Потом я проснулся. С головной болью. Как обычно.

Куда податься с моей грустью-печалью?

Я вылез из постели, натянул спортивные штаны для бега, которые валялись на полу перед включенным телевизором. Ясное утреннее солнце поблескивало на тонкой ледяной корке Шпрее[3], которую постепенно сжирала приближающаяся весна. Скоро на реку вернутся утки. Хорошо быть уткой. У них никаких проблем: ни тебе платы за съемную квартиру, ни тебе огорчений, а благодаря приходящим в парк одиноким людям, коих множество, всегда полно корма. У уток просто отличная жизнь.

В какой-то момент с улицы донеслась песенка Альфреда Йодокуса Кварка: «А он бывает грустным…» Моя голова ужасно раскалывалась. Мне захотелось, чтобы голландские утки тоже пропели для меня первую строфу, но они этого не сделали. В небе висело несколько облаков. Бывали дни, когда я едва замечал свою грусть. Она была рядом, и я мог ее чувствовать – как серая вуаль она покрывала мои мысли, – но она оставляла мне немного места, чтобы жить. Сегодня был не один из этих дней. Дыхание давалось мне тяжело.

Полет на ковре-самолете

Мой старый Nokia мигнул. Я взял его с дивана, увидел, что пропустил восемь звонков, и снова выключил. Мне не хотелось ни с кем разговаривать. Почему мне все стало так безразлично? Что это должно было значить? Был бы я хотя бы влюблен, как это часто представлял себе, мог бы тогда ночами мечтать о ней и писать ей после пробуждения любовные письма. Я мог бы сесть в поезд и поехать к ней, взглянуть ей в глаза и сказать: «Спасибо тебе, что напоминаешь мне о том, кто я есть, так как сам я забыл об этом. Спасибо, что заставляешь меня не грустить и возвращаешь к моим истинным мечтам». У меня бы наметились задачи, цель, появилась бы надежда. И что же? И ничего. Я проглотил аспирин и снова улегся в кровать. Фантазия иссякла, и знакомый внутренний голос снова поприветствовал меня. Я попытался улыбнуться и, по-моему, сделал это довольно честно.

«Почему мы с тобой не можем поладить?» – спросил я.

«Мы могли бы».

«Почему же мы этого не делаем?»

«Потому что тебе, вероятно, не так уж и плохо».

Я обиженно отвернулся на другой бок. Мозгофакер рассмеялся, подплыл ко мне по воздуху на своем летающем ковре и начал кидаться в меня маленькими рубинами.

У шутника взаправду был черный тюрбан на голове?

«Ты, что ли, Аладдина сейчас изображаешь?»

«Почему бы и нет? Ты мог бы тоже повеселиться. Или предпочитаешь оставаться идиотом и проспать всю свою жизнь? Пошли же, вставай! Прокатимся кружок».

«Я боюсь высоты».

«Забудь», – засмеялся он и протянул мне руку.

Я осторожно ступил на ковер. Мне пришлось подвинуть сотни алмазов, изумрудов и рубинов, чтобы поудобнее усесться.

«Можно мне их все скинуть?» – спросил я немного неуверенно.

«Да, выбрасывай, у меня их полно».

Я крепко ухватился за него, и мы взлетели. Тотчас же стало темно. Высоко над Атлантическим океаном звезды выглядели как уличные фонари, которые указывали нам путь.

«Я тебе сейчас кое-что скажу. – Мозгофакер повернулся ко мне, и ковер полетел без управления, на автопилоте. – Если ты чего-либо действительно хочешь, Бог, Вселенная, Энергия жизни – для этой силы есть много имен – сделает все, чтобы поддержать тебя. Ты только что видел звезды, так ведь? Маленький совет тебе: хватайся за них как можно чаще. И ты будешь удивлен, как часто будешь получать желаемое».

«Хочешь меня подурачить? – фыркнул я. – Откуда ты это взял, из печенья с предсказаниями?»

Он взглянул на меня, закрыл глаза, невозмутимо распростер свои руки, снова открыл глаза, и в его руку скользнула прекрасная сияющая звезда.

«Теперь ты», – засмеялся он.

Я неуклюже замахал руками и чуть не свалился с ковра. Проклятье, у него все выглядело так просто.

«Как ты это сделал?»

