Но… стал бы я звонить Аннауту, если бы провалил работу и он это знал? Учитель был довольно демократичен с нами. Но все равно контролировал каждый шаг. Оставлял инструкции на случай успеха, на случай неполного успеха, на случай провала. Даже инструкции на случай своего проигрыша и смерти. Только они не пригодились.

Косточка высосан напрочь. Не похоже, чтобы иллюзиониста беспокоило его здоровье. Так кому он звонил? Учителю?… или кому-то другому?

Вот оно: Иллюзионист проецировал себя вместо того, чтобы явиться лично потому, что ему не нужен Каррау. У него уже есть город. Он просто хотел меня убить.

Кто-то меня заказал.

В спину подул пронизывающий ветер. Тень прижалась к ногам, отвечая на беспокойство.

– Я не знаю наверняка, – сказал я ей. – Это может быть и не Принц.

Это может быть и Терция, разъяренная моим отказом. Она ведь разрушает то, что ей не подчиняется. И Эракан, оставшийся в городе на правах гостя. Старик поправлялся от инсульта, который я ему устроил. И один его учеников, сбежавших из города. И кто-то новый, о ком я прежде не слышал или не задумывался.

Тень пульсировала в такт моим сомнениям. Она была уверенна: Принц.

Следом за Косточкой я двинулся к вокзалу.

Здесь царили ночь и ноябрь. Воздух противно лип к одежде, клочья тумана – к фонарям, похожим на высокие черные деревья, каждое из которых плодоносит единственным комком света. Куб вокзала, как и в реальности: тесное здание, выкрашенным каким-то гением в лимонный цвет. На табло, словно оно сломано, с безумной скоростью высвечивались и гасли объявления о прибытии поездов, но все пути, смутно видимые вдали, пустовали. Пространство над рельсами дрожало натянутыми струнами. На изнанке Каррау никто в него не входил, и не выходил, город хранил свою целостность.

Я не увижу, как Косточка садится на поезд – но могу посмотреть, куда он взял билет. Через узкие высокие ворота, украшенные сценой охоты на оленей, через пустынную площадь, и приоткрытую тяжелую дверь я шагнул в здание вокзала… и задохнулся.

Зал ожидания, огромный как стадион, заполняла толпа человек-отпечатков. Они бродили каждый по своему маршруту. От кресел к кассе, от кассы по кругу, из одного угла к противоположному. Они не сталкивались и не соприкасались, как будто видели друг друга, хотя – не видели. Каждый повторял схему своих последних часов в Каррау. Свет от призрачных локомотивов прорезал человеческую массу, высвечивая четче поплывшие от времени, лица. Вслед за светом оживал и шипел громкоговоритель. Человеческие отпечатки застывали вслушиваясь. И возвращались к маятниковому движению.

Под стеклянным полом двигалась, иногда вспучивая его, бурая масса.

Я вошел в зал, и стал частью толпы. Тени одна за другой сдвигались, чтобы не толкнуть меня и не задеть. Косточку среди них было не разглядеть, как ни вытягивай шею.

Сначала я проверил, подходил ли он к кассам. Потом – к лотку с газетами. Потом пошел по диагонали – и впервые заметил отпечаток мертвеца. От уезжающих он отличался яркостью и какой-то потерянностью во взгляде, что ли. И чем пристальнее я смотрел, тем больше мертвецов замечал. Логично: здесь охотничьи угодья вампиров. Безопаснее убивать тех, кто лишь приехал, и о чьем прибытии еще не знают, и тех, кто покидает город, и чьего возвращения не ждут.

Один из мужчин показался издали похожим на Косточку. Я ринулся за ним через толпу – и столкнулся с рыжей женщиной. Отпечаток, которого я принял за Косточку, повернулся, делая круг.

– Молодые люди больше не извиняются? – Женщина оглядела меня с ног до головы, заставляя вновь облечься образом тела. – Вы меня едва с ног не сбили!

Она была яркой. Во-первых, совсем свежий след. Во-вторых – след смерти. Лет сорок пять, пальцы сжаты на длинной ручке чемодана с колесиками, легкое серое пальто туго затягивает худощавую фигуру, но один рукав оторван, а по центру – темное расплывающееся пятно. Солнечно-оранжевые вьющиеся волосы взлохмачены.

– Простите, мэм. Я не заметил.

Я отступил. Женщина кивнула, принимая извинения, и сощурилась, всматриваясь в толпу.

