— Нет-нет да и да, — ухмыльнулся Гилберт, прекрасно зная любовь юноши к бытовым заклинаниям. И даже к тем, которые вроде бы не пригодны для подобного использования, но он их всё равно меняет под себя. — В любом случае, ты достаточно свободен и не считаешься даже потенциальной опасностью для того, во что влюблён Совет. Не то чтобы я не был согласен с ними, но иногда жалею, что не могу использовать порталы в личных целях.

— Равновесие, да? — мрачно ухмыльнулся Акио, крайне выразительно посмотрев на чернокнижника, и тот поморщился, как от зубной боли, но всё же кивнул. — Ладно старые пердуны трясутся над этим, но ты-то куда за ними?

— По мне так мы уже обсуждали с тобой эту тему достаточно, — резковато отозвался Гилберт, хмурясь и внимательно поглядывая на ветвящуюся тропу. Некоторые из них нарочно вытаптывали горные великаны и тролли, надеющиеся на лёгкий обед, зашедший к ним в логово. — Если бы я мог всё это сказать тебе в двух словах, уже бы давно это сделал.

— Так давай не в двух.

— Не беси меня, Акио, дьявол! — Гилберт посмотрел на него очень выразительно, но ничего не сделал, и юноша лишь с прохладным любопытством изломил бровь. Чернокнижник вдохнул поглубже, приходя к умиротворению, затем медленно заговорил, взвешивая каждое слово: — Всю нашу магию и силы мы получаем от Души этой подлунной. Она изнеженная, ломкая, сложная и своевольная. Кто является в жизнь со способностями к теням, кто к целительству, кто к общению с погибшими. Между нами установлен шаткий, валкий баланс: стоит только кому-то склонить чашу множественных весов в свою пользу, как остальные слабеют, истощаются силы, и они вынуждены восстанавливать баланс. Война — лишь способ остаться в живых, не исчезнуть в забвении, как маг с особыми силами. Мы могли бы заключить альянсы, союзы, жить в спокойствии и благодати. Но что станет с Душой подлунной, если магов станет слишком много? Возьмёшь больше, чем тебе нужно, меньше, итог один: она начнёт истощаться, погибать, как и все мы. Пойми меня, Артемис, я не хочу уходить отсюда. Как и тебе, мне милы эти места, я живу здесь уже несколько веков и до сих дней узнаю много нового. Эта обитель никогда не закончит удивлять нас.

— Как можно торчать в одной дыре столько лет? — проворчал Охотник, пусть и понял Гилберта, но всё же его дух странника не позволял сидеть на месте.

— Я отвечу тебе на это после ещё нескольких веков с тобой, — ухмыльнулся чернокнижник с крайне лукавым видом.

— Ха-ха! Вы посмотрите на этого шутника! — Акио залился краской и отвесил любовнику шутливый подзатыльник. — Тоже мне, нашёл дыру.

— Я бы назвал это иначе, — не унимался Найтгест, у которого, похоже, улучшилось настроение. — Щёлочка тогда уж.

— Ага, дупло, выемка, лаз и другие синонимы, — передразнил его Охотник, тоже несколько повеселев. По крайней мере разговор отвлекал от холода и усталости. — Тоже мне нашёлся знаток хитрых словечек.

Гилберт посмотрел на него странно. Слишком странно. А затем улыбнулся и с несколько таинственной интонацией многозначительно произнёс:

— Не буду отметать очевидное. По долгу службы я должен знать много слов.

— Видимо, чтобы затыкать ими дыры.

— Для тебя у меня найдётся что-нибудь посущественнее словес.

— Дохлые боги, так послушаешь тебя — хоть консервные банки твоими фразочками открывать. Кто так говорит вообще? — застонал Артемис, которого манера Господина чернокнижников говорить иногда вводила в ступор. Он будто специально выбирал и строил предложения так, чтобы завернуть покрепче и непонятней. — Неужели так сложно сказать: «не буду отрицать»?

— Ты даже помыслить не можешь, — глумливо отозвался вампир, мастерски уворачиваясь от очередного подзатыльника. — Заметь, я тебе не делал замечаний, когда ты начал толкать свои словечки из юдоли изгнанников.

— Юдоль! — нарочито помпезно выплюнул Акио, разведя руками. — Ты псих, Гилберт, точно тебе говорю. У тебя фобия простых выражений?

