Литмир - Электронная Библиотека

«Ходила повидаться с твоим отцом», – так она говорила. Его надгробный камень находился в церковном дворе, среди других могил. Я плакала, представляя, как мама стоит одна посреди кладбища.

«Зря ты меня не разбудила. В следующий раз непременно разбуди».

Но она этого так и не сделала.

На Бичи-Хед решили проявить бдительность. Да и не удивительно – приближался канун Рождества, и недели не прошло после «подражания самоубийству», о котором писали газеты национального масштаба. Я все еще смотрела на камни, когда ко мне подошел священник, спокойный, ничуть не осуждающий меня.

«Я не собиралась прыгать, – сказала я ему после. – Я просто хотела понять, что они чувствовали».

Меня остановил не тот священник, который говорил с моей матерью на вершине скалы. Этот был старше и мудрее того молодого, который пришел в полицейский участок, дрожа в легкой, не по погоде обуви, и рассказал, как моя мать набрала камни в рюкзак, как положила на пожухлую траву сумочку и мобильный – в точности как папа уложил свой бумажник и телефон семь месяцев назад.

Молодой священник чуть не плакал. «Она… она сказала, что передумала. – Он старательно избегал моего взгляда. – Я провел ее к машине».

Но моя мать была упрямой женщиной. Час спустя она вернулась к обрыву, аккуратно выложила сумку и телефон и – как установил судмедэксперт – покончила с собой.

Священник, говоривший со мной на Бичи-Хед прошлым Рождеством, не стал рисковать. Он вызвал полицию, дождался, пока они меня увезут, и спокойно закончил свой день, зная, что в его смену никто не погиб.

Я была благодарна ему за заботу. Мне было страшно понять, что все мы можем оказаться всего в шаге от немыслимого.

«Я не собиралась прыгать», – сказала я ему. Но на самом деле не была в этом так уверена.

Вернувшись домой, я обнаружила в почтовом ящике рекламную листовку: «Помощь психотерапевта. Отказ от курения, освобождение от фобий, повышение уверенности в себе. Психологическая поддержка при разводе. Помощь скорбящим». Несомненно, такие листовки разнесли по всему кварталу, но мне это показалось знаком свыше. Я набрала номер еще до того, как успела передумать.

Марк мне сразу понравился. Не успел он заговорить, как мне стало чуть легче. Марк у меня высокий, но ни на кого не смотрит сверху вниз; широкоплечий, но совсем не грозный. В уголках его темных глаз прячутся морщинки, придающие ему мудрый вид, а когда он слушает, то кажется внимательным и вовлеченным в беседу, даже очки снимает, будто это поможет ему лучше слышать. При первой встрече я ни за что бы не подумала, что мы с ним будем вместе. Что у нас будет ребенок. Все, что я знала, – что рядом с Марком чувствую себя в безопасности. И это чувство с тех пор не прошло.

Лора допивает чай, моет чашку и ставит ее в сушку рядом с мойкой.

– Как Марк воспринимает свое отцовство?

Я отхожу от качалки.

– Не нарадуется на малышку. Вечером, возвращаясь с работы, бежит к ней, не снимая плаща. Хорошо, что мужчины не кормят грудью, а то он меня к Элле вообще бы не подпускал.

Я закатываю глаза, но, конечно, я не жалуюсь. Хорошо, что Марк столько мне помогает. Никогда не знаешь, каким отцом кто-нибудь станет, верно? Говорят, женщины инстинктивно выбирают мужчину по характеристикам, которые нам нужны в супруге: он должен быть честным и сильным, должен любить нас. Но никогда не знаешь, выйдет ли он в три часа ночи за черносмородиновым мороженым, которого вам так захотелось, будет ли он вставать ночью, чтобы покормить и успокоить ребенка… А к тому моменту, как ты это понимаешь, обычно уже поздно что-то менять. Мне повезло, что у нас есть Марк. И я очень рада, что он остался со мной.

Мой отец за всю жизнь не сменил ни одной пеленки, и, насколько мне известно, мама ни разу его не просила. Просто так было тогда заведено. Я представляю себе, как папа отнесся бы к тому, что Марк укачивает Эллу или привычным жестом меняет грязный подгузник на чистый, и знаю, что папа непременно отпустил бы колкое замечание, мол, «ну и мужики нынче пошли». Я отгоняю от себя такие мысли. Честно говоря, я вообще не знаю, понравился бы Марк папе или нет.

