Внезапно Фреда вновь повеселела, а до него стали доходить слухи о том, что она нашла себе утешение в лице начальника крепостной стражи. Парень был молод, горяч и хорош собою. Халстейн долго отказывался верить этим слухам, пока однажды, преждевременно вернувшись из похода, не застал жену в его объятиях. После долгих слезных раскаяний он простил Фреду, списав все на молодость и девичью наивность и возложив всю вину на ее коварного обольстителя. Виновник был с позором изгнан из клана и крепости, а они с женой вновь зажили – хоть и не без ссор, но все же вполне счастливые и довольные друг другом. Так, по крайней мере, казалось самому Халстейну. А потом Фреда забеременела. Он был очень рад и старался как можно больше времени проводить рядом с нею. Пока однажды ему вновь не пришла нужда надолго покинуть Ратгардт.

В тот раз Халстейн постарался как можно скорее разделаться со всеми делами и вернуться назад – к жене. Поднявшись по лестнице, он подошел к приоткрытой двери в их спальню и остолбенел, увидев лежащую на постели полуобнаженную Фреду и склонившегося над ней мужчину. Сердце предательски дрогнуло в груди, когда он узнал того, кто находился рядом с ней. Выходит, все это время она вела двойную жизнь, не переставая его обманывать…В тот миг в его душе что-то надломилось. Его охватил страшный гнев. Зарычав от ярости, он ворвался в комнату с намерением убить обоих. Жену спасло лишь то, что она была беременна.

Фреда вновь со слезами умоляла простить ее, уверяя, что все это лишь ошибка. Но Халстейн знал, что теперь уже никогда не сможет ее простить. Однако он не мог просто взять и выгнать ее из дому с ребенком во чреве. Он решил сначала дождаться его рождения, а потом отправить ее назад к отцу. Или на все четыре стороны – дальнейшая судьба жены его уже нисколько не волновала. Время тянулось нескончаемо долго и весь этот срок он не находил себе покоя. Его сердце разрывалось от боли, он не спал ночами и злился на все и всех. Так продолжалось несколько месяцев, пока жена не умерла в родах, так и не разрешившись наследником. С тех пор Халстейна не раз посещали грешные мысли о том, что может оно и к лучшему, ведь неизвестно, его ли вообще это был ребенок…

Сейчас, по прошествии десяти лет, он понимал, насколько тоскливо и одиноко было Фреде в чужой стране, разительно отличавшейся от ее родины, рядом с грубыми незнакомыми ей мужчинами. Но тогда он был еще слишком молод и неопытен, чтобы осознать это. А впридачу, еще и слишком занят делами и начинавшейся войной с орками, чтобы заботиться о душевном комфорте жены. Ничего подобного ему тогда и в голову не приходило. А сейчас, осознание этого стало одной из причин, по которой он согласился взять с собой Триану и по которой не хотел отсылать ее назад. Он боялся повторения своей ошибки и разрушения того хрупкого доверия между ними, которое ему удалось создать. Он приложил столько усилий к достижению этой цели! Как мог старался поддержать девушку, когда ей было трудно. Утешал, когда ее настигала печаль, тормошил, когда она впадала в тоску и меланхолию, и всячески отвлекал от грустных мыслей, заставляя переключиться на что-то другое, лишь бы только не зацикливаться на своей беде. Радовался, видя, как она постепенно высвобождается из своего кокона и возвращается к нормальной жизни. Он очень дорожил их только начавшими складываться отношениями и очень боялся вновь их потерять.

Глава

VII

Краткий возглас эльфа-провожатого прервал размышления Халстейна, став знаком того, что они достигли цели. Оба отряда остановились перед большим холмом, за которым находился лагерь орков. Главным оружием нападавших являлся фактор неожиданности. Разведка донесла, что, несмотря на ранний предрассветный час, часть орков бодрствовала, занимаясь своими обычными делами. Кто возился у костра, занимаясь приготовлением пищи, кто чистил оружие, кто – штопал костяной иглой потрепанные звериные шкуры, служащие оркам одеждой. Но все же основная масса безмятежно спала в своих палатках. Проверив боеготовность и обменявшись инструкциями, люди и эльфы немедленно приступили к действию. Как можно тише, чтобы ненароком не потревожить часовых, горцы взобрались на холм. Эльфы опередили их и уже поджидали наверху, выстроившись в две линии по обе стороны от своего предводителя. Четыре десятка воинов с длинными луками за спиной – все одного роста, в одинаковых серых плащах, с мрачными лицами, обрамленными одинаковыми серебряными шлемами с высокими гребнями.

