Уильям спустился к ужину вместе с Бобом. Трапеза прошла в молчании. И Уильям, и Нэнси сидели, как в воду опущенные, и лишь Боб тщетно пытался завязать разговор. После того, как родители помыли посуду и искупали Уильяма, он забрался в кровать и попытался заснуть. Но, услышав внизу голоса, встал, тихонько прошмыгнул к лестнице, присел на корточки и стал слушать.
Говорил Боб.
— Ну хватит, Нэнси, когда-нибудь это должно было произойти. Я ведь всегда тебе твердил: надо самим все рассказать. Слава Богу, он еще маленький. Куда хуже, будь он подростком. Никогда не понимал, почему ты вообще не хочешь ему говорить. Ты же знала: он поймет, что значит «приемный». Он же у нас умный.
— Вот именно поэтому, — ответила Нэнси. — Не знаю, Боб. Просто сама не знаю.
Уильям услышал, что Боб поднялся из-за стола, а Нэнси продолжила:
— Может, потому что он никогда не называет нас мамой и папой. Может, потому, что на самом деле не считает нас родителями, как будто всегда знал, что не наш. Всякий раз, когда он что-нибудь говорит или делает, я вспоминаю об этом. Сам подумай. Сколько семилеток могут сами собрать мопед? И все эти его проекты? И вопросы, которые он задает…
Боб был сбит с толку.
— Ты хочешь, чтобы я ему сказал не проводить все эти научные эксперименты? И про какие вопросы ты говоришь?
Нэнси вздохнула.
— Да нет, бог с ними, с экспериментами. Не в этом дело. Ну, кроме того случая, когда он взорвал эту штуку, похожую на вулкан, в своей комнате. А вопросы… Ну, помнишь, как он спросил про Адама и Еву?
Боб по-прежнему был озадачен. Нэнси принялась рассказывать:
— После последних библейских чтений мы ехали домой, и он спросил, как вся человеческая раса могла произойти от двух людей и обойтись без генетических мутаций, которые должны были бы убить нас за несколько поколений. Он спросил: если у Адама и Евы были только сыновья, то откуда же взялись жены? Если они дочери Адама и Евы, то, значит, они братья и сестры, а это неправильно.
Боб занервничал.
— Я не знал, что он ставит под сомнение слово Господне. Но он же маленький мальчик, наверное, ему просто любопытно…
Нэнси рассердилась.
— Боб, не об этом речь. Откуда семилетнему мальчику известно про генетические мутации? Даже я толком не знаю, что это такое. Какой семилетний ребенок задает такие вопросы и делает такие штуки, как Уильям? Я никогда не понимала, почему вообще от него отказались — ему же был почти год! Может, его настоящие родители знали что-то такое, чего мы не знаем?
— Знаешь что, Нэнси, давай-ка не без истерик. Да, он гениальный ребенок, и работники агентства нас предупреждали, что он может оказаться необычным. А по поводу того, почему его отдали, — разве мы это уже не обсудили? Мы не знаем, почему, но нам же сказали, что мать Уильяма сделала это ради него, она ведь не замужем. И Уильям заметил, что она когда-то болела раком. Может, она умирала? Как я ему и сказал, это неважно. Он наш сын. Наш сын, и этот факт не изменился, по крайней мере, для меня.
Боб сел за стол. Он понимал, что все расстроены, но то, что Уильям узнал правду, — к лучшему. Что может случиться? Ничего же не поменялось. Ну да, мальчик знает, что приемный. Ну и что? Можно подумать, это единственный в мире усыновленный ребенок. Боб придерживался того мнения, что одних лишь кровных уз недостаточно, чтобы стать семьей в полном смысле слова. Некоторые люди хоть и называются братьями и сестрами, а на самом деле знают друг о друге меньше, чем посторонние.
Уильям медленно поднялся и пошел обратно в постель.
Следующий день оказался тяжелым для всех. Боб предложил Уильяму помочь ему в поле, чтобы дать всем возможность обдумать ситуацию. Неторопливо занимаясь делом, они заодно поговорили про усыновление. Точнее, Боб смог заставить себя говорить, а мысли Уильяма были где-то далеко.
