В середине дня дверь в мою палату открылась, и вошёл Себастьян с санитаром. Врач с довольной улыбкой сообщил мне, что я могу валить на все четыре стороны. Я уже потянулся было за справкой, но замер чуть нахмурившись. Бывшее внутри меня чувство лёгкости лопнуло, как воздушный шарик. А что если всё не так легко и просто как кажется? А что если я просто сплю? Если я сейчас в коме и просто предаюсь жизни внутри своего укромного мирка, в котором всё в любом случае кончится хорошо? Заметив моё замешательство, врач попросил санитара выйти и уложил мне крепкую руку на плечо:

– Артемис? Что-то не так?

Я поджал губы и чуть нахмурился, глядя на своего уже едва ли не лучшего друга исподлобья:

– Скажи-ка мне, друг мой сердечный, – я сделал театральную паузу и перевёл взгляд за окно, где всё так же заманчиво и сказочно красиво кружился снег. – Может ли случиться так, что я всё ещё болен и всё происходящее – просто мой сон?

Себастьян уставился на меня с крайней степенью изумления на лице:

– Что, прости?

– Что слышал, башка ты дурья, – закатил глаза я. – Так что?

– Вполне может статься. Но тогда подумай о том, чтобы скорее проснуться, встать на ноги и выйти из больницы, – подмигнул мне Себастьян и вложил в руки справку. – Как будешь уходить, загляни ко мне в кабинет.

Он удалился, прикрыв за собой дверь, а я глянул на одежду, что кинули мне на кровать. Рядом с кроватью стояли мои высокий сапоги на платформе, на покрывале валялись зимний плащ, чёрный джемпер с глубоким треугольным вырезом, брюки и носки. Давно же я их не видел. Вот счастье-то! Забыв о своих мрачных мыслях, я всё же оделся и подошёл к двери. Моя сентиментальность, возродившаяся во мне, не позволила мне не обернуться на мою палату. Всё такая же кристально-чистая, белая, она словно уже скучала по мне. Но я не планировал сюда возвращаться ещё ближайшие лет пять, а потому вышел из палаты и закрыл за собой дверь. Сапоги постукивали по кафельному полу, приятно сжимали ноги, давая вспомнить, каково это было целый день бегать то на каблуках, то на платформе. Подойдя к кабинету Себастьяна, я деликатно постучался и шагнул вовнутрь, понимая, что, скорее всего, это последний раз, когда я вижу этот кабинет. Возможно, оно и к лучшему.

Врач восседал у себя за столом, попивая чай. Улыбнувшись мне, он поднялся с кресла и лукаво окинул меня взглядом:

– У меня есть кое-что, что тебе обязательно понадобится.

– И?

Я выжидательно окинул его взглядом, понимая прекрасно, что со мной играют, как кошка с мышкой. Но и это не смогло вывести меня из себя. Себастьян подождал пару мгновений для верности и вытащил из-под стола мою сумку:

– Я очень рассчитывал на то, что ты однажды покинешь это место, Артемис. И вот, как видишь, сохранил всё до последнего. В сумке твои вещи – телефон (правда, он уже разрядился), кошелёк (мы честно оттуда ничего не брали), ключи (дубликаты не делали), тетрадь (туда я заглядывал, но ничего не понял), а так же пара презервативов (скажи спасибо, что мы их не использовали).

Я тихо посмеивался над его комментариями, пока рассматривал содержимое сумки и вешал её на плечо. Справка тут же легла в кошелёк, на телефон я и не глянул – дома уж будем разбираться. Посмотрев на Себастьяна ещё раз, я протянул было ему руку, а потом передумал и приобнял за плечи:

– Я знаю, что ты заглядывал в паспорт. Так что, если хочешь, заходи по адресу.

Подмигнув ему, я покинул кабинет, чувствуя, как каждый шаг отдаётся острым нетерпением в теле, едва ли не возбуждением. Стоило мне выйти с территории больницы, как я почувствовал себя живым.

Снег медленно кружился в воздухе и падал на голову, лицо, плечи. Тая на разгорячённом лице, капельками стекал до подбородка и капал вниз, на грудь, где и застывал. Пронзительный, морозный воздух, холодил лёгкие, даря ощущение безграничной свободы. Постояв пару минут у ворот психиатрической клиники, я бодрым шагом направился в сторону дома, идя, всё же, не очень быстро, чтобы успеть насладиться прогулкой.

Белые небеса, белые крыши домов, белый асфальт – всё это дышало счастьем и свободой.