И это не важно. Не должно быть важно. Марк – отличный отец для Эллы, и это главное.

На первом свидании я выпила лишнего. Алкоголь помог мне снять тревогу, чуть ослабил чувство вины оттого, что я отправилась развлекаться всего через два месяца после маминой смерти.

– Обычно я так себя не веду, – сказала я, когда мы очутились в квартире Марка в Патни, обещанная чашка кофе была позабыта, сменившись еще одним бокалом вина, а осмотр квартиры привел нас в спальню.

Эта фраза сама по себе банальна, но она соответствовала истине. Я никогда не спала с мужчинами на первом свидании. Да и на втором или третьем, если уж на то пошло. Но той ночью поддалась порыву. Жизнь казалась слишком короткой, чтобы медлить с решениями.

На самом деле во мне говорила не решимость, а спиртное. Мой поступок был безрассудным, а не спонтанным. Марк – может, он был не настолько пьян, а может, его еще угнетало осознание того, что мы нарушаем его профессиональную этику, – попытался утихомирить меня, но тщетно.

На следующее утро меня железным ободом сковала вина. Жгучий стыд, разорвавший в клочья мое самоуважение и вытолкнувший меня из постели Марка еще до того, как он проснулся.

Марк застал меня у выхода, когда я уже обувалась.

– Ты уходишь? Я думал, мы сходим позавтракать.

Я помедлила. Не похоже было, чтобы Марк потерял ко мне всякое уважение, но от воспоминаний о предыдущей ночи у меня внутри все сжималось: например, я вдруг вспомнила, как пыталась стащить трусики, исполняя некое пьяное подобие стриптиза, потеряла равновесие и плюхнулась на кровать.

– Мне нужно идти.

– Я знаю отличное местечко неподалеку. Сейчас еще очень рано…

Так и не высказанный вопрос – куда я так тороплюсь в восемь утра в воскресенье? – заставил меня согласиться.

К девяти похмелье отступило, как и неловкость. Если Марк ничуть не смущается, то почему я должна стесняться? Но мы согласились, что все произошло куда быстрее, чем мы оба ожидали.

– Можем, попробуем начать заново? – предложил Марк. – Прошлая ночь была великолепна, но… может, нам стоит устроить еще одно «первое свидание». Узнать друг друга получше.

В следующий раз мы переспали только через пять недель. Тогда я еще не знала, что уже беременна.

– Может, в газеты обратиться? – спрашиваю я Лору.

– По-моему, ты торопишь события.

– Они написали статью, когда мама умерла. Может, сделают продолжение. Попросят читателей поделиться информацией. – Я вспоминаю открытку: «Самоубийство? Едва ли». – Тогда никто не объявился, но если мама была не одна в тот день, если кто-то ее столкнул, то могут быть свидетели.

– Анна, священник видел твою маму.

Я молчу.

– Он говорил с ней над обрывом. И она сказала, что хочет покончить с собой.

Мне хочется зажать уши руками: «Ла-ла-ла-ла-ла!»

– Но его не было рядом, когда она спрыгнула, так? Он не видел, была ли она одна, когда вернулась.

– Что ж, – помолчав, говорит Лора, – Кэролайн приезжает на Бичи-Хед, она готова спрыгнуть с обрыва. Священник отговаривает ее, а час спустя кто-то ее убивает?

Лоре не нужно объяснять мне, насколько абсурдно это звучит.

– Может быть, она пыталась спастись от кого-то. Считала, что лучше покончить с собой, чем позволить кому-то убить себя. Только она не смогла пойти на самоубийство, и, когда священник думал, что спасает ее, на самом деле он толкал ее прямо к…

Я осекаюсь. Жалость во взгляде Лоры невыносима.

– К кому?

Элла проснулась, она гулит в качалке и сует кулачок в рот.

– Кто убил ее, Анна? Кто мог желать Кэролайн смерти?

Я прикусываю губу.

– Не знаю. Один из тех идиотов, которые винят окружающих в том, что сломалась машина…

11
{"b":"625811","o":1}