После разлуки с Еленой он не мог даже думать о том, что в его жизни появится еще одна женщина. А тем более такая, как Алька. Наивная и ослепительная в этой своей наивности. Простая и чудная в этой своей простоте. Совершенно не эффектная, но такая трогательная с этой своей улыбкой и ярко-синими глазами… Он никогда не мечтал о такой. Ему никогда такой не хотелось. И вот — на тебе. Влюбился. Да не просто влюбился, а обалдел от этой любви настолько, что жизнь — «пустая и глупая шутка» — стала вдруг такой яркой и красивой, что слепило в глазах. И ослепило бы вконец, если б у Альки не было Олега, а у Сергея — воспоминаний о Елене.

Вот эти два человека: один — реальный, второй — почти миф — мешали им быть счастливыми.

Им или ему?

Сергей не до конца уверен, что Алька испытывает к нему те же чувства, что и он к ней. А вдруг все это — лишь видимость? Вдруг Алька только жалеет его, немолодого пьянчугу-писателя, и потому все еще живет в его доме и пытается помочь ему? С чего Сергей взял, что это странное яркое существо, живущее в своем волшебном мире, предпочло его Олегу — жизнерадостному и успешному мужчине?

Эта неуверенность переполняла Сергея и рвалась наружу с каждым словом, с каждым жестом. Ему казалось, Алька все это замечает, хоть и не говорит ни слова. Но ведь он — мужчина. И по идее должен первым заговорить об этом… Сергей хотел и одновременно боялся этой откровенности. Слишком горько разбивать сосуд иллюзий, который слепил своими же руками. Это новое чувство, пробудившееся в нем так внезапно, не похоже на водоворот, в который вовлекла его Елена. Но ясности и спокойствия тоже нет. Все это время Сергей чувствовал тревогу. Алька могла уйти. Оставив такую пустоту внутри Сергея, которую он едва ли чем-то заполнит…

Сергей снова уткнулся в компьютер, но кроме черных букв — неясных, как очертания домов в дымке тумана, — он ничего не мог разглядеть. И мысли, те мысли, те истины, которые сейчас были ему необходимы, снова ускользали от него. Как призрак, как мираж, как Елена…

Из состояния транса Сергея вывел звонок, раздавшийся в коридоре. Наверное, Алька опять забыла ключи… Сергей обрадовался ее приходу. Когда она находилась рядом, все казалось простым и ясным. Не хотелось думать о том, что рано или поздно она уйдет. Алька, веселая и яркая, наполняла его дом светом. И этот свет затмевал все грустное, позволяя Сергею видеть жизнь совершенно другими глазами. Не думать о прошлом, о будущем, а наслаждаться настоящим моментом.

Но когда Сергей открыл дверь, вся его радость мгновенно испарилась. На пороге стоял незнакомый парень, с виду невзрачный. Взгляд у него был растерянный и одновременно жестокий. Сергей понадеялся, что парень не окажется очередным Алькиным другом.

— Это вы — Сергей Вольский?

— Я, — усмехнулся Сергей. Его надежды не оправдались. Похоже, этот парень — действительно Алькин друг. Только почему Алька ни разу о нем не говорила? — Вам, наверное, Аля нужна?

— Ну да, Алька… — Парень аж растерялся. — А вы-то почем знаете?

— Не «почем», а откуда, — по инерции исправил его Сергей, а потом спохватился. — Простите… Вы ее друг?

— Я? — Парень улыбнулся так, что у Сергея пропала всякая охота расспрашивать его дальше. В душе закопошились самые неприятные предчувствия. — Друг? Она так сказала?

— Она вообще ничего о вас не говорила, — раздраженно ответил Сергей. Было бы лучше, если бы Алька заранее предупреждала о таких визитах. — Я не знаю, кто вы.

— А-а, — насмешливо протянул парень. — Щас узнаешь. Я — ее муж.

Неспроста у Альки на душе с самого утра скреблись кошки. Неспроста было тревожно и гадко. Даже хмурая улица казалась ей диковинным черным зверем, который глядит на нее своими немигающими глазами-фонарями.

Она зашла домой и с порога почувствовала знакомый запах. В доме чужой. И Алька уже поняла, кто это… Сердце испугалось вместе с Алькой и сплюснулось так, будто по нему проехался каток. Кожа покрылась жабьими пупырышками. Все Алькино тело подавало сигнал к бегству. Бежать, бежать куда глаза глядят! И Алька побежала бы, если бы из кухни не вышел Сергей.

