- У меня полно белья.

Она вытягивает шею и, оглядев комнату, скептически поднимает бровь.

- Ну ладно, не полно. Но где-то точно валяется еще один комплект. Может, даже чистый.

Она улыбается и чувствует, как улыбается он: его губы слегка щекочут ее шею, справа от шрама.

- Можно взять полотенце и подложить его, если ты так переживаешь. Потом закинем его в корзину и запрыгнем в душ. Закончим день так же, как начали.

С каждой минутой его доводы кажутся ей все более убедительными. Хотя, возможно, дело вовсе не в них, а в том, как крепко его пах прижимается к ее ягодицам. Пока они разговаривали, она слегка раздвинула ноги и теперь приподнимается на коленях - так, чтобы почувствовать даже сквозь ткань пижамы, как его член, почти не сдерживаемый тонким материалом свободных штанов, скользит по припухшим от возбуждениям половым губам. Их тела, как обычно, ведут свой собственный, отдельный разговор.

- Я же знаю, что ты не брезгливая, Скалли.

- Такие вещи просто слишком… интимны.

- Поэтому я и настаиваю.

Скалли задерживает дыхание, когда головка его члена задевает ее клитор. Малдер, почувствовав, что попал в самую точку, замирает, с прицельной точностью надавливая на нужное место. И это действует куда убедительнее, чем любые его слова.

- Ты уверен? – спрашивает Скалли.

В ответ Малдер начинает двигать бедрами еще более интенсивно. Она раздвигает ноги пошире и чуть приподнимается - так, чтобы увеличить площадь соприкосновения. Головка его члена то и дело с невыносимой непредсказуемостью касается ее клитора, и испытываемые ею ощущения настолько восхитительны, что Скалли уверена: этого ей вполне хватит, чтобы кончить, если он продолжит в том же духе и установит более-менее устойчивый ритм.

Его кулаки вжаты в матрац по обеим сторонам от нее с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Наконец Малдер отвечает – хриплым, сдавленным от возбуждения голосом:

- Скалли, я настолько уверен, что готов тебя умолять. Прошу тебя, пожалуйста. Если бы ты знала, как я хочу тебя раздеть…

Она чувствует, как ее ухо обдает горячим дыханием, а потом Малдер принимается двигаться еще быстрее и резче, с каждым толчком все сильнее прижимаясь к ней. Его пальцы уже расстегивают пуговицы на ее пижамных штанах, и он нетерпеливо пытается стянуть их.

- Прошу тебя, Скалли, - на одном дыхании шепчет он. – Давай займемся любовью.

Она стремительно выскальзывает из-под него и исчезает в ванной, где больше не слышит его лихорадочного бормотания. Чертовы месячные. За последние несколько лет она успела возненавидеть эту кровь и эту боль – бесполезную войну, которую ей придется вести еще не один год без надежды когда-либо выиграть. Но теперь, после того, как за последние несколько недель ее любовник бессчетное количество раз извергал семя в ее лоно, Скалли начало казаться, будто ее бесплодие неминуемо исчезнет и однажды, так или иначе, это семя непременно зародит внутри нее новую жизнь. В те минуты, когда она не боялась быть честной с собой, Скалли приходилось признать, что в глубине души она всегда верила: когда-нибудь, каким-нибудь неведомым образом чудо обязательно произойдет. Но в любом случае сейчас было не самое неподходящее, точнее - самое неподходящее время для того, чтобы заводить детей. На самом деле, если бы существовала хоть какая-то вероятность, что ее услышат, Скалли велела бы всему человечеству отбросить все мысли о размножении, пока не минует нависшая над ним опасность. Но в то же время сама она не могла не думать о том, что произошло бы, как бы изменилась их жизнь, если бы она бы забеременела …

Поэтому темное пятно крови, которое она обнаружила днем, стало ожидаемым, но от этого не менее болезненным разочарованием. В очередной раз ее гипотетическая потеря стала реальной. Скалли позволила себе всплакнуть в туалете, но потом решительно взяла себя в руки и, приняв три таблетки обезболивающего, вставила тампон, умылась и почти успела вернуть себе привычно невозмутимый вид к тому моменту, когда Малдер вернулся в офис с сэндвичами.