Пока они пололи овощные грядки, Уильям думал. Он напевал про себя «Песенку о лягушке» и, вновь увидев образ рыжеволосой женщины, на секунду замер. Рыжие волосы. Прямо как в описании его матери. Он сразу понял, кто эта женщина из его воспоминаний. Но что еще он мог узнать о ней? Боб окликнул Уильяма, спрашивая, чем он занят, и мальчик снова принялся полоть. Теперь он еще усерднее, чем прежде, пытался вспомнить детство, заставляя свою фотографическую память работать на полную. Весь день он напевал песенку, и с каждым разом все больше воспоминаний возвращалось к нему.
Теперь в них появлялись и другие люди. Пожилая женщина с короткими темными волосам и доброй улыбкой, которая проводила с ним не меньше времени, чем рыжеволосая. Еще одна дама, тоже с темными волосами, но прямыми и длинными. Молодая — такого же возраста, как рыжая (его мать?). Смутные воспоминания о каком-то мужчине, который всегда был рядом с темноволосой леди. Уильям почему-то помнил его только стоящим в дверях. Вращающаяся подвесная игрушка со звездочками, которая двигалась, когда Уильям смотрел на нее, и останавливалась, когда он отворачивался.
Вслед за этими с трудом добытыми воспоминаниями пришли другие: странные темные фигуры людей, склонившихся над его кроваткой, их исчезающие силуэты. Держащие его на руках незнакомцы, ощущение страха и растерянности. И огонь. Рыжая женщина и брюнетка, прорывающиеся сквозь темноту и пламя, хватающие его на руки. И наконец — безопасность. Он помотал головой. Странно.
Наконец, вечером Нэнси позвала его.
— Уильям, мы опоздаем на библейские чтения! Давай быстрей!
Уильям догнал Нэнси, которая уже направлялась к фургону. Он бы очень хотел остаться дома на этот раз, но знал, что Нэнси этого не одобрит. Ван де Кампы не причисляли себя к фундаменталистам, но были весьма религиозны и в некоторых вещах — непреклонны. В их число входили Церковь, воскресная школа и библейские чтения. Уильям забрался на заднее сидение, и они поехали по направлению к городу, слушая по радио Уилли Нельсона (1). Уильям снова задумался о «Песенке», но решил не задавать вопросов. Он чувствовал, что Нэнси все еще огорчена, и не хотел напоминать ей о неприятном.
Было около шести вечера, и всю дорогу до города Уильям, как и Боб накануне, изо всех сил пытался завести разговор. Он рассказывал про новый диснеевский фильм, который выйдет летом, всего через несколько недель, и спрашивал, пойдут ли они в кино. На самом деле ему не нравились мультики, но мальчик надеялся, что если будет говорить о «нормальных» вещах, Нэнси почувствует себя лучше. Та улыбнулась и ответила, что да, конечно, они посмотрят фильм. В этот момент их машина подъехала к дому Джошуа.
Его мама, Диана, уже с улыбкой спешила к ним.
— Вы приехали! Замечательно! Мы как раз начинаем. Все в гостиной, а ребята в детской. Уильям, проходи. Я дала Джошуа отрывок, все готовы.
Уильям попытался не закатить глаза, только улыбнулся и прошел в дом. Он уже давно запомнил Библию наизусть, как и все остальные прочитанные им книги. В дальней комнате уже сидели Джошуа и остальные дети. Джимми Хендерсон и его приятели ухмыльнулись, увидев Уильяма, но придержали язык. Детям велели написать коротенький текст на тему выбранного взрослыми отрывка, а в награду разрешали сидеть одним в детской и играть. Если они заканчивали эту работу быстро, то остальную часть вечера занимались, чем пожелают.
Уильям, самый сообразительный из всех, почти всякий раз справлялся с заданием раньше других, причем без особых усилий, и довольно скоро уходил играть, наслаждаясь тем, что в это время даже Джимми не решался его тронуть, ведь родители были прямо за стенкой.
Уильям вошел в комнату и поздоровался с Джошуа.
— Привет, Джош, какой отрывок? — спросил он, взяв лист бумаги.
Джошуа ответил, и Уильям закрыл глаза, пытаясь отыскать в памяти нужный кусок. Вспомнив текст, он сел в углу комнаты и начал писать, а Джош встал перед остальными ребятами.
— Слушайте, я тут взял напрокат один фильм. Старый, но очень прикольный. Про инопланетян, летающие тарелки и всякое такое. Называется «Близкие контакты третьего рода». Вам понравится.
