Впереди тени отступали… еще одна поляна?

– Женщина бесполезна для меня. Я уберу ее с дороги… – вслух произнес мужской голос.

Невозможно было определить точно, откуда исходит звук, но явно близко. Он прибыл не слишком быстро. Сделав глубокий вдох, Кеншин вышел на открытое пространство.

– Я заберу Томоэ.

– Что?

В центре белой равнины маячила темная фигура, которая определенно была мужской, но Кеншин не мог различить подробностей, как то внешность мужчины или выбранный им стиль ведения боя.

Это не имеет значения.

В таком болезненном и измотанном состоянии будет нелегко уворачиваться. Лучшее, что он может сделать, это положиться на инстинкты и напасть, когда тень подойдет достаточно близко, чтобы можно было нанести удар. К счастью, последний был так же глуп, как и остальные, и с интересом слушал собственный голос. С некоторым облегчением Кеншин позволил мужчине бахвалиться, зная, что каждая лишняя секунда помогает ему восстановить зрение. А потом тень закричала.

– Получи! Стиль кулачного боя Мутеки! Гоу-фу-баку! – И в мгновение ока тень оказалась перед ним.

Кеншин выхватил меч в совершенном баттодзюцу. Слишком поздно.

Тень ударила его в горло с такой силой, что его отбросило обратно. Инстинктивно Кеншин вздохнул и задохнулся от острой боли. Безумно закашлявшись, он отшатнулся, вонзая меч в землю, чтобы удержать равновесие.

– Твои шансы побороть меня равны нулю! – хвасталась тень.

– Даже если мое тело и ощущения разрушены… – в ярости прохрипел Кеншин, – все, что мне нужно, собрать свои силы на острие атаки.

Тогда этот ублюдок снова появился, пританцовывая вне пределов досягаемости, увлеченный нанесением ударов по корпусу Кеншина, его раненым плечам, по всем слабым местам, защищать которые его учил Мастер. Это было мучительное издевательство, пока этот ублюдок, не торопясь, показывал ему, как отчаянно беззащитен он перед этой молниеносной точностью.

Возможно, так оно и было.

Его позиция была сломанной, и он уже не мог отличить синяки от ударов от остальных травм. Боль оказалась слишком сильной. Все элегантные и тщательно отработанные блоки, которые вбивал в него Мастер, были бесполезны.

Все это время этот ублюдок насмехался над ним, пытаясь сломить его дух, указывая ему на то, почему он не сможет победить.

И мало помалу Кеншин начал понимать – он слишком сильно изранен, чтобы драться как следует. Все, что у него осталось, это его ярость и потребность спасти Томоэ. Если он продолжит бороться вот так, то у него нет никаких шансов.

Если… Да, есть один верный способ узнать, где он будет.

– Верно, я не могу победить… Ты прав, – тихо прошептал Кеншин.

В таком бою единственный способ победить… это сдаться.

Если он не может полагаться на чувства, если он не может защитить себя так, как учил его Мастер… тогда, ради Томоэ, он пожертвует собой и рискнет всем ради одного последнего удара. В конце концов, если он сможет убить этого человека, то угрозы Томоэ больше не будет, и она спасена. Она сможет жить и увидит эпоху, которую строили Кацура-сан и все остальные.

Только меня не будет с ней…

Но может, это и правильно. Он сломленный, порочный человек – полубезумный убийца.

А она… она для меня все.

Так что у него нет выбора. Кеншин вделал глубокий вдох и принял открытую безрассудную позицию – беззащитную, держа катану высоко, приготовившись к самому основному удару, кесагири.

– Я иду. – Кеншин рванул вперед.

Там, прямо перед ним, темное пятно… да! Он подпрыгнул и перехватил рукоять меча, приготовившись к косому удару, повторяя про себя: иди и воспользуйся той возможностью, которую я тебе даю, чертов ублюдок! Иди, иди навстречу смерти…

А потом тень метнулась… Кеншин ударил изо всех сил, чувствуя, как его клинок прорезает кожу, плоть и кости. Да! Разрезать! Разрубить! Убить! Он наслаждался этим ощущением, зная, что победил. Но где же ответный удар этого ублюдка?

Запах крови заползал в его ноздри, сладкий до приторности аромат, но его было недостаточно, чтобы перебить слабый запах белой сливы…

Что…?

