Марло постоянно оказывался среди самых, с точки зрения лорда Берли, подозрительных личностей – заговорщиков, колдунов, еретиков. После успешного окончания Кембриджа поэт и драматург вошёл в кружок вольнодумцев «Школа ночи», Вполне невинное сообщество, объединявшее математиков, астрономов, географов и философов, собиравшихся для обсуждений новейших научных гипотез, например гелиоцентрической картины мира Коперника, которая пугала даже реформатов-англикан, с точки зрения католиков, самих являющихся еретиками. Коперник, как известно, был убеждён, что обладает истиной, способной перевернуть миропорядок, и провозглашал об этом, нимало не заботясь о своей безопасности. Но правоохранительные системы всего мира всегда чрезвычайно настороженно относятся к таким заявлениям, отчего и у Марло, как в своё время и у Коперника, начались неприятности. Драматурга обвинили в хуле на Святого Духа – страшнее греха в христианстве нет.

За Марло в Лондоне закрепилась репутация курильщика, распутника, скандалиста, дуэлянта, колдуна и содомита. Мы не узнаем, в какой мере эта слава была стремлением подтвердить легенду контрразведчика в антиправительственных сообществах, а в какой – реализацией желания сына кожевенника использовать вдруг открывшиеся ему возможности, все привилегии тайного представителя королевского двора. Но это лишь задокументированная часть его жизни. А была и невидимая, тайная. Марло всегда – до последнего момента – выходил из игры чистым, его не преследовали за участие в тайных организациях. Корона мотивировала это тем, что он – большой талант.

Драма Марло «Трагическая история доктора Фауста» написана на основе мотивов народной легендарной сказки о Фаусте, опубликованной в 1587 году во Франкфурте-на-Майне. Марло пользовался английским переводом повествования, в центре которого образ учёного Иоганна Фауста, разочаровавшегося в науках и богословии, ради новых способов познания тайн мира, достижения власти и богатства готового на сделку с владыками ада. В фигуре доктора Фауста автор, скорее всего, пытался противопоставить разум человека незнатного происхождения почивающим на лаврах богатства и знатности аристократам. Здесь же драматург провозглашает гуманистические воззрения об аде и рае внутри человека: «Единым местом ад не ограничен, / Пределов нет ему; где мы, там ад; / И там, где ад, должны мы вечно быть». В трагедии «Мальтийский еврей» Марло утверждает, опираясь на идеи итальянского мыслителя Никколо Макиавелли, изложенные им в трактате «Государь», во многом определявшие действия политиков эпохи английского Ренессанса, что никакая религия никогда не мешала власть имущим поступать так, как им выгодно. По мнению некоторых исследователей, образ Вараввы из пьесы Марло предвосхищает образ Шейлока в «Венецианском купце» Шекспира.

Некоторые исследователи считают, что он вывел английскую площадную драму на новый уровень философско-психологической трагедии и стал предшественником Шекспира – недаром ему приписывали авторство некоторых произведений английского классика.

Проблема авторства произведений Шекспира – неувядаемая загадка, одна из самых популярных тем русского Интернета. Парадокс в том, что люди не ленятся читать признанных шекспироведов и отстаивать «страдфордианскую» и «нестрадфордианскую» теории, будто это их личное дело. Однако так повезло лишь Шекспиру. Н. Захаров в статье «Джон Уэбстер, младший современник Шекспира» приводит цитату из работы Т. Потинцевой «Драма Джона Уэбстера «Белый дьявол» напоминает: «Продолжающий набирать силу скептицизм насчёт авторства в эпоху позднего английского Ренессанса становится скорее данью исследовательской моде, нежели работой, направленной на конструктивное решение проблемы». По большому счёту о драматургах-елизаветинцах мы не знаем почти ничего, кого ни возьми: хоть Марло, Уэбстера, Шекспира и иных… Русский царь Иван IV Грозный свирепо боролся с мнимой крамолой, казавшейся ему реальной, но Елизавета I в десять раз более исступлённо сражалась с колдовством и чародеянием. Стараниями министров королевы Англии в волшебники мог быть записан честный картограф, а безумный некромант мог прослыть прогрессивным учёным. Поэтому Джордано Бруно, некоторое время подвизавшийся при её дворе, считался то прогрессивным учёным, то безумцем.

