В тысяча девятьсот четвертом году Эдвард Ройс, прапрадедушка Эмили Ройс, состоятельный и уважаемый джентльмен, один из столпов, на которых держалось британское высшее общество, основал клуб, которому дал свое имя. Престижное заведение с гордостью передавалось по наследству, им владели три поколения управляющих – все мужчины. Эмили стала исключением из правила. Спустя почти сто лет клуб «Ройс» остался традиционно мужским клубом – и одним из немногих в Западной Европе бастионов мужской исключительности и шовинизма. Членами его были влиятельные джентльмены, владевшие мировыми индустриями, а также возглавлявшие правительства и княжества.
Поначалу Эмили забавляла мысль о том, как бы отреагировали большинство членов клуба, узнав, что пятьдесят процентов акций принадлежит женщине. Наверняка не обошлось бы без негодующих возгласов, клубов сигарного дыма и звона бокалов с виски в большом зале. Но она знала также о том, что прадедушка не случайно отдал пятьдесят процентов акций своей единственной внучке. Гордон Ройс прекрасно понимал, что сумасбродному сыну нельзя отдавать бразды правления, и переписал свое завещание, оставив половину акций клуба Эмили, хотя дед предпочел бы иметь внука, – и это было нежелательным, но необходимым действием в глазах Гордона. Однако он не изменил своих сексистских взглядов и сделал все возможное, чтобы имя Ройса стало известным благодаря мужской половине потомков. Какая ирония судьбы, что дед распоряжается жизнью внучки даже из могилы, в то время как при жизни он почти не выказывал интереса к ней! Эмили закрыла глаза. Нужно усмирить разбегающиеся