Распахнув широко глаза, Кеншин смотрел на белую тень на фоне темной – и увидел, как его меч разрубает их обоих.

Нет…

Белая тень упала на землю, и сердце Кеншина упало вместе с ней, а колени подогнулись.

Нет, нет…

Такой знакомый запах цветов белой сливы, и мягкая ткань, и шелковистые волосы… Кеншин сдавленно ахнул, подхватывая ее на руки, как сломанную куклу.

Нет, нет, этого не может быть!

– Томоэ…

Она хрипела, и страшное мокрое красное пятно растекалось по ее груди.

– Томоэ…

Ее отчаянные попытки вдохнуть звучали страшно – влажный булькающий звук крови, залившей ее легкие, заглушая ее. Она закашлялась, и капли крови брызнули на его руки. Это был худший звук из всех, что он когда-либо слышал. Комок в горле мешал ему говорить, пока он держал ее на руках, слезы выступили на глазах.

– Томоэ… зачем?

Она не ответила. С кровью, заливающей ее горло, она не могла ответить, но подняла руку, чтобы погладить его по щеке так, как она всегда делала. Но на этот раз вместо ласкового прикосновения ее нежных проворных пальцев он почувствовал острую сталь, врезающуюся в его плоть. Но это было ее прикосновение, и он наклонился навстречу ему, чувствуя в нем ее любовь.

Ему не нужно было иметь зрение, чтобы знать, что она улыбается.

Ее тело расслаблялось в его руках, хрипы становились все тише… а потом наступила тишина.

Кеншин моргнул, пытаясь прояснить свое затуманившееся зрение.

– То…

Размытая фигура не стала яснее, но сердце его знало то, что не могли увидеть его глаза – ее большие проникновенные глаза, ее бледную кожу, ее красивые алые губы…

– мо…

Она улыбается.

– э…

Но она мертва.

– Томоэ!

Крик вырвался из его груди, прорвавшись сквозь его скромную сдержанность, необузданный и ужасающий, как визг тэнгу, и пронесся по лесу. Кеншин сжал ее в крепких объятиях и зарылся лицом в ее волосы, позволяя слезам течь из глаз. Он плакал и плакал, крича на весь мир как человек, которому нечего терять. Время не имело никакого смысла, как и его боль или усиливающийся холод. Ничто не имело значения, потому что она умерла. Умерла. УМЕРЛА!

Потом он наконец закрыл глаза, вдыхая запах ее волос, ее крови, ее духов с ароматом цветов белой сливы, запечатлевая их в своей памяти… Он понимал, что в его жизни больше не осталось ничего.

Сладостное темное ничто окружило его, и он поприветствовал его с распростертыми объятиями.

– Кидо-сан, вам письмо.

– Хм?

– Из Киото.

– Ах. – Человек, известный как Кидо, нахмурился, принял письмо, которое испуганная горничная передала ему, быстрым движением руки отпустив ее. Оставшись в одиночестве, он быстро развернул письмо и начал читать.

Новости вызывали беспокойство.

Темные тени Бакуфу, ужасающие Яминобу, чье существование было настолько секретным, что это имя не слышали даже самые высокопоставленные чиновники правительства, наконец-то сделали свой ход. Хуже всего, что вместо того, чтобы прийти за головой змеи, чего он ожидал и к чему готовился, они нанесли удар по мальчику.

Но при этом они дали ему последний кусок головоломки.

Только три человека – Иидзука, Катагаи и он сам – знали, где скрывается мальчик. Он никого не посвящал в свои дела, Катагаи нашли мертвым несколько недель назад, оставался только Иидзука.

Крыса.

Итак, я знаю предателя.

Кидо улыбнулся и крикнул своему телохранителю:

– Пожалуйста, отправьте сообщение новому человеку, Шишио. У меня есть для него работа.

– Он потерял так много крови… и эти раны. Чудо, что он вообще выжил. Помоги мне повернуть его, – громыхал низкий старческий голос.

– Хммм, его пальцы обморожены, – заметила женщина. – Не лучше ли отрезать их, чтобы не рисковать заражением?

– Возможно, но прямо сейчас это для него слишком. Давайте подождем и посмотрим. Продолжайте удалять отмершую кожу, а если наступит заражение… что ж, тогда у нас не будет выбора.