У него было много имен.

Темный, Четвертый носитель, Наследник избранных, коммандер Драккен. При рождении ему было дано имя Рамсес, но, пройдя великое испытание и обретя власть, он отверг его. Покрытую толстыми рубцами плоть под багряной мантией скрепляли тугие повязки. Бренная рассыпающаяся оболочка оставалась его слабостью, напоминая о том, как хрупка презренная смертная форма.

«Будь она проклята, плоть», – подумал он с отвращением.

Теперь, когда они вернулись в родную галактику, Маяк мерцал особенно ярко. Он благоговел перед устройством, ведь оно позволяло, оставив тело, принимать излюбленную форму – черной тени. Он умел контролировать разум, скрываться, и это стоило ему огромных усилий, но планы его нарушили.

«Носители заплатят, – ощущая, как вздымается в нем волна гнева, подумал Драккен. – Я заставлю их страдать».

Впрочем, потерял он не много. Пришлось только раньше выйти из тени. Он знал, что ему уготовано судьбой. Знал, за что его люди терпели лишения, ради чего страдали и возвысились. Домой они вернулись по одной и только одной причине: Конец.

Оружие Конца заставило покинуть дом, разрушило их планету. Убило все живое на ней. А еще оно создало их, породив новый мировой порядок. Заставило человечество выйти на новый виток эволюции. Отмело недостойных: слабых, ущербных – и даже тех, кто не сумел бы пережить исход. Третий ковчег погряз в пороке: художники, поэты, живописцы и философы. Какое общество они надеялись создать? Свою участь они заслужили, и утечка воздуха стала для них милосердием.

Народ Драккена составляли ученые, и они знали, как выживать.

Четвертый ковчег продвинулся дальше любой цивилизации. Побывал чуть ли не на краю Вселенной, разыграв свое исчезновение, избавился от тирании проекта Дивинуса. Лишь так его население могло развиться до Высших существ, создать коллективное сознание.

Драккен мысленно устремился прочь из тела по проводам, которые отходили от мозга и усиливали Маяк. Его сознание пронеслось по многочисленным палубам корабля, через стерильные лаборатории, где заправляли облаченные в халаты Высшие, и далее – в небытие открытого космоса. Он достиг Первого ковчега. Установил связь. Потребовал:

– Отдайте оружие Конца. Отдайте его. Отдайте мне.

Когда его колония завладеет секретом, который некогда от них утаили, они станут воистину самой могущественной расой во Вселенной. Скоро оружие будет у них в руках.

Зажглись автоматические огни, и свет затопил комнату, постепенно набирая яркость, будто и правда наступил рассвет. Майра остановилась и взглянула на кровать. Полупрозрачный полог раздвинулся, обнажая ровные, без единой складки, постель и подушки.

«Еще одна бессонная ночь», – со вздохом подумала Майра.

Она прошла в ванную и взглянула на себя в зеркало. В ярком свете широкие скулы выделялись особенно резко. Круги под глазами напоминали настоящие синяки. Кожа, некогда загорелая, сделалась болезненно-бледной. Белки глаз подернулись сосудистой сеточкой, а кудряшки торчали во все стороны, будто Майра сунула пальцы в розетку.

Однако тратить силы на мытье не хотелось – как не хотелось спать, когда на ее худеньких плечах лежала судьба целого мира. Ответственность казалась непосильным бременем. «Да кто я такая? – думала Майра. – Просто шестнадцатилетняя девчонка из отдаленной колонии на дне океанского желоба? Из колонии, которая медленно задыхается?»

Постойте, а сколько дней прошло с тех пор, как они сбежали из дома? Майра быстренько прикинула в уме и вздрогнула: восемь недель и три дня. Она и не заметила, как прошел день ее рождения.

«Мне уже семнадцать», – подумала Майра.

Семнадцать… Мир закружился, а в голове сделалось совсем пусто, особенно сейчас, когда Маяк больше не работал. Будь Майра дома, в Тринадцатом ковчеге, Моди устроила бы в ее честь пир у себя в набитой припасами квартирке: испекла бы бисквитный торт, напоила бы имбирным пивом и дала наесться до отвала конфет. Под поздравления лучших в мире друзей Майра загадала бы желание и задула семнадцать свечей. Уж друзья-то не позволили бы вот так забыть про свой день рождения.

