Эмма печально улыбнулась:

— Ох, Уильям, мужчины зачастую не видят дальше своего носа, даже такие искушенные как ты. Королева привыкла считать тебя своим преданным рыцарем и ты до сих пор занимаешь ее воображение… Да, да и это не смотря на молодого мужа и только что рождённую дочь! Поверь мне, она пока не готова окончательно отпустить тебя, и позволить быть счастливым вдалеке от нее. Это конечно жестоко и эгоистично, но таковы женщины. Мы часто не можем противостоять собственническим чувствам, даже если это делает кого-то глубоко несчастным. До светских сплетников тебе, конечно, уже давно нет дела, но как же твоя карьера? Судьба вигов в Парламенте? Ты не можешь вот так неожиданно уйти с политической арены и заняться устройством своей личной жизни, Уильям! Если твой выбор не будет одобрен королевой, то высший свет никогда не примет твою жену. Настоящие друзья Вас не покинут и поддержат, но жить в глуши, вдали от Лондона? Тебе, я знаю, это не в тягость, но вот готова ли молодая женщина к такой жизни?

Мельбурн слушал Эмму сосредоточенно и внимательно. Взгляд стал тяжелым, а между бровей пролегла суровая складка. Ему нечем было возразить ей, и оправдать свое почти мальчишеское безрассудство, которое грозило неминуемыми последствиями для него самого и партии власти. Как можно было надеяться на чудо и мечтать о личном счастье, когда он всецело принадлежал своей стране, королеве, своей партии, кому угодно, но только не самому себе.

— Я благодарен тебе за заботу и участие, Эмма, но я справлюсь и найду наилучшее решение в интересах партии и безусловно в своих личных!

Он погрузился на время в чтение. Письмо королевы, переданное леди Портман, подтверждало ее слова. В коротком, но вполне содержательном послании Виктория настоятельно просила своего премьер-министра завтра же явиться во дворец для обсуждения неотложных государственных вопросов.

Уже одеваясь в прохладном и пустом холле, леди Эмма обернулась к Мельбурну и сказала, словно продолжая их прерванный диалог:

— Прошу тебя Уильям, не торопись…ведь тебе и так пришлось немало выстрадать. Подумай и прими верное решение.

Ее последние слова повисли в воздухе, растворившись в глухой и холодной тишине. Лишь в пустом коридоре старинного поместья проскользнула чья-то бесшумная тень.

Подслушивать было плохо, это Виктория знала с детства, и только теперь до нее дошел истинный смысл этого предостережения. Став невольной свидетельницей окончания разговора между Мельбурном и его давней подругой, она была не в силах пошевелиться и выдать себя. И зачем только ей понадобилось носиться по дому с этими дурацкими букетами! — думала Вик, понимая, что лучше бы ей никогда не слышать того, что леди Портман только что сказала Уильяму. «Какая-то бабочка, попавшая под сапог, может изменить весь ход истории», — вспомнилось ей вдруг. Она не поступит так же с судьбой Мельбурна, не позволит сломать его политическую карьеру и не бросит тень на его память перед потомками!

С этими тяжелыми мыслями Виктория поспешила затеряться среди многочисленных покоев Брокет Холла. Ведь Уильяму после этого неожиданного визита будет над чем поразмыслить в тишине своего кабинета. Да и ей необходимо побыть наедине с собой, принять окончательное решение и вернуться наконец-то с небес на землю. Хотя выбор, собственно, напрашивался сам собой.

Скоро, если Альберт был прав, наступит время для возможного перехода, и она обязана им воспользоваться. Виконт Мельбурн никогда не узнает, что подтолкнуло ее к внезапному исчезновению, и что это будет сделано для его же блага.

Встретившись за ланчем, они обменялись вполне заурядными фразами, но Вик заметила его задумчивость, некоторую отстраненность во взгляде, тревожную морщинку, появившуюся между бровей. Они оба пытались скрыть то, что исподволь терзало их с той самой минуты, как леди Портман покинула дом.

Молча глядя как Мельбурн собирается с мыслями, она затаила дыхание, почему-то боясь услышать то, о чем давно уже догадалась сама.

— Меня вызывают в Лондон неотложные дела, и завтра я должен быть во дворце, — вдруг тихо произнес он, посмотрев в ее глаза с нескрываемым сожалением и грустью.