«С помощью магии. Я тебе уже сто раз говорил: кто не верит в чудо, сам виноват, если оно с ним не случается. Измени свой угол зрения, и твой мир сразу изменится».

«Отвяжись!»

«Не выйдет. Я это ты. Забыл уже?»

Перед нами вырос силуэт Нью-Йорка.

«Что мы будем здесь делать?» – спросил я под впечатлением.

«Обедать».

Среди чемпионов

Как только мы достигли Манхеттена, тут же начали пикировать вниз. Мое сердце бешено забилось. Мы притормозили перед окном роскошного пентхауса. Мозгофакер снова обернулся ко мне – уже в элегантном дизайнерском костюме.

«Вау, ты классно выглядишь!» – сказал я немного смущенно.

«Спасибо, посмотри в окно!»

Я едва мог поверить, что, или, лучше сказать, кого я там увидел. За длинным столом сидели Джей-Зи, Бейонсе, Опра Уинфри, Майкл Джордан, Барак и Мишель Обама, Скарлетт Йохансон, Джордж Лукас, Шон Гордон, Й. К. Роулинг и Билл Мюррей. Все махали мне. Между Скарлетт Йохансон и Биллом Мюрреем было свободно одно-единственное место.

Джей-Зи начал читать рэп: «Люди спрашивают меня: Эй, как у тебя получается летать. Я отвечаю: Просто я не боюсь упасть с неба!»

Я закивал, хотя не мог его хорошо расслышать.

«Твоя проблема в том, что ты ужасно боишься Упасть-С-Неба. Ты не веришь в себя. Даже во сне ты не веришь, что можешь обладать магической силой. Ты говоришь, другие люди наскучили тебе, хотя сам не выходишь из своей квартиры. Причина в другом: ты наскучил сам себе! Посмотри на себя: ты – тряпка. Кто из этих людей, там внутри, захочет общаться с тобой, и было бы о чем говорить: о том, как попусту растрачивать свою жизнь? Сутки для всех нас состоят из 24 часов. Различие между тобой и этими господами там за столом в том, что они знают, что им с этим временем делать. А у тебя, в отличие от них, мышиное дерьмо в голове. Если ты не поймешь, что твои часики тикают, ты это никогда не заслужишь!»

«Чего не заслужу?»

«А того, что я сейчас буду обедать с моими друзьями, а ты – шлеп! – и упадешь с неба, как говорил Джей-Зи».

Он еще махал мне вслед, пока я, растопырив в разные стороны руки, немного неловко летел с кровати. Не в первый раз, кстати. Я заполз обратно под одеяло и снова заснул.

«Дружище, тебе нужно непременно приехать в Женеву!» – возбужденно кричит Рудольф в трубку телефона.

Я взял свой мобильный и взглянул на экран: 13.25!

«И когда же?» – пробормотал я, уткнувшись в подушку.

«Завтра!»

«Завтра?»

«Да, завтра. Скажи мне точно, во сколько ты приземлишься, и я пришлю тебе водителя».

«Но, Рудольф, у меня завтра ужасно много дел. Как ты себе это представляешь? У меня назначены встречи. В Женеву? Невозможно!»

Я медленно потянулся, посмотрел в окно спальни на серое обеденное небо и поприветствовал его затяжным зевком. Рудольф полностью пропустил мои слова мимо ушей.

«Мы живем в „Кемпински“[4]. Ровно в 19.00 мы встречаемся в холле. Потом выезжаем».

Он на секунду прервался, чтобы подождать, что я отвечу, но вместо этого я молча зарылся головой в подушки.

«Дружище, давай поднимай свою задницу и дуй сюда. Будет чертовски здорово. Rock your life!»[5]

«Да, да, я знаю», – ответил я, уже почти извиняясь за мой отсутствующий энтузиазм, и пробурчал вслед за ним безрадостную и совсем не эйфоричную «Rock your life».

«Вот именно. До завтра. Не опаздывай!»

Я полежал еще немного, таращась в потолок. Что бы это значило? Зачем мне в Женеву? Рудольф был как раз в мировом турне со своей группой и вероятно собирался дать концерт в Женеве, но за последние годы я так часто смотрел выступления Scorpions вживую, что это не могло быть настоящей причиной. Я еще немного поразмышлял на эту тему, но потом выпрыгнул из постели в полном предвкушении радости. Наконец жизненный тонус понемногу возвращался ко мне.