Уже на следующий день, впервые за несколько недель, Кеншину было позволено выйти погулять. Ему было велено не перетруждаться, использовать только простые удары, и Осуми-сан несколько раз напомнила ему, что он должен немедленно вернуться, если почувствует слабость или замерзнет. Кеншин едва слышал ее, когда нетерпеливо надевал оба своих кимоно, натягивал хакама, завязывал меховые сапоги и закутывал руки в рукавицы. Даже ненавистная шапка не испортила ему настроение.
Наконец-то он идет на улицу!
Повторения ударов мечом не надоедали ему и не ощущались как обязанность. На самом деле, совсем наоборот – это было лучшее, чем он занимался всю его жизнь. Мастер контролировал его, пока он выполнял упражнения, одобрительно кивнул и сказал, что его состояние не сильно пострадало от вынужденного покоя. Однако Кеншин еще не чувствовал усталости. И очень не хотел возвращаться внутрь. Так что он посмотрел на Мастера, молча желая большего.
Мечник в изумлении поднял бровь, его ки слегка потеплела, а затем он ухмыльнулся и показал ему новое упражнение – кесагири – косой удар вниз к плечу с правой стороны. Он сопровождался обратным ударом, таким же, но нацеленным на левое плечо. Вместе с первым, каратаке, они образовывали все базовые удары по телу.
Возможно, Кеншин немного переусердствовал, потому что когда закончил с тренировкой, весь дрожал. Его радость от того, что он вернулся на улицу и получил новые удары для отработки, была слишком велика, чтобы вовремя остановиться. Мастер покачал головой и помог ему вернуться внутрь, где Осуми-сан осмотрела его и предостерегла от поспешности.
Вечерний прием пищи превратился в жутковатое событие, когда Осуми-сан сказала Мастеру, что он должен уже начать обращать внимание на возможности ребенка и перестать относиться к нему как к миниатюрному взрослому. Неудивительно, что это замечание вызвало гнев Мастера, и его ки резко похолодала. Он ответил, что не ее дело, как он готовит своего ученика. С этого момента разгорелся спор. Осуми-сан и Мастер долго кричали друг на друга, а потом мечник выбежал из хижины. Мальчик испугался и попытался скрыться от битвы характеров в углу, свернувшись в клубок и храня молчание. Осуми-сан запыхтела и вернулась к своему вязанию. Звон спиц постепенно успокоил его, и он заснул у стены.
На следующее утро он проснулся в своей постели. Мастер был на месте, и Осуми-сан послала Кеншина с мечником тренироваться наружу. Он повторял три основных удара до тех пор, пока руки не начали уставать. Мастер кивнул ему и отправил внутрь одного.
В тот же вечер Осуми-сан расспросила его о тренировке и потом спросила, сколько ударов он мог сделать. Кеншин был сбит с толку вопросом, а потом немного растерянно признался, что еще не знал, как это сосчитать. Осуми-сан нахмурилась и спросила Мастера об этом. Вместо того, чтобы рассердиться, как раньше, мечник просто посмотрел в сторону и сказал, что намеревался добраться и до этого. Осуми рассмеялась и довольно громко прошептала Кеншину, что, вероятно, слова Мастера означали, что он просто забыл.
Затем она взяла его руку в свою и, вытянув один палец, спросила, сколько это будет. Кеншин послушно ответил, что это один. Затем два пальца – два. Они перебрали все пальцы, а потом перешли к другой руке, где он признался, что не был уверен, какой по счету второй палец на его другой руке. Она улыбнулась и сказала, что это седьмой. Затем появились восьмой, девятый и десятый. Потом она показала один свой палец и сказала, что все вместе это одиннадцать.
Вот так и продолжался урок.
Кеншин был удивлен, что это было так легко. Он всегда считал, что счет это трудное дело, но она смогла объяснить его таким образом, что это приобрело смысл и сделалось очень простым. Также помогало и то, что он, глядя на свои пальцы, увидел четкую закономерность в числах: после девятнадцати двадцать, затем два и один – двадцать один. После всех чисел во втором десятке – тридцать, три и один – тридцать один и так далее. И он радостно улыбнулся ей в знак признательности.