========== Часть 7 ==========

Когда я подходил к дому, уже не чувствовал ног, равно как и рук, щёк и губ. Сердце тяжело стучало в груди, а перед глазами всё плыло – после столь долгого заключения в четырёх стенах я невероятно ослаб, и путешествие от больницы до дома заняло едва ли не два с половиной часа, вымотав меня ужасно. Не став сразу заходить домой, я сначала прошёлся вокруг парка, а затем направился в магазин – год меня не было дома. В холодильнике наверняка уже всё пропало! Хотя в голове теплилась надежда, что мой любовник заходил туда изредка и убрал сгнившую дрянь. Так или иначе, мне нужны были сигареты.

В магазине ничего не изменилось – всё тот же ассортимент, всё те же кассиры, охранники, уборщицы. Однако среди всего этого я чувствовал себя теперь белой вороной. В голову лезли совершенно непрошенные мысли. А что обо мне теперь думают брат и дед? Как там Гилберт? Забыл ли он обо мне? Завёл ли новый роман? Занято ли теперь моё место на работе? Тряхнув головой, я взял продукты и направился к кассе. В этот раз выбор мой пал на болгарский перец, готовую лазанью, хлеб и молоко. При этом я не представлял, как буду есть – в больнице я питался мало и неохотно, а потому желудок мой изрядно сжался, да и организм мог жить на одном сладком чаю дня два.

Добравшись до кассы, я поднял взгляд на стенд с сигаретами. Чего бы такого взять, чтоб и не крепко и приятно? Кассирша на меня смотрела несколько мгновений с недоумением, словно пыталась понять, где меня раньше видела и кого я ей напоминаю.

– Будьте добры блок сигарет «Aroma Rich», ирландский кофе. – я заставил себя изогнуть губы в улыбке, посмотрев на эту тётушку. Голос мой был хриплым, не таким, как раньше. Как если бы я напился горячего спиртного и стал орать песни на морозе, чего за мной никогда не наблюдалось и, надеюсь, наблюдаться не будет. В конце концов, мне хочется сохранить хоть какую-то видимость приличного человека. Тем более, я же только что вышел из психиатрической!

Женщина с недоверием смотрела на меня несколько мгновений, пока я не достал паспорт и не показал ей. Посмотрев на дату рождения и в уме подсчитав, она выпучила на меня глаза и сбито извинилась, пробив вместе с остальными продуктами ещё и сигареты. Больше всего меня, конечно, обрадовало то, что она не вспомнила меня – отвечать на лишние вопросы мне бы не хотелось. Пакет мягко шуршал, пока я убирал в него продукты и сигареты, которые открыл уже на улице.

Я никогда не был сторонником тонких сигарет, поскольку никогда не мог ими «накуриться» в своё удовольствие. Но конкретно эти всегда нравились тем, что дыма от них не слишком много, а вкус и запах даже приятен по сравнению с остальным. Тем более, после длительного перерыва – это самый лучший выбор. По крайней мере, у меня от них не начинала кружиться голова. Четыре сотни таких сигарет и можно будет переходить на более крепкие, привычные.

Сердце гулко стучало в груди, пока я поднимался по лестнице к своей квартире, теребя в руках ключи. Юный и неистребимый мечтатель во мне молился о том, чтобы Гилберт был там, реалист же одну за другой отвешивал ему пощёчины, напоминая о том, что мой любовник может быть на работе. Пессимист же тихо бурчал о том, что Найтгест обо мне вовсе забыл. Тихо звякнули ключи, пока я дрожащей рукой открывал двери.

Квартира встретила меня печальной пустотой, мрачной полутьмой. Тишина так и звучала в каждом углу, заставляя тьму переливаться. Затхлый воздух говорил о том, что здесь уже неделю, как минимум, не проветривали. Мечтатель тут же утих и ушёл в тёмные глубины сознания, а потому пессимист тут же завёл свою шарманку о том, что психически больной человек никому не нужен. Реалист же закатил глаза и дал ему по лбу крепким кулаком. Пакет в этой тишине шуршал почти что громогласно, моё дыхание, казалось, было слышно этажом выше. Захлопнув за собой дверь, что тоскливо приветствовала меня своим монотонным скрипом, я поставил пакет у стены и начал раздеваться. Повесив плащ и стащив с себя сапоги, я прошёл на кухню и поднял тёмно-охровые шторы. Свет тут же влился в запылённое помещение, освещая причудливый танец пыли, что вздымалась в воздух и опускалась на всё, до чего доставала. Открывшаяся форточка так же тихо, неохотно скрипнула, впуская свежий воздух. То же самое произошло и с комнатой.