© Яценко Т.С., 2016

© Издательство «Статут», редподготовка, оформление, 2016

Предлагаемая вниманию читателя книга не традиционна для цивилистики. Она выбивается из многих аксиоматических представлений ученых-юристов о роли и месте в обществе гражданского права, его социальном и функциональном назначении. Причины и суть этой нетрадиционности весьма значимы и требуют развернутого пояснения.

Почти каноническим постулатом для юридической науки стало суждение, что гражданское право призвано защищать частные интересы и что любой, даже государственный (публичный) интерес, выраженный в нормах гражданского права, – есть интерес частный. Если в этом контексте перефразировать известный тезис Г. Гегеля о том, что право есть царство реализованной свободы, то можно сказать, что гражданское право есть царство реализованной экономической свободы, свободы личностной и творческой, свободы, при которой наиболее полно реализуются частные интересы членов общества. Но, как известно, любая свобода имеет свои границы, а при их отсутствии превращается в произвол. Естественным образом возникает вопрос: а каковы правовые средства и способы демаркации (установления) таких границ и с какой целью они устанавливаются?

Поиски ответа на данный вопрос приводят придирчивого исследователя к выводам, далеко не совпадающим с вышеприведенным, почти каноническим утверждением. Начнем с простых примеров.

Никем не оспаривается, что нормы уголовного права суть явления публичного порядка, защищающие государственные и иные публичные интересы. Но если на уголовно-правовые предписания и запреты посмотреть с позиции простого человека, для защиты прав и свобод которого они созданы, то получаем более сложную иерархию интересов. Все нормы, описывающие составы преступлений против личности, защищают публичный интерес, но одновременно они защищают частные интересы, так как любой человек, будучи носителем этого интереса, не желает, чтобы против него было совершено какое-либо преступное деяние. Проведенная логическая операция дала бы максимально сходные результаты при обращении к иным составам, предусмотренным в особенной части любого уголовного кодекса. Следовательно, можно констатировать, что уголовное право, защищая публичные интересы, одновременно защищает и частные интересы.

На первых курсах юридических вузов студенты знакомятся с таким интересным институтом, как майорат. «Майорат – система наследования, при которой имущество переходит нераздельно, в целом своем составе по принципу старшинства в роде или семье, простого (возраст) или в соединении с моментом близости по степени родства к наследодателю… Майорат является одною из форм концентрации земельной собственности, составляющей общее явление в средние века»[1]. Объясняя причины появления данной системы наследования, автор процитированной статьи пишет: «Причина ее (идеи майората. – В.Е.) возникновения лежит не в строго имущественных отношениях, а, вероятно, в способах наследования семейной власти, должностей и знаков достоинства, переходивших к старшему, как более могущественному, опытному и способному представлять достойным образом интересы семьи или общины»[2]. Совершенно очевидно, что майорат как система наследования защищал в первую очередь публичные цели, обеспечивая недопущение размывания (дробления) права собственности верховных сюзеренов – истинных собственников земли, а также сохранение неделимого земельного участка как основы социальной значимости сюзерена общины или семьи.

Коль скоро мы коснулись наследственного права, вспомним дискуссии, которые имели место в недавнем советском прошлом. Все более или менее значимые научные труды советского периода по наследственному праву начинались с объяснений причин существования наследственного права в условиях социалистического общества[3]. Трудность подобных объяснений проистекала из идеологических установок марксизма о социальном назначении наследственного права и его судьбе в будущем социалистическом обществе. В докладе Генерального совета I Интернационала Базельскому конгрессу в 1896 г. К. Маркс указывал: «Право наследования имеет социальное значение лишь постольку, поскольку оно оставляет за наследником ту власть, которой покойный обладал при жизни, а именно власть при помощи своей собственности присваивать продукты чужого труда»[4]. И далее: «Как и все гражданское право вообще, законы о наследовании являются не причиной, а следствием, юридическим выводом из существующей экономической организации общества, которая основана на частной собственности на средства производства… Исчезновение права наследования будет естественным результатом того социального переустройства, которое упразднит частную собственность на средства производства; но отмена права наследования никогда не может стать отправной точкой такого социального преобразования»[5].

Советские авторы очень просто вышли из идеологического тупика, созданного классиками марксизма-ленинизма, в результате отрицания необходимости наследственного права при социализме. Они выработали рациональное, соответствующее действительности утверждение, согласно которому в социалистическом обществе социально-экономическая природа института наследования является принципиально иной, нежели в капиталистическом обществе. Если в капиталистическом обществе наследственное право закрепляет возможность из поколения в поколение эксплуатировать чужой труд благодаря наследованию частной собственности на орудия и средства производства, то при социализме по наследству переходят предметы потребительского характера. На базе этого утверждения резюмировалось, что советское наследственное право есть совокупность законодательных норм, регулирующих условия и порядок перехода по наследству права личной собственности граждан и других принадлежащих им имущественных прав[6].

Но в наши дни нет отмеченных идеологических шор. Экономическая и правовая действительность современной России свидетельствует о справедливости слов К. Маркса о назначении наследственного права в обществе, покоящемся на капиталистических товарно-денежных отношениях. Иначе говоря, можно смело, без риска ошибиться, констатировать: наследственное право современной России обеспечивает сохранение и воспроизводство отношений собственности, порожденных капиталистическими товарно-денежными отношениями. А это и есть не что иное, как главный публичный интерес господствующих экономических, политических элит российского общества и государства. Особенно ярко функция защиты публичного интереса действующим наследственным правом видна в нормах, обеспечивающих порядок наследования прав, связанных с бизнесом – предпринимательской деятельностью наследодателя (ст. 1176–1179 ГК РФ). Установление особенностей наследования этих прав преследует главную публичную цель – поддержание наследуемого бизнеса в рабочем состоянии (на ходу), что необходимо для сохранения рабочих мест, налоговой базы государства, предотвращения диспропорций в экономическом обороте, которые могут возникнуть при потере унаследованным бизнесом такого состояния[7].

Для оспаривания почти канонического постулата о том, что гражданское право призвано защищать исключительно частные интересы, можно обратиться к нынешнему состоянию правовой регламентации отношений собственности. Специалисты утверждают: «На современной стадии развития значительно изменяется и правовой режим собственности. Этот процесс, объективно вызванный потребностями экономики и одновременно необходимостью усиления социального регулирования, выполнения государством социальных функций, протекает в нескольких направлениях. И, если ранее ограничения права собственности имели только внешнюю для этого права природу, в современном праве многие из них становятся элементом внутреннего содержания права собственности»[8]. Для подтверждения справедливости процитированного достаточно обратиться к нормам, содержащимся в ст. 279–286 ГК РФ. В них речь идет о выкупе земельных участков для государственных и муниципальных нужд, об изъятии земельного участка, который не используется в соответствии с его целевым назначением, с нарушением законодательства или используется ненадлежаще. Название и содержание этих норм позволяет однозначно утверждать: они защищают публичные интересы государства и муниципальных образований в целях осуществления их социальных функций.