Тогда Осуми-сан спросила, сколько ему лет. Кеншин задумался, пытаясь поймать самое раннее воспоминание лета, проведенного в играх с братьями, а затем оттуда считая сезоны. Даже зная новые числа, он был просто… не уверен. Но Осуми-сан смотрела с любопытством, и даже Мастер, казалось, заинтересовался, так что он наконец догадался.
– Думаю, восемь или девять.
Осуми-сан похвалила его за ответ, сказав, что он умный мальчик. А потом громко, но заговорщическим тоном, спросила, знает ли он, сколько лет Мастеру. Кеншин не имел ни малейшего представления об этом, но был достаточно воодушевлен и рассуждал громко:
– Мастер старый, потому что большой и сильный.
Хико-сан усмехнулся, но ответил без дополнительного побуждения:
– Не старый, мне двадцать три.
Осуми-сан засмеялась так, словно выиграла что-то, и заявила, что знала это – такой красавец не может быть старше тридцати. Кеншину стало интересно, и он спросил о ее возрасте.
– Мне двадцать девять лет и я не ищу мужа! – ответила она гордо и забавно улыбнулась Мастеру.
Мечник слегка порозовел и отвел взгляд. Кеншин не понял – при чем тут замечание о муже?
Но почему-то это явно имело какой-то смысл, потому что после этого Мастер больше не относился к ней так настороженно. Он даже немного расслабился в ее присутствии и стал больше времени проводить рядом с хижиной и внутри нее.
Осуми-сан улыбалась ему за трапезой и спрашивала, хочет ли он еще. Мастер вежливо отказывался, но ощущался немного теплее, словно больше не был раздражен. В вечерние беседы и уроки теперь включались все трое, и оба взрослых пытались учить его или просто рассказывали истории, чтобы скоротать время. Больше не было так много споров, и Мастер не избегал Осуми-сан так демонстративно. Более того, он начал разговаривать с ней теплее и открыто поглядывал на ее шею или запястья. Любопытно, что Осуми-сан не обиделась, а просто улыбнулась, когда заметила эти взгляды.
Кеншин чувствовал себя все лучше и сильнее с каждым днем. Мастер показывал ему новые удары и велел бегать по снегу, чтобы избавиться от избыточной энергии. Осуми-сан не ругала Мастера за это. Она также предложила Кеншину практиковаться в счете, считая удары меча. Казалось бы, забавная идея. Это было не совсем легко, но когда он затруднялся с числом, Мастер подсказывал ему нужное.
Вот так Кеншин узнал все десятки, а потом и десяток десятков – сто. Он с гордостью рассказал об этом достижении Осуми-сан – он сделал по сто повторений каждого из трех ударов. Она мягко улыбнулась ему, и он почувствовал себя очень хорошо.
И конечно, Мастер показал ему еще удары.
Дни шли своим чередом. День ото дня Мастер ощущался все более и более теплым. Между ним и Осуми сан возникло загадочное напряжение. Она улыбалась и дразнила Мастера, а мечник даже иногда отвечал ей колкостями из собственного арсенала. Будто они вернулись назад в деревню в горах к своей семье. Но Мастер не был похож на отца, а Осуми-сан не была похожа на мать. И они не относились к Кеншину как к сыну.
Но почему-то они подходили друг к другу.
В один прекрасный день Кеншин играл в снегу. Он спросил, будет ли нормально, если он займется после тренировки, потому что солнце теперь плавило снег, и он хотел что-нибудь построить. Мастер дал ему разрешение, но не остался смотреть, вместо этого отправился внутрь.
Кеншин катал шары из снега и устанавливал их друг на друга. Холодность Мастера находилась внутри хижины, но больше не ощущалась как холод. Может, ему следует называть ее ки, как делает Мастер?
Говоря о холодности, он давно не говорил со своим другом-духом. Для этого не было возможности. Это пренебрежение висело на совести Кеншина, так что теперь, когда у него было время в одиночестве, появился хороший шанс что-то с этим сделать. Так что он ткнул в холодность, чтобы предупредить духа, а затем пустился в объяснения. Поначалу дух был немного холоден с ним, но после того, как он показал то, что произошло за эти пару месяцев, все наладилось.
