– Граф, – сказал я, когда мы обменялись обычными любезностями, – я, право, не понимаю, зачем вам нужно, чтобы я привел вас к Гобсеку, – ведь он самый учтивый и самый безобидный из всех ростовщиков. Он вам даст денег, если они есть у него, – вернее, если вы представите ему достаточные гарантии.

– Господин Дервиль, – ответил де Трай, – я не намерен насильно требовать от вас этой услуги, хотя вчера вы обещали мне оказать ее.

«Гром и молния! – мысленно воскликнул я. – Неужели я дам этому человеку повод думать, будто я не умею держать слово!»

– Вчера я имел честь объяснить вам, что очень некстати поссорился с папашей Гобсеком, – заметил де Трай. – Ведь во всем Париже, кроме него, не найдется такого финансиста, который в конце месяца, пока не подведен баланс, может выложить в одну минуту сотню тысяч. Вот я и попросил вас помирить меня с ним. Но не будем больше говорить об этом.

И господин де Трай, посмотрев на меня с учтиво-оскорбительной усмешкой, направился к двери.

– Я поеду с вами к Гобсеку, – сказал я.

Когда мы приехали на улицу Де-Грэ, денди все озирался вокруг с таким странным, напряженным вниманием и взгляд его выражал такую тревогу, что я был поражен. Он то бледнел, то краснел, то вдруг желтизна проступала у него на лице, а лишь только он завидел подъезд Гобсека, на лбу у него заблестели капельки пота. Когда мы выскочили из кабриолета, из-за угла на улицу Де-Грэ завернул фиакр. Ястребиным своим взором молодой щеголь сразу разглядел в уголке кареты женскую фигуру, и на его лице вспыхнула почти звериная радость. Он подозвал проходившего мимо мальчишку и поручил ему подержать лошадь. Мы поднялись по лестнице и вошли к старику дисконтёру.

– Господин Гобсек, – сказал я, – вот я привел к вам одного из самых близких моих друзей. (Бойтесь его как дьявола, – шепнул я на ухо старику.) Надеюсь, по моей просьбе вы возвратите ему доброе свое расположение (за обычные проценты) и выручите его из беды (если это вам выгодно).

Господин де Трай низко поклонился ростовщику, сел и, приготовляясь выслушать его, принял изящно-угодливую позу царедворца, которая пленила бы кого угодно; но мой Гобсек сидел в кресле у камелька все так же неподвижно, все такой же бесстрастный. Он походил на статую Вольтера в перистиле Французской комедии, освещенную вечерними огнями. В качестве приветствия он лишь слегка приподнял истрепанный картуз, всегда покрывавший его голову, и мелькнувшая полоска голого черепа, желтого, как старый мрамор, довершила это сходство.

– Деньги у меня есть только для моих постоянных клиентов, – сказал он.

– Так вы, значит, очень разгневались, что я к другим пошел разоряться? – улыбнувшись, отозвался граф.

– Разоряться? – с иронией переспросил Гобсек.

– Вы хотите сказать, что, у кого в кармане свистит, тому и разоряться нечего? А вы попробуйте-ка сыскать в Париже человека с таким вот солидным капиталом, как у меня! – воскликнул этот фат и, встав, повернулся на каблуках. Шутовская его выходка, имевшая почти серьезный смысл, нисколько, однако, не расшевелила Гобсека.

– А кто у меня самые закадычные друзья? – продолжал де Трай. – Господа Ронкероль, де Марсе, Франкессини, оба Ванденеса, Ажуда-Пинто – словом, самые блестящие в Париже молодые люди. Я неизменный партнер за карточным столом одного принца и хорошо известного вам посланника. Я собираю доход в Лондоне, в Карлсбаде, в Бадене, в Бате. Великолепный промысел! Разве не верно?

– Верно.

– Вы со мной обращаетесь как с губкой, черт подери! Даете мне пропитаться золотом в светском обществе, а в трудную для меня минуту возьмете да выжмете. Но смотрите, ведь и с вами то же самое случится. Смерть и вас выжмет, как губку.

– Возможно.

– Да если б не расточители, что бы вы делали? Мы с вами друг для друга необходимы, как душа и тело.

– Правильно.

– Ну, дайте руку, помиримся, папаша Гобсек. И проявите великодушие, если все это возможно, верно и правильно.

– Вы пришли ко мне, – холодно ответил ростовщик, – только потому, что Жирар, Пальма, Вербруст и Жигонне по горло сыты вашими векселями и всем их навязывают даже с убытком для себя в пятьдесят процентов. Но выложили-то они вам, по всей вероятности, только половину номинала, значит, векселя ваши и двадцати процентов не стоят. Нет, нет. Слуга покорный! Куда это годится, – продолжал Гобсек. – Разве можно ссудить хоть грош человеку, у которого долгов на триста тысяч франков, а за душой ни сантима. Третьего дня на балу у барона Нусингена вы проиграли в карты десять тысяч.

– Милостивый государь, – ответил граф, с редкостной наглостью смерив его взглядом, – мои дела вас не касаются. Долг платежом красен.

– Верно.

– Мои векселя всегда будут оплачены.

– Возможно.

– И в данном случае весь вопрос сводится для вас к одному: могу я или не могу представить вам достаточный залог под ссуду на ту сумму, которую я хотел бы занять.

– Правильно.

С улицы донесся шум подъезжающего к дому экипажа.

– Сейчас я принесу вам кое-что, и вы, думается мне, будете вполне удовлетворены, – сказал де Трай и выбежал из комнаты.

– О сын мой! – воскликнул Гобсек, вскочив и пожимая мне руку. – Если заклад у него ценный, ты спас мне жизнь! Ведь я чуть не умер! Вербруст и Жигонне вздумали сыграть со мной шутку. Но благодаря тебе я сам нынче вечером посмеюсь над ними.

В радости этого старика было что-то жуткое. Впервые он так ликовал при мне, и, как ни мимолетно было это мгновение торжества, оно никогда не изгладится из моей памяти.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.