Ладно, почему бы и нет…

– Вы, случайно, не видели этого человека? – Я вообразил лицо ученика иллюзиониста и достал фотографию из кармана. Протянул женщине.

Мертвая Мэри Поппинс мазнула по снимку взглядом:

– Такой же как вы, нетерпеливый. – Сообщила она.

– Простите?

– Толкнул меня у туалетов.

Я вытянул шею, пытаясь разглядеть указатели уборных.

– Вы не видели моего мужа? – Спросила вдруг женщина. – Он большой и с добрыми глазами…

– Нет, мэм. – Пройдет несколько суток, прежде чем память перестанет беспокоить ее. Прежде, чем она растает. – А где здесь…?

– Я вас провожу. – Рыжая вдруг подхватила меня под руку, увлекая к дальней стороне зала. Прикосновение ее было теплым и легким. Чемодан на колесах, который она тянула свободной рукой, подпрыгивал на полу, вспучивающемся и опадающем, как будто снизу что-то дышало.

– Может быть, Генри там ждет… – Дернула решимо застрявший на бугре багаж. Улыбнулась легко: – Меня зовут Жанна, кстати.

– Конрад. Жанна… вы давно на вокзале?

– Да нет же. Только пришли. Поезд через пятнадцать минут, а я не могу найти мужа. Был здесь – и нет. В этом весь он: пропасть, когда срочно нужен.

В центре зала полыхнуло алым. Следы отшатнулись, сбиваясь с монотонных маршрутов, и тут же хлынули к свету, почуяв энергию. На мгновение показалось, что это пожар, и что языки его облизывают потолок. Почудилось его сначала нежно-шелковое, а затем сдирающее кожу касание к лицу. К глазам. К альвеолам легких.

Жанна вскрикнула и выдернула пальцы из-под моего локтя:

– Вы бьетесь током! – Отпечаток уронила сумку и ручка ударила о пол со звуком сухого дерева.

Багрянец осветил левую половину ее лица. Жанна медленно повернулась к нему, потянув воздух носом, как осторожное хищное животное:

– Что там? – Заворожено.

Пламя вращалось вихреобразно, и состояло как будто из красного полотна, а не настоящего огня.

– Кто-то злится. – Я поднял сумку и подал ей. – Будьте здесь.

Алое полыхало яростью, бессильной и оттого питающей саму себя. Жар от вихря исходил сухой и ядовитый. Решимо, шагнувшие в него, растаяли, как не было.

Я потянулся "вверх" – к физическому уровню Каррау. Отпечатки, как и след Косточки, пропали. Только Жанна осталась. Зал приобрел обычный вид: пустое помещение, освещенное белым электрическим светом.

В центре – неряшливо сваленная гора багажа: сумки, ящики разных цветов и размеров. Женщина и двое вампиров рядом. Откуда-то сильно тянуло свалкой: гнилые овощи, сельскохозяйственные химикаты, густой дух горелой резины.

– Ты должен был привести, а не докладывать. – Прошипела женщина. Немертвый отшатнулся от нее – как будто тоже почувствовал волну жара.

Незнакомка носила дорожный костюм оттенка свернувшейся крови с серебристой оторочкой. Высокий ворот пиджака бросал металлические блики на шоколадную кожу. Распущенные волнистые волосы шевелились под невидимым ветром.

Она вдруг развернулась, выискивая источник взгляда. Тень у ног женщины-мага вытянулась и разбросала щупальца, трогая предметы и воздух зала. Я отступил "вглубь", на уровень решимо, и за Жанну – тень коснулась ног призрака, и отхлынула.

– Кто-то нас заметил? – Спросил почтительно согнутый вампир у чернокожей. Его голос дрогнул: – Следит кто-то?

Маг тряхнула головой отрицательно.

– Найди его. – Приказала она. – Немедленно. Пошшшел!

– Жанна, – обернулся я к отпечатку. Она таращилась на извивающуюся на полу тень. Я тронул ее руку: – Где вы видели человека, о котором я спрашивал?

Мертвая женщина с трудом сфокусировала на мне взгляд. Расширенный, перепуганный:

– Что тут происходит? Кто это? Я… я должна найти Генри.

– Человек. О котором я спрашивал. Где он был? – Я сжал пальцы на ее локте, намеренно причиняя боль.

Призрак выдернула руку и отшатнулась.