И в этот момент Джесс произнес то, что положило начало взрослой любви всей моей жизни.

– Мне кажется, что я действительно без ума от тебя. Начиная приблизительно с половины второго ночи.

Я, ошеломленная, посмотрела на него, пытаясь подобрать слова.

– Ну, тогда я тоже, – сказала я наконец.

– Правда? – улыбаясь, сказал он. – Я так и думал.

А потом, когда никто не смотрел на нас, он наклонился и поцеловал меня.

В то лето мне пришлось отработать втрое больше смен в магазине в качестве искупления своего незрелого пьянства. Мне пришлось выслушать шесть разных нотаций от моих родителей на предмет того, как я расстроила их, ведь они никогда не думали, что я из тех дочерей, которых задерживает полиция.

Мари стала работать помощником управляющего, восемь часов в день, строя из себя начальника. Единственное, что я узнала, – это то, что получать от нее указания было еще хуже, чем болтаться с ней целый день.

Оливи провела лето на Мысу[6] вместе со своим старшим братом, работая официанткой и загорая на пляже.

Сэм переехал в Бостон на две недели раньше срока, так и не попрощавшись.

Но мне было все равно, потому что в то лето мы с Джессом влюбились друг в друга.

– Эмма, не хочешь обернуться?

– Что? – переспросила я.

– Просто обернись и крикни во весь голос!

И, обернувшись, я увидела Джесса, который стоял передо мной на песчаном пляже в Малибу, в Калифорнии. Он держал в руках маленькое кольцо с рубином. Прошло девять лет с тех пор, как он в первый раз поцеловал меня в полицейском участке Эктона.

– Джесс… – сказала я.

– Ты согласна выйти за меня замуж? – спросил он.

Я онемела. Но не потому, что он просил моей руки. Нам было по двадцать пять лет, всю нашу взрослую жизнь мы были вместе. Мы вместе проехали всю страну, чтобы поступить в Лос-Анджелесский университет. Свой третий курс мы отучились за границей, в Сиднее, в Австралии, а после окончания университета пять месяцев ходили с рюкзаком по Европе.

И мы устроили свою жизнь в Лос-Анджелесе, подальше от «Blair Books» и пятисотметровой дистанции вольным стилем. Джек стал ассистентом режиссера и снимал документальные фильмы о природе, рабочие задания требовали от него таких дальних путешествий, как в Африку, или поездок поближе к дому, например, в пустыню Мохаве.

Я же, по странному стечению обстоятельств, стала писать о путешествиях, что, казалось, приводило Мари в ярость. На втором году обучения в университете я узнала о курсе по туристической литературе, который читали на факультете журналистики. Я слышала, что попасть на этот курс было нелегко. И правда, профессор набирал всего девять студентов в год. Но меня зачислили, факультет каждый год оплачивал студентам поездку в какое-то новое место. В том году это была Аляска.

Я никогда не видела Аляски и знала, что не могу позволить себе поехать туда на свои средства. Но мне не хотелось писать.

В конечном счете именно Джесс подтолкнул меня к тому, чтобы я подала документы.

К заявлению требовалось приложить работу в тысячу слов о любом городке или городе мира. Я написала эссе об Эктоне. Я обыграла его богатую историю, рассказала о школьной системе и, главное, о местном книжном магазине. Я попыталась увидеть родной город глазами своего отца и переложила свои мысли на бумагу. Казалось, что это была небольшая цена за возможность поехать на Аляску.

Эссе получилось совершенно отвратительным. Но в том году было всего шестнадцать заявлений и, видимо, семь других работ были еще хуже.

Я думала, что на Аляске красиво. Я впервые покидала континентальную часть Соединенных Штатов и должна была не врать себе и признаться, что это было не то, о чем я мечтала. Но представьте всеобщее удивление, когда оказалось, что мне понравилось писать об Аляске еще больше, чем жить там.

Я выбрала своей специальностью журналистику и усердно работала, совершенствуя технику интервьюера и образное мышление, как советовали почти все профессора.

По окончании колледжа я стала писать статьи.

Именно это, как я поняла, убило Мари окончательно.

В нашей семье я стала писателем, тогда как она жила в Эктоне и управляла магазином.

