Проклятые трусы.

Все они – трусы.

Я сплюнул скопившуюся во рту горечь, но это не помогло.

Земля качнулась навстречу и, раскинув руки сугроба, обняла меня, нежно и крепко.

Глава 2

Я съежился от теплого осторожного прикосновения к шее.

– Голову ниже. – Проворчала Вера. – Неженка.

К затылку прижалась губка, и теплые ручейки воды потекли по спине и плечам, пропитывая майку и капая на пол. В ране сзади на шее мерзко кольнуло, мышцы конвульсивно дернулись.

После столкновения с иллюзионистом Вера помогла мне войти в дом – дотянула, точнее. Помогла раздеться и сейчас, в меру своего искусства, обрабатывала порез. Фиолетовый вихрь тонкого тела ведьмы, пульсируя, смешивался с моим – в том же ритме накатывала тошнота. Для Веры близость к "правильной" энергии еще противнее, но ничто лучше не продезинфицирует.

– Что там? – Волосы мешали, так что приходилось держать их правой рукой, левой сжимая спинку кресла.

Ведьма не ответила. Я скосил взгляд на отражение Веры в оконном стекле. Сегодня она старше обычного: лет на семьдесят. Длинные иссиня-черные, гладкие до лакового блеска, пряди убраны в конский хвост, темные глаза с ресницами, тяжелыми от килограммов туши, спрятаны за прямоугольными очками. Силы диоптриев не хватало: Вера щурилась, и от ее глаз, словно трещины, разбегались морщины. Многослойная косметика подчеркивала, а не скрывала дряблость кожи. Она не успела переодеться с работы, только пиджак сняла, и пышный белый воротник блузки поднимался по горлу до подбородка, словно корсетом охватывая длинную шею.

Дожить до ее возраста… каково это? Время, знания, опыт. Люди, которые любили и которые все еще любят. Будучи учеником Аннаута я спокойно воспринимал то, что мне сильно повезет, если я проживу лет сорок. Не потому, что век магов короток – наоборот. Короток век тех, кто их подпитывает. Я вошел в Каррау, надеясь на защиту и передышку. И, конечно, не получил ни того, ни другого. Зато я здесь не служу никому, а значит, тоже могу однажды взглянуть в зеркало и увидеть, что поседел. Как бы это было? – Дом не для того, чтобы в нем прятаться, а чтобы стареть. Спокойно. С достоинством. В хорошей компании.

– Ну… ты не пугайся. – Легкие интонации Веры контрастировали с напряженным выражением лица.

– Что? – Хотел обернуться, но она прижала мою голову рукой.

Я сглотнул. Задержал дыхание. Что-нибудь плохое. Что-нибудь обязательно плохое. Спинка кресла скрипнула под моей ладонью.

– Кажется, – Вера напряженно кашлянула, – я вижу твой позвоночник…

И, не выдержав паузы, расхохоталась. Бросила губку в миску и отступила, продолжая хихикать. До блеска слезинок в углах глаз, до хриплых выдохов.

– Ничуть не остроумно. – Стер я воду с шеи.

Ведьма рассмеялась громче. За ее спиной хихикнула девочка. Все это время она подсматривала, прячась за дверной косяк и щекоча любопытным взглядом затылок.

В комнате, которую я снимаю у ведьмы, тесно и очень тепло. Кровать узкая и коротковата для меня. Приходится спать, подгибая ноги, а по утрам растирать колени. Маленький поцарапанный стол прижат к окну, глядящему на стену соседнего пустого здания. В другом углу – комод и вешалка для одежды, над комодом – вырезанная из календаря фотография иконы Богородицы. Такие есть в каждой комнате. Для Веры это не Дева Мария, а Богиня.

Не сильно она ее защитила, когда в дом прорвались демоны.

И я тоже не защитил.

Вера отсмеялась, и ее вихрь изменился: стал еще более едким. Ничто так не изгоняет застой и грязь, как хохот. Ведьма отжала губы и вернулась к осмотру моей шеи.

– Мы договаривались, – светски произнесла она. – Помнишь?

И вдруг – сунула в рану на моей шее пальцы, расковыривая мясо. Я задохнулся от боли. Ногти ведьмы щелкали, как будто она ловила блоху.

– Аренда на одну луну. – Сквозь зубы прошептал я. – В комнатах не есть и не курить. Не водить… никого.