Он посмотрел на нее так, что она почувствовала себя падшей женщиной. Что ж, неудивительно. Особенно если учесть, что на кухне сидит Санька. Ее законный супруг, за которым она два года была замужем. Самые страшные годы в ее жизни.

Алька не чувствовала сил ни оправдываться, ни врать. И в конце концов, в чем она виновата? В том, что скрыла штамп в паспорте? Брак с человеком, которого она не только не любит, а ненавидит и боится?

— Я знаю, — одними губами прошептала она. — Там мой муж.

Сергей кивнул — очевидно, лишь этого она была достойна, — и вернулся на кухню. Онемевшими руками Алька расстегивала сапоги, снимала куртку, вешала сумку. Из нее словно выпили всю кровь. Она вспомнила какой-то фильм, где мужчину намазали кремом, привлекающим насекомых, и ночью его одолели комары и москиты. К утру от него не осталось ничего, кроме оболочки. Вот и от Альки осталась одна оболочка…

Санька сидел на кухне и как ни в чем не бывало пил чай. Пил, как обычно, тихо, не прихлебывая.

Надо же, это только Сергей так может. Ни битья морд, ни драки, ничего. Сидит на кухне с ее мужем, пьет чай и, наверное, говорит о жизни. Интеллигент.

Алька смотрела на Саньку, и страх потихоньку отползал. Кого она боялась все это время? Вот этого чахлого, неказистого паренька с угреватым лбом? Вот это ничтожество, которое изводило ее и превращало жизнь в кошмар? И от этого пигмея она убегала, спасалась?

Сергей стоял в стороне, скрестив руки на груди, как посторонний наблюдатель, чье присутствие нужно лишь номинально. Ждал, что будет…

Санька наконец оторвался от чашки и поднял голову:

— Хватит ваньку валять. Домой поехали. — Голос звучал раздраженно. Алька не без злорадства подумала, что он уже успел сравнить себя с Сергеем и понять, что сравнение — не в его пользу. Эта мысль окончательно разбила ее страх в пух и прах. Теперь Алька была свободна.

— Нет у меня дома, Сашенька, — улыбнулась она. — Я сейчас здесь комнату снимаю, а завтра — в другом месте сниму. Так что поезжай-ка ты домой один. Не поеду я с тобой. Не жди.

— Разговорчивая стала? — Водянисто-голубые жестокие глаза смотрели в упор.

Но Алька уже не боялась. Пусть себе угрожает.

— Еще как. Уезжай, Сашенька. Я, как устроюсь, приеду. И подам на развод — давно пора…

Чашка громко звякнула о блюдце. Если бы не Сергей, он бы не задумываясь влепил Альке увесистую затрещину.

— А я те говорю — поехали.

— Я — свободный человек, а не крестьянка крепостная. Где хочу, там и живу. Не вернусь я, не жди. Хоть что делай. Лучше уж умереть, чем с тобой жить.

Выражение Санькиного лица мгновенно изменилось. Алька знала — сейчас станет давить на жалость. Обычно получалось убедительно, но теперь она была готова.

— Аля, ну пожалуйста… Ты же знаешь, я все для тебя сделаю.

— Что ты для меня сделаешь? Изобьешь опять, я напьешься, голодом будешь морить? Два года ты нервы мне трепал. Бил меня, так что я тюбиками изводила Маришкин тональный, чтоб синяки замазать. Пил, как будто у тебя вместо желудка — бочка нержавеющая. Пропивал все деньги, так что есть нечего было. — Алька говорила все это сухо, без слез, но Сергей заметил, что она страшно взволнована. Ему показалось, что Алька вот-вот сорвется, и он поспешил вмешаться, хоть перед этим и дал себе слово не лезть, что бы ни происходило.

— Это правда? — спросил он у Саньки. — Ты мне вроде другое говорил?

— Да врет она все. Села тебе на шею. В Москве хочет остаться, сука…

Сергей побелел от гнева. Никто не смел так обращаться к женщине, а уж тем более к Альке. Ему захотелось изо всех сил съездить по Санькиному лицу, мерзкому, перекошенному от злости. Сергей сжал кулак, но тут же передумал. Чем он будет лучше Саньки, если позволит себе распустить руки?

— А ну, вон отсюда! — крикнул он, склонившись над сидящим Санькой. — Пошел на хрен, м…ла! Не поедет она — русским языком тебе сказала. Пошел отсюда, пока я тебе не врезал!