— Может, — прыснул Найтгест, а затем натянул поводья и приподнял руку, призывая остановиться. Он внимательно вгляделся в раскинувшиеся внизу скалы и расщелины. Места казались абсолютно безжизненными. Однако из-за отрогов во множестве повсюду поднимались столбы дыма. Лицо Господина чернокнижников помрачнело, между бровей пролегла морщинка. — Что там у них за возжигание?

— Нетипично для этих мест? — поинтересовался Артемис, рассматривая уносимые ветром струи густого дыма. — Как будто… подожди.

— Что?

— Пахнет трупами.

Гилберт удивлённо глянул на него и вопросительно приподнял брови, но Артемис не ответил. Он до предела сосредоточился, обострив все свои ощущения, не обращая внимания на вампира рядом с собой. Гилберт молча наблюдал за тем, как зрачки юноши вытягиваются в вертикальные линии, как янтарь его глаз наполняется нестерпимым золотым сиянием. Черты лица Акио заострились, кожа словно посерела. Такого Найтгесту прежде не доводилось видеть, и он с искренним любопытством и растущим недоумением смотрел на фаворита. Тот потянул носом воздух, приоткрыл губы, проведя по ним будто змеиным языком, повернул голову, улавливая звуки.

— Там сожгли множество людей, — произнёс Охотник уверенно, вновь принявший привычный миловидный и безобидный облик. — Может, у нас есть союзники, о которых мы не подозреваем?

— Сильно в этом сомневаюсь, — буркнул Гилберт, а потом соскочил со спины коня. — Мне надо связаться с Советом. У меня… что-то не так.

Артемис вздохнул и сложил руки на луке седла, ссутулившись. Найтгест принялся чертить в воздухе несколько кругов, сливающихся в один. Они наполнялись глубинной темнотой, до того прожорливой и переливчатой, что по спине начинал ползти холодок. Мужчина приложил ладонь к её поверхности, и мрак проступил в его глазах, затмив аметистовое сияние. Губы чернокнижника беззвучно шевелились, замирали, вновь изгибались. Акио не слышал и не мог разобрать, о чём и с кем он говорит, изнывая от нетерпения, но ничем этого не выдавая. Это не походило на обыкновенную телепатическую связь и заставляло задуматься о том, сколько ещё условностей таится за почётным званием Повелителя.

— Едем, — быстро проговорил мужчина, поднимаясь в седло через четверть часа. Охотник совершенно околел за это время и успел проклясть его всеми известными вежливыми обращениями. — Тарис не связывался с ними уже неделю, не отвечал на письма. Там что-то неладное.

— Думаешь, на них кто-то напал всё-таки? Варвары?

— Не исключено, — кивнул Найтгест, отправляя коня шагом по склону. Спуск оказался ещё тяжелее и круче, чем подъём. — Но, заметь, от атак на нас это их не остановило. Значит всё совсем не так, как кажется.

— Не знаю, заметил ли ты, — задумчиво пробормотал Акио, запахнув плащ поплотнее, — но в последнее время происходит много странных вещей.

— Ты о вспышках безумия?

— Да. Не могло ли ваше Сердце мира пойти в разнос?

— Тьма, Акио, думай, когда заявляешь о таком. И молись своему дикому богу, чтобы это было не так! — с жаром выпалил чернокнижник, посмотрев на него, как на исчадие ада. — Ты хоть понял, что сказал?!

— Я-то понял, а ты не хочешь признавать возможность такого, — ничем не выказав, что оскорбился, отрезал юноша. — И у меня нет бога. Мог бы это уже запомнить.

— То, что ты его не почитаешь, не означает, что ты не находишься под его защитой.

— Что-то я не замечал, чтобы меня кто-то защищал. Ты же смог меня…

— А если бы ты выказал хоть каплю почтения Воплотителям, этого бы не случилось, — закусил удила вампир, не терпевший, когда Акио напоминал о его поступках. — И если бы не показывал зубы — тоже.

— То есть ты полагал, что я буду молча терпеть эти издевательства?

— Зачем ты опять поднимаешь эту тему? Я уже многажды извинился.

— И ещё столько же придётся. Так вот. С чего ты взял, что такой вариант не возможен?

— Полюбопытствуй у своего деда, почему он отвёл нам с полсотни эпох, — ядовито отозвался Найтгест, всё ещё кипевший и злившийся, а оттого говоривший резко, почти грубо. Артемис красноречиво посмотрел на него, но не ответил.