– Что, это всё, что ты помнишь? – Насмешливо. Ногтями Вера потянула то, что зацепила. И тянула, тянула… Я старался не дергаться, не двигаться вообще. Мышцы от усилия дрожали, поясница взмокла.

– Не заходить на кухню. – Принялся я перечислять ее условия. – Никогда. Не спрашивать… о вашей внучке. Не разговаривать с ней.

– Не смотреть в ее сторону. – Вежливо напомнила Вера. С внезапной яростью: – Я разве зря это говорила? Я разве хоть что-то зря говорю?

Девочка подсматривала в окно и я на нее оглянулся. Привлек к ней внимание, показал, что мне не все равно.

Тень заметалась по комнате, вместо меня корчась от боли.

Тянущая омерзительная боль сошла на нет. Я прерывисто выдохнул. По спине, кажется, сбегали капли не только пота, но и крови.

Комнату заполнил густой трупный запах. Вера швырнула в миску тонкую извивающуюся черную нить.

Лучше бы она правда видела мой позвоночник.

Затем ведьма вновь сунула ногти в рану, цепляя второго паразита. Я задохнулся от боли ударившей, словно молния, вверх – в голову, и вниз – до копчика.

– Главное требование, – жестоко произнесла ведьма, – не гадить, где живешь. Никаких поединков на моей улице. Никаких кишок на моем крыльце. Это было недостаточно ясно?

Под пальцами Веры бился чужеродный, но уже начавший вростать в меня, нерв. Она потянула его, наматывая словно пряжу на фаланги пальцев. Стараясь, кажется, сильнее помучить – и паразита, и меня.

Она еще что-то ворчала о правилах, но я уже не слышал. Это было далеко. Намного дальше, чем острое чувство длинного тонкого тельца, которое протягивают сквозь мясо, и которое цепляется за него крючками.

Вторая нить, которую ведьма швырнула в подготовленную тарелку с молоком, была зеленой и расползлась гнилостными волокнами. Облегчение накатило вместе с головокружением – так остро, что показалось, я сижу вверх ногами.

Вера положила обе ладони на мою шею. Надавила. Выдержала несколько долгих секунд и отстранилась резко.

– Перекисью сам зальешь, – Бросила она, разом отходя на три шага.

Я прислонился лбом к спинке кресла. Сидел так секунд пять , прежде чем просканировать себя: больше паразитов нет, рана гораздо меньше, чем казалось.

Когда я обернулся, ведьма брезгливо встряхивала кистями.

– Я должен принести извинения. Но вы знаете, что не буду.

– Мне от твоей вежливости – что?

– Как знали, – перебил я ее, – что однажды кто-то пойдет за мной и найдет у вас. Завтра утром меня здесь не будет.

Ведьма сняла с плеча идеально-белое вафельное полотенце и тщательно вытерла им руки. Ее внучка опять выглядывала опасливо из-за двери.

– Моя прабабка умерла в сто двадцать шесть лет. – Процедила она, – Грибами отравилась. Гусыня старая.

Вера сложила полотенце квадратом, угол к углу. И еще раз. И еще. Жестом велела девочке скрыться.

– Дом мне достался от нее. – Поймав мой взгляд: – Единственное, в чем я уверенна: пока маг города живет под этой крышей – она не грохнется на землю. Поэтому я на тебя злюсь. Но не гоню. И я уже взяла кредит на кофемашину. Буду твоими деньгами платить.

И Вера вышла, плотно закрыв за собой дверь. Не желая слышать растерянное и запоздалое "спасибо".

Следующие полчаса я наводил порядок и, неудобно вертясь перед зеркалом, трижды обрабатывал рану перекисью. "Рану" – громко сказано. Порез длиной с ноготь, а жжет ужасно.

Затем перебрался на кровать и лег лицом в подушку. Через стену доносилось пение: ведьма усыпляла девочку.

Мышцы ног подрагивали, но реакции на нападение все еще не было. Неправильно, что нервной "отдачи" нет. Как будто я привык.

Закутался в одеяло. Хорошо бы выключить свет, но это ослабит Тень. С лампой безопаснее. Стоило смежить веки – перед глазами мелькали сцены то боя, то рушащегося дома, то обнаженная спина Терции. Лучше смотреть на подушку.

Вера меня не гонит. Чудеса случаются, и проблема с жильем временно решена.