Сбросив пижаму, она аккуратно складывает ее и, избавившись от тампона, берет полотенце из стопки белья на полке. Она вся намокла, а внутри все распухло от возбуждения. Скалли вдруг изумляется тому, что в самом деле собирается это сделать. Секунду-другую она почти готова образумиться и снова одеться. Но что-то останавливает ее. Может, глубоко затаенное желание хотя бы таким образом «забыть» о менструации, сделать вид, что ее нет. Или она просто сходит с ума от желания заняться сексом. А вероятнее всего, и то, и другое сразу. Скалли выпивает стакан ледяной воды и, укрепившись в своей решимости, оборачивает полотенце вокруг талии и нерешительно распахивает дверь в темный, наполненный прохладой коридор.

Когда она снова заходит в спальню, Малдер, доселе лежавший под одеялом, отбрасывает его одним движением, словно приглашая ее в постель, а заодно демонстрируя свое обнаженное тело. Его возбужденный член недвусмысленно торчит, резко выделяясь на фоне темных лобковых волос. Он предлагает ей себя, выставляет напоказ, чтобы она не чувствовала себя такой уязвимой. В Малдере всегда будет жив психолог. А еще - эксгибиционист. Что Скалли, в общем-то, полностью устраивает. Она никогда не отважилась бы признаться ему, да и кому-либо еще, как ей нравится его пенис. Ее больше не удивляет и не смешит тот факт, что многие мужчины дают своему детородному органу ласковые прозвища. Даже будучи неотъемлемой частью Малдера, он словно живет своей собственной жизнью, обладает своим собственным характером. Если бы ей пришлось рисовать портрет Малдера, она начала бы именно с этой части его тела, в которой по-прежнему проявлялись те черты, которых, как ей иногда казалось, уже лишился ее обладатель, - энергичность, неутомимость, жизнестойкость.

- Скалли, - говорит Малдер, слегка качая головой. Он умеет произносить ее имя тысячью разных способов, и сегодня в нем заключены обожание, любовь, восхищение. Она осторожно ложится на спину, а Малдер развязывает полотенце и аккуратно расстилает его на постели, окидывая долгим взглядом ее тело, а потом прослеживает кончиком пальца линию ее скул. Его движения неторопливы, и в приглушенных сумерках спальни кажется, что его руки, как кометы, оставляют за собой искрящиеся следы. Скалли на секунду задумывается: быть может, Малдер излучает свой собственный свет, как делают, если верить ученым, некоторые камни, скрывающиеся в недрах земли? Быть может, он принес этот свет с собой из мрачных подземных глубин?

Она опускает руку и обхватывает ладонью его член, подушечкой пальца очерчивая круги возле самой уретры, распространяя капельки влаги по нежной, тонкой, как бумага, коже. Он дышит глубоко, но неровно. Ее все еще мучает желание коснуться губами головки, но она не хочет делать резких движений.

- Никаких акробатических этюдов, - предупреждает Скалли. Она все еще держит его член в руке, и ее слова звучат одновременно как обещание и как угроза. Ей никак не удается расслабиться до конца и страшно лишний раз пошевелиться.

- Конечно, - искренне соглашается Малдер, энергично кивнув. – В этом нет необходимости. Тебя и меня вполне достаточно. Только ты и я. Только мы.

Он вновь целует ее, в сотый раз за сегодняшний вечер, но теперь - особенно нежно. Его губы такие мягкие, такие чувственные, что Скалли одновременно хочется и расплакаться, и дать волю своей страсти, не сдерживая себя.

Малдер ложится на нее, и она раздвигает ноги, чтобы впустить его. Он сжимает ее лицо в ладонях, а она, опустив руку, направляет его член.

- Ооо… - только и произносит он, проникнув внутрь. Этот блаженный стон - явное преуменьшение и не выражает даже сотой доли того, что они ощущают. Скалли поворачивает голову, с трудом сдерживая дрожь наслаждения. И она знает, что он чувствует то же самое, чувствует, как исключительно хорошо им сегодня ночью, как напряженные от желания стенки ее влагалища охватывают его член с идеальным сочетанием мягкости и упругости. Она упирается коленями ему в бока, и Малдер медленно двигается, не отрывая от нее взгляда.