Несколько минут Вик сосредоточенно разглядывала замысловатый золотой узор на своей чашке. В столовой повисла тишина, и ей казалось, что Уильям может слышать, как неистово и безнадежно затрепетало в ее груди сердце.

— Я понимаю… — просто сказала она в ответ и положила свою маленькую ладонь на его мужественную руку, мягко улыбнувшись ему краешком губ, словно наконец-то нашла ответы на мучившие ее вопросы.

Сама судьба, причудливо тасуя свои карты, выкладывала развязку их обреченного пасьянса. Это было первое, о чем подумала Вик, услышав слова Мельбурна. Он уедет завтра и, возможно уже не вернётся к ней, а ей удастся исчезнуть из его жизни так же внезапно, как и появилась. Все вернется на круги своя, и время обретет прежнюю власть над ними, двумя страниками в лабиринте миров. Так было и так будет. А все случившееся вскоре станет сном, воспоминанием, прочитанной книгой, которую иногда так приятно доставать с полки и, перелистывая знакомые страницы, предаваться бесплотным грезам.

До ужина Виктория, как и положено настоящей леди, должна была провести время в своей спальне и отдохнуть. Она без сожаления позволила Рози освободить себя от корсета, подумав, что уж точно не будет горевать по этому суровому атрибуту женской красоты XIX столетия.

Но немного повертевшись в кровати, Виктория решила оставить безуспешные попытки заснуть в тиши своей спальни и, самостоятельно надев дневное платье, тихонько выскользнула из покоев, прихватив альбом и принадлежности для рисования.

Ей не составило труда вычислить, где лорд Мельбурн нашел приют, в оставшиеся до вечернего чая, часы. Встретив Хопкинса, выходящего из библиотеки с пустым подносом, Вик поняла, что там сейчас начнётся молчаливый диалог Уильяма и бренди. Немного выждав, она тихо подобралась к приоткрытой двери.

Над, уже виденным ею вчера, переводом из Иоанна Златоуста склонилось красивое лицо с хорошо знакомым благородным профилем. Она тихонько прошмыгнула внутрь и проворно устроилась, подобрав ноги в одном из вальтеровских кресел, что стояло в углу. Виконт поднял глаза от рукописи и удивленно посмотрел на нее. Этот взгляд заставил ее покраснеть как школьницу:

— Вы не против того, чтобы я нарисовала Ваш портрет, Уильям? Мешать не стану. Честно-честно, — немного лукаво и с обезоруживающей улыбкой закончила Вик, предупреждая его вопросы.

— Тогда полагаюсь на Ваше слово, юная леди, — улыбнулся он в ответ и вновь углубился в свою книгу.

«И почему все влюблённые в меня женщины пытаются запечатлеть мою физиономию для истории?» — невольно подумал Мельбурн, вспоминая, что для королевы он был в недалеком прошлом таким же объектом позирования как Дэш или любимые, но безымянные куклы.

Он честно старался не прерывать занятия Вик лишними движениями, но в итоге никак не мог сосредоточиться на своём переводе, изредка бросая немного вороватый взгляд на ее милое лицо. Она была полностью поглощена своей работой, немного прикусив от усердия нижнюю губу. Наклон ее головы, изящные и отточенные движения карандаша по бумаге, короткие внимательные взгляды, фиксирующие его черты, все это было ему удивительно знакомо. Но сейчас его обуревали совсем другие чувства. Эта молодая женщина, впервые испытавшая радость любви в его руках, была так дорога и желанна ему, как ни одна другая прежде. Он понял, что никакие увещевания Эммы и голос собственного разума уже не смогут затушить этот огонь в его сердце. Пусть высший свет и сама королева, которую он так любил когда-то, отвернутся от него, пусть придворные сплетники захлебнутся своим же ядом; все, что ему нужно в жизни — держать в объятьях эту очаровательную маленькую художницу с перепачканными углем руками.

Наполненный стакан так и не был поднесён к губам и сиротливо стоял рядом с графином. Почувствовав надвигающуюся и неотвратимую волну желания, Мельбурн по-кошачьи ловко и бесшумно добрался до дверной задвижки, и в его зелёных глазах Вик увидела уже знакомые золотые искры, которым совсем не хотелось сопротивляться.