так и не узнали из школьной программы по литературе, что во второй половине ХIХ века под гнетом царизма, который душил всякое свободное слово, живую мысль, духовно порабощал и калечил человека, в России наступила пора расцвета критического реализма. Если бы сейчас какой-нибудь очкастый интелигентишка рассказал им, что во второй половине ХХ века в России наступила эпоха расцвета криминального реализма в жизни общества, а они являются героями нашего времени, Псих и Ленивый, пожалуй, согласились бы с его доводами и бить не стали. Они на самом деле ощущали, что сейчас их время, когда любой баклан, прослыв безжалостным мокроделом, может стать богатым и знаменитым.
Не дай бог, если когда-нибудь потом наступит время, воспевающее эти годы, и школьники станут писать сочинения не о Чацком, Печорине, Рудине или Базарове, а, например, о Вячеславе Иванькове, как зеркале торжества русской демократии, о нигилисте Солонике, о "новом человеке" Мавроди и тому подобных.
Когда государство обрекает на нищету свою интеллигенцию и дает карт бланш на финансовый и политический подъем жуликам и бандитам, остается только вспомнить как гусар и дипломат А.С.Грибоедов предупреждал: "Горе от ума".
Псих и Ленивый были почти счастливыми людьми. Они не мучились
"мильоном терзаний" за судьбу России, не напрягали свои умишки в науках, души их остались холодны "к искусствам творческим, высоким и прекрасным", по сути дела все их устремления ограничивались мечтой,
чтобы было бабок несчитано и бабла немеряно. А если для исполнения
мечты нужно было убить человека, то они, опять же по причине слабо
развитой соображаловки, не задумывались плохо это или хорошо.
Насос был немало удивлен, когда секретарша Олеся сказала, что Псих и Ленивый добиваются у него аудиенции по важному делу. Из любопытства - что эти два идиота подразумевают под важным делом, он распорядился их пропустить. Предложение "шестерок" использовать их в качестве киллеров здорово насмешило Насоса. Он долго колыхался своим большим телом и громогласно гоготал. Обиженные в лучших чувствах, Псих и Ленивый заявили, что это большая ошибка - не воспринимать их всерьез, поскольку они парни отчаянные, не боящиеся ни бога, ни черта, и утром уже мочканули одного козла, который усомнился в их крутизне. Насос перестал смеяться и задумался. Конечно не потому, что испугался, а просто ему в голову пришла одна идея. Он выставил "шестерок" за дверь, приказал обождать и набрал номер на сотовом телефоне.
Вызванные в кабинет минут через пятнадцать Псих и Ленивый застали своего босса совсем в другом настроении. Теперь Насос был серьезен и деловит.
Венька и Николай укрылись от людских глаз на веранде детского сада. Негры на улицах Горноуральска были пока такой же редкостью, как белые в какой-нибудь зулусской деревне, поэтому появление Янкелевича на людях неизбежно привлекло бы к нему ненужное внимание. Да и Веньке предпочтительнее было не светиться, чтобы не наткнуться на кого-либо из знакомых. На каждый роток не накинешь платок, а когда ты беглец и изгой, то начинаешь опасаться любых разговоров о себе.
- Как надоели эти игры в прятки. Когда же это все кончится? Живем, словно кроты, забились в норку и нос боязно высунуть. А что делать, если весь мир против нас ополчился? Государство, в лице милиции, стремится бросить нас обратно за решетку, бандиты пытаются использовать в каких-то своих целях. А самое печальное, что никакого реального выхода из этой трясины не видно,- посетовал Венька.
Янкелевич промолчал, погруженный в какие-то свои раздумья, и Морев-младший продолжил рассуждения.