Мне потребовалось два года, чтобы найти работу, связанную с командировками, но к двадцати пяти годам я стала помощником редактора туристического блога с грошовой зарплатой, но представили мне возможность побывать на пяти или даже на шести кон-тинентах.

Жаль, что у нас с Джессом было очень мало денег. На пороге нашего двадцатишестилетия ни у кого из нас не было медицинской страховки, и порой по вечерам мы по-прежнему ели на ужин соленые крекеры с арахисовым маслом.

Но позитивных моментов было намного больше – мы повидали свет как вместе, так и порознь.

Иногда мы подумывали о том, чтобы пожениться. Всем, включая нас самих, было очевидно, что однажды это произойдет. Мы знали, что поженимся, когда придет время, точно так же, как все знают, что, помыв волосы шампунем, нужно нанести на них кондиционер.

Поэтому для меня не было шоком, когда Джесс захотел жениться на мне.

Что меня поразило, так это то, что у него вообще оказалось какое-то кольцо.

– Я знаю, что оно узкое, – извиняющимся тоном произнес Джесс, когда я надела кольцо на руку. – И оно без бриллианта.

– Мне оно нравится, – сказала я.

– Ты узнаешь его?

Я еще раз взглянула на кольцо, пытаясь угадать, что он имеет в виду.

Это было кольцо из желтого золота с круглым рубином посередине. Оно было погнутым и потертым, явно его уже носили. Мне все в нем нравилось. Но я не узнавала его.

– Нет, – сказала я.

– Ты уверена? – спросил он, поддразнивая меня. – Если подумаешь секунду, думаю, ты поймешь, что это за кольцо.

Я снова пристально посмотрела на подарок. Но кольцо на моем пальце было мне менее интересно, чем подаривший его мужчина.

Повзрослев, Джесс из привлекательного молодого человека превратился в настоящего красавца. Плечи у него стали шире, спина крепче. Он больше не тренировался, и его торс слегка располнел, но ему это очень шло. Его резко очерченные скулы были заметны почти при любом освещении, а улыбка так подчеркивала его мужественность, что наводила меня на мысль о том, что он и в старости останется красивым.

Я была безумно влюблена в него, и, если мне не изменяет память, влюблена очень давно. Наши отношения были глубокими и серьезными. Именно Джесс подставил мне свое плечо, когда родители пришли в ярость, узнав, что я так и не подала заявление в Массачусетский университет, и, сделав это, он уговорил их отправить меня в Калифорнию. Именно Джесс вытирал мне слезы, когда мой отец был убит горем из-за того, что я не вернулась домой и не помогла ему вести дела в магазине. И также Джесс помог мне сохранить уверенность в том, что я в конце концов когда-нибудь снова увижусь со своими родителями.

Парень, которого я впервые увидела в тот день в бассейне на соревнованиях, превратился в великодушного и доброго мужчину. Он открывал передо мной двери. Покупал для меня диетическую колу и мороженое «Ben amp; Jerry’s Chunky Monkey», если у меня было плохое настроение. Он фотографировал все места, где ему приходилось бывать, все места, где мы бывали вместе с ним, и украшал этими снимками наш дом.

А теперь, когда мы стали совсем взрослыми и детские обиды забылись, Джесс снова начал плавать на длинные дистанции. Нечасто, нерегулярно, только иногда. Он говорил, что до сих пор не переносит запаха хлорки в бассейне, но ему понравилось плавать в соленой океанской воде. Я так любила его за это.

– Извини, – сказала я. – Не думаю, что я когда-нибудь прежде видела это кольцо.

Джесс засмеялся.

– Барселона, – сказал он. – Вечер, когда…

От удивления я открыла рот.

Он улыбнулся, поняв, что нет нужды заканчивать фразу.

– Нет… – сказала я.

Джесс кивнул.

В тот день мы только что приехали на поезде в Барселону из Мадрида, воспользовавшись билетом компании «Eurail», дающим право на проезд по нескольким европейским странам. На улице мы увидели женщину, торговавшую ювелирными изделиями. Оба мы были на последнем издыхании, поэтому сразу направились в отель. Но женщина не отставала от нас, упрашивая взглянуть на ее товар.