До слуха вождя донеслись слова одного из его людей, стоящих рядом:

– Глянь-ка, эти остроухие прямо как близнецы-братья! – с ухмылкой произнес воин, пихнув локтем в бок своего товарища. – Интересно, они хоть сами-то друг друга различают?

Тот весело гоготнул в ответ. Наградив болтуна подзатыльником, Халстейн сердито шикнул на обоих. Говорят, у эльфов необычайно острый слух, и они навряд ли оценят подобные шутки. Хотя если быть честным, он и сам отличал их предводителя лишь по командному тону и причудливой рунной вязи на шлеме. Горец понятия не имел, что означают эти надписи, но у остальных таких не было.

Словно услышав мысли горца, эльф бросил быстрый взгляд в его сторону и вновь отвернулся к своим сородичам, замершим в ожидании приказа. По его безмолвному сигналу все, как один, одновременно вскинули луки, наложили стрелы на тетиву и прищурились, вылавливая подходящую цель. Еще один знак – тугие тетивы загудели и три десятка стрел полетели в ничего не подозревающих орков. Прежде чем их смертельные жала впились в тела врагов, лучники сделали второй залп. Но на этот раз гудение тетивы уже невозможно было расслышать сквозь вопли смертельно раненых. В лагере тотчас возникли суматоха и замешательство. Еще толком не осознав, что происходит, полусонные орки высыпали из палаток и с рычанием и руганью сновали взад-вперед, пытаясь определить источник опасности. Третья волна стрел швырнула наземь еще около дюжины врагов. Но тут атакуемые опомнились. Разъяренная орда орков с ревом рванула вверх по склону.

– Держать врагов на прицеле! Близко никого не подпускать до последнего, чтобы нам не пришлось доставать мечи! – скомандовал предводитель эльфов.

– А у вас и мечи есть? – не сдержав любопытства, осведомился один из горцев. – Я думал, эльфы только из лука умеют…– он умолк, не закончив фразы, под убийственным взглядом своего вождя.

Тому стало неловко за своих людей, и он дал себе слово всерьез заняться их дисциплиной по возвращении в лагерь. Вместо ответа эльф молча откинул плащ, демонстрируя пояс с висевшей на нем парой одинаковых, чуть изогнутых ножен. Халстейн поймал себя на мысли, что с удовольствием взглянул бы на то, насколько хорошо он ими владеет. Эльфы не уступали горцам ростом, но на фоне массивных широкоплечих воинов Ратгардта казались чересчур хрупкими и изящными. Правда, он подозревал, что это впечатление весьма обманчиво. Дальше раздумывать о боевых навыках эльфов было некогда. Затрубил рог, и выстроившиеся клином горцы приняли мечи наизготовку, готовясь встретить врага. Острием этого клина являлся их вождь. Дождавшись, пока орки приблизятся максимально близко, он отдал приказ наступать и первым бросился в атаку. Издав боевой клич, его люди в ту же секунду последовали за ним. Битва началась.

Горцы сражались без передышки, не отступая ни на шаг, их руки крепко сжимали оружие, а по лицу тек пот, тут же застывая на морозе. Через час пропитанный кровью снег был усеян трупами и частями тел – мертвых людей, эльфов и орков. Правда, эльфов среди них было всего двое. Прикрывая горцев сверху, они не вступали в открытый бой, но добрая треть врагов полегла под их стрелами, так и не успев пустить в ход оружие. С полсотни орков сумело сбежать с поля боя и забиться в свои болота – зализывать раны. Но главная цель была достигнута – лагерь противника был уничтожен. Оказав помощь раненым и последние почести убитым, победители возвращались на место стоянки. Халстейн пригласил эльфов к себе – обсудить дальнейший план действий. Но его приглашение приняли только трое: предводитель лучников и двое его спутников.