Однако двое из них – Пейдж и Рикард – мертвы, а Калеба взяли в плен и перевезли на борт Второго ковчега, вместе с братишкой Майры Возиусом. Шансов, что они протянут год, до следующего дня рождения, оставалось очень мало.

«Почти никаких», – вздрогнув, уточнила про себя Майра.

Ровно неделя прошла с тех пор, как на связь вышел коммандер Драккен. Майра в миллионный раз вспомнила его угрозы, испытывая страх не меньший, чем тогда, когда услышала их впервые: «Сдавайтесь и откройте нам секрет оружия Конца, либо мы уничтожим все, что вам дорого… Я знаю, кого вы любите и как их уничтожить».

Четвертый ковчег летел к Земле, и, если верить вычислениям Ноя, летел быстро. Через какие-нибудь четыре недели он будет здесь. Тем временем ее друзья томились в плену на борту Второго ковчега, у Верховного командующего Виника, но, что еще хуже, в темных-темных глубинах океана, в родной колонии Майры заканчивался кислород: люди задыхались, но спасти их она не могла – не было ни подлодки, ни деталей, чтобы собрать ее.

Сколько Майра ни обдумывала ситуацию, выхода найти не могла. Мысленно уносилась за пределы планеты, в космический вакуум, потом устремлялась вниз, ныряла в соленые глубины океана, проникая сквозь слои воды и камня, в непроницаемую тьму, а после возносилась обратно наверх, снова падала вниз… И так много раз, пока голова не начинала кружиться.

Решения она не видела.

Майра упала на кровать, всколыхнув полог и смяв одеяло. Безнадежность давила на нее тяжело и безжалостно, однако сдаваться было нельзя. Майра встала и снова принялась кружить по комнате – подошвы тоненьких тапочек уже стерлись. Эту привычку она переняла у отца. Когда Майра видела его в последний раз, он сидел, закованный в цепи, в Тени – тюрьме Тринадцатого ковчега. Майра даже не знала, жив он еще или нет. Скорее всего, падая духом, думала Майра, Синод под началом отца Флавия уже выбросил Джону в море.

Она поспешила прогнать эту мысль и тут же вспомнила о братишке. Девочка смертельно скучала по Возиусу, но он хотя бы еще был жив. Ной взломал защиту Второго ковчега и проник в систему видеонаблюдения: Возиуса держали на гауптвахте вместе с Калебом, Рен и оружейником.

Майра резко встала и взглянула на Маяк: браслет не мерцал, он словно умер. Очень хотелось обсудить все с Аэро и Ищуньей, но с тех пор, как Маяки отключились, между носителями словно выросли стены. Майра успела разделить с Аэро моменты близости, однако сейчас он казался ей совершенно чужим.

«Аэро, о Аэро», – с грустью подумала Майра.

Впрочем, он больше не слышал ее мыслей, и призыв остался без ответа. Метаясь по комнате в предрассветных сумерках – а точнее, их имитации, – Майра задумалась о мире до Конца. Представила себя на месте Элианны Уэйд. Вспомнила Талсу, что в штате Оклахома, где янтарными волнами колышется пшеница – прекрасная, как песни, которые Элианна с подругами пела в начальных классах; где светит жаркое солнце и поют душным вечером цикады, а небеса окрашиваются на закате пурпуром; где семья ждет в покосившемся доме на ферме, пока сама Элианна носится по полю, ловя светлячков в старую банку из-под томатного соуса с жестяной, проткнутой ножом крышкой.

Маяк, может, и отключился, но эти образы намертво запечатлелись в памяти. Они вошли в разум Майры, когда она соединилась с древним устройством…

Замок на двери зажужжал, выдернув Майру из задумчивости. Это прикатились роботы-слуги: забавные машины шмыгнули в комнату и принялись заправлять и без того опрятную постель, прибираться в чистой ванной, унесли нетронутую порцию пайка. Когда Майра попадалась им на пути, они просили уступить дорогу, размахивая когтистыми манипуляторами и настойчиво пища. Роботы в последние несколько дней стали ее единственной компанией. Когда же они ушли и дверь с гудком закрылась, в комнате опять воцарилась тишина – плотная и удушающая. Майра снова принялась расхаживать по кругу. Уже несколько дней, как минул ее семнадцатый год на этой планете, а она все никак не могла найти выход.