- Боже мой, что же это за страна такая, где каждый норовит подгадить тебе. Одни норовят тебя посадить, другие избить, третьи посадить на иглу. И каждый пытается испытать тебя на прочность, нащупать слабину, чтобы нанести удар посильнее. Не знаю, Николай, как живут у вас в Америке, а у нас, такое впечатление, все живут по принципу "человек человеку - волк". И рассуждают примерно так: "Я пью, другие пьют, а Ванька нет, значит надо его заставить пить. Я сидел, другие сидели, а Ванька нет, давай и его посадим". После того, как я с наркодилерами из наркомафии схватился, мои же товарищи из "Белого барса" на меня смотрели, словно на недоумка. Одни наркотой торгуют, другие на это глаза закрывают и имеют свою долю, в общем, всем хорошо, все довольны. А я как белая ворона, которой больше всех надо. Потом, когда следствие началось, я тоже ничего не понял. Честно во всем сознался, а меня в СИЗО. Зачем? Биография у меня незапятнанная, в отличие от многих своих одноклассников, я даже не знал где детская комната милиции находится. Я не "трудный", семья у меня нормальная, отец всю жизнь в милиции прослужил. Да неужели бы я стал бегать от суда и следствия, если б меня на свободе оставили. Ну а в СИЗО вообще идиотизм какой-то начался. Все сидим, все в одинаковом положении, делить нечего. Казалось бы, сиди сам и не мешай другим. Так нет всегда найдется пара придурков, которым надо избить, унизить своего соседа по камере, чтобы показать какие они крутые. Впрочем, что я тебе рассказываю? Ты сам там был и все видел своими глазами. В общем, Николай, понял я одно: никто в этом сраном государстве не желает мне добра. Ну, кроме родителей, конечно. Они мне жизнь дали, хотят, чтобы она прошла не зря. А все остальные стараются сожрать своего ближнего, потом выплюнуть и растереть. И ловят наивысший кайф, когда это удается. Знаешь, чего я больше всего хочу? Чтобы мы сейчас оказались где-нибудь далеко-далеко отсюда. Плыть бы сейчас в южных теплых морях на яхте под парусом, по воле волн и ветра. Ни от кого не зависеть и не ожидать каждую минуту, что кто-то попытается к тебе прицепиться.
- У нас есть такой шанс, - задумчиво произнес Янкелевич.
- Какой? Увидеть все это во сне? - хмыкнул Венька.
- Нет. Шанс уехать отсюда, купить яхту и уплыть куда захотим.
- Ага. Если сейчас с неба свалится волшебная палочка. Ты вроде взрослый мужик, Николай, а все в сказки веришь.
- Деньги позволяют осуществить любое желание, как волшебная палочка.
- У нас и так достаточно проблем с законом. Грабить банк я не пойду! - решительно заявил Венька.
- Нам не нужно никого грабить. Нужно только взять то, что принадлежит мне по праву - мое наследство, - произнес Николай и рассказал какая нелегкая занесла его в Горноуральск.
- Теперь все ясно и понятно, - кивнул Венька, выслушав Янкелевича и, кажется, ничуть не удивившись.
- Что ясно? - спросил Николай.
- Ясно, зачем ты сюда приехал. У меня и всех прочих вызывало удивление что нужно американцу в нашем забытом богом городе. Я уж
грешным делом подозревал - не шпион ли ты? У нас здесь только интересного и есть для иностранца, что военная промышленность. А все оказалось гораздо проще и понятнее. Фамильный клад - это клево. Не будем ждать милостей от государства, пойти и взять его - вот наша задача. Ты сможешь сейчас найти этот дом?
- Прямо сейчас? - удивился Янкелевич.
- Конечно. Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? Конечно, есть риск попасться. Но лучше один раз рискнуть по крупному и обрести свободу, чем каждый день трястись от страха, что нас поймают.
- Или грудь в крестах или голова в кустах, - блеснул знанием русских поговорок Янкелевич.
Было около 8 часов вечера. Основная масса людей, вернувшись с заводов и контор, уже сидела или лежала перед телевизорами в своих квартирах, поэтому прохожих на улицах было немного. К тому же в сгустившихся сумерках темный цвет кожи Янкелевича не бросался в глаза, что позволило искателям сокровищ передвигаться по городу, не особо таясь. Для простоты дела они решили танцевать от печки, то бишь начать поиски нужного им дома от кладбища. Это вынудило их сделать солидный крюк, но зато Николай благополучно отыскал особняк с куполообразной крышей, подмеченный им в тот день, когда он впервые встретился с Моревым-старшим.
По иронии судьбы в этом особняке размещался офис Анциферова. Дом стоял на холме в старой части города, в окружении таких же двух-трехэтажных небольших строений, находящихся в отдалении друг от друга. Это был престижный райончик, внешне сохранивший облик патриархальной старины и в то же время, уже наполненный новым внутренним содержанием. Практически все дома были недавно отреставрированы и украшены вывесками инвестиционных, риэлтерских, дилерских и нотариальных контор, ставших их владельцами. Суета, скученность, загазованность проспектов и многоэтажек, а также обилие уличной преступности остались внизу, в новой части города, а здесь люди в относительной тишине и покое делали деньги.
