и размахивало руками и я понял, что одна из отвратительных лярв воспользовалась моим отсутствием и теперь радуется возможности воплотить гнусные желания, что мучили его среди бесплотных духов.

И я понял, что не могу вернуть себе свое тело, так как темный дух окружил себя таинственной гранью, разрушить которую я не мог, ибо, не будучи посвященным, не знал ее сущности.

Тщетно приказывал я ему вернуть мне похищенное; он был сильнее и в ответ только хохотал, скаля зубы, и я не мог подойти, не мог коснуться чудовища, завладевшего моим телом.

Напрасно молил я богов о помощи: что могли они сделать после совершенного мною? С ужасом глядел я на то, что еще так недавно было моим телом, с трудом узнавая свои черты, сквозь которые так ясно виднелась ужасная маска темной лярвы.

Но вот я увидел, что мой двойник поднялся и, шатаясь, побрел к выходу. Я следовал за ним. Сначала его движения были непонятны и неуверенны, но потом он пошел быстрее. Но лишь когда, спустившись к реке, он свернул на дорогу к загородным домам, я понял, куда он идет.

Я понял, что тело, повинуясь привычке, шло к дому старого Тарсофора.

Прекрасная Хаит не сразу заметила, как ужасны стали черты моего лица и как всегда доверчиво протянула свои руки чудовищу, которое уселось рядом, мыча от удовольствия.

И внезапно страх наполнил ее сердце. В ужасе хотела она бежать и это погубило ее.

Поняв, что она уходит, темный дух кинулся к ней. Я видел его глаза, горящие страстью, и его губы, ищущие ее губ…

Забыв все, кинулся я к своему двойнику, чтобы спасти ее от гнусного насилия…

Страшная боль на мгновение лишила меня сознания и, очнувшись, я увидел себя снова заключенным в своем теле.

Остальное ты знаешь. Меня судили и совет братьев назначил мне искуплением позорную смерть.

И я рад этому. Я счастлив при мысли, что огонь навсегда уничтожит это тело, которое мне теперь так отвратительно близко. И я не боюсь другого суда, где среди богов на троне неподвижно сидит бесстрастный и мудрый Тот с темным лицом шакала.

Около 1300 лет тому назад, в Египте жила красавица по имени Земира.

Было что-то мистическое в ее продолговатых серо-зеленых изменчивых глазах, что-то знойное, манящее в изгибе ее губ. Полная обаяния, она чаровала всех, оставаясь ко всем холодной.

Однажды в Египет прибыл чужеземный принц. Он был горд и прекрасен, и Земира безумно полюбила его.

Следивший за Земирой, безнадежно влюбленный в нее маг и астролог Эфедра, узнав о ее любви к принцу, поклялся, что она никому не достанется.

Вскоре Земиру нашли холодной и неподвижной в ее опочивальне. Оплакивая безвременно погибшую красавицу, принц уехал на свою родину. И только верный Эфедра ежедневно стоял у саркофага усопшей, часами любуясь ею. И только один он знал, что Земира не умерла, а только заснула по его внушению и проснется, когда он ей это прикажет. Но Эфедра никогда не разбудит ее, потому что он знает, что тогда она для него погибнет навсегда.