На все его загулы и провокационные заявления власти смотрели сквозь пальцы. Из чего можно сделать вывод, что полиция повиновалась приказам тайных покровителей агента-провокатора Марло. Он не раз отлучался на Европейский континент, по-видимому работая под прикрытием в среде английских католиков-эмигрантов, вынашивавших планы антипротестантских выступлений в Англии, покушений на королеву Елизавету. Но Марло, скорее всего, вырвался из-под контроля Тайного совета, повёл какую-то свою игру…

До поры до времени – пока молодой своенравный поэт и драматург не «доболтался» и не преступил черту. И тогда его устранили в современном стиле британских спецслужб.

Надпись на загадочном портрете молодого человека в роскошном платье, найденном в 1952 году в Колледже

Тела, – Христова Quod me nutrit me destruit («Что меня питает, то меня и убивает»), – вполне могла быть девизом такого человека, как Кристофер Марло, – гуманиста-радикала, сделавшего, кажется, риск как таковой целью своих действий.

Эта загадочная и трагическая смерть породила множество литературных размышлений авторов разных эпох: в частности, Юрий Нагибин в новелле «Надгробие Кристофера Марло» предполагает, что он был убит почитателем его таланта, который таким образом хотел увековечить своё имя, и здесь на ум приходит трагическая гибель Джона Леннона, убитого поклонником. Но самая волнующая версия смерти относится к так называемому шекспировскому вопросу: согласно американскому исследователю Кальвину Хоффману, смерть поэта была инсценирована, а сам он бежал на континент, где продолжил писать пьесы и сонеты, публикуя их в Англии под именем Шекспира (многие усматривают сходство юноши с изображениями Уильяма Шекспира).

О Киплинге (1865–1936), английском писателе, поэте и новеллисте, тоже частенько вспоминают, причисляя его к категории разведчиков (или шпионов). Джозеф Редьярд Киплинг родился в индийском городе Бомбее, где его отец, известный скульптор и дизайнер Джон Локвуд Киплинг, был ректором местной школы искусств. Мать писателя, Алиса Макдональд, была дочерью известного английского художника Эдуарда Берн-Джонса. Она тоже рисовала, писала рассказы, которые печатались в английских и индийских журналах. Их сын, как и его современники Р. Хаггард, А. Конан Дойль, У. Хаксли, невольно дали толчок к рождению современной массовой или паралитературы, беллетристики в понимании сегодняшнего дня. На рубеже XIX–XX веков, как, возможно, и в наши дни, героический идеал был утрачен. Киплинг, Конан Дойль, заново утверждая его в рамках недолговечного эклектичного литературного течения, названного неоромантизмом, вызвали не только всплеск стремления к героизму, характерный для читающих классов английского общества перед Первой мировой войной, но и волну подражаний в виде боевиков и детективов, на которой мы держимся и сейчас. Разящие врагов направо и налево спецназовцы и «крутые» полицейские сыщики, по словам литературоведов, – «штампованные репродукции киплинговских мужественных героев».

Как и в других не слишком богатых колониальных семьях, дети Киплингов росли под присмотром туземных слуг, то есть пользовались гораздо большей свободой, чем их сверстники в метрополии. Когда пришло время отправляться, по традиции, на учёбу в Англию, Редьярд оказался в частном пансионе. Его хозяйка миссис Холлоуэй часто била мальчика, запирала в тёмном чулане, унижала. Вероятно, от этого у Киплинга резко ухудшилось зрение – он видел так плохо, что натыкался на мебель и деревья. Позже родня укоряла Редьярда за то, что он ничего не рассказывал о нравах воспитательницы, но, по словам Киплинга, «дети могут рассказать немногим больше, чем животные, потому что они всё воспринимают как установленное от века». Позднее Киплинг написал о своих детских переживаниях в трагичном рассказе «Мэ-э, паршивая овца». Юного Редьярда перевели в другую школу, основанную отставными офицерами индийской службы. Обстановка там была словно в военной тюрьме, но, кажется, воспитатели достигли своей цели. Редьярд истово уверовал в главенство мелочного порядка и рабской дисциплины, которые всегда будет считать основой повиновения законам, необходимого для процветания страны. Со странным умилением Киплинг вспоминал об этой школе в ностальгической книге «Стоки и К⁰», изданной в 1899 году, которая навлекло на него обвинения в пропаганде воспитания побоями, прославлении бессердечия учеников, даже со стороны сторонников британской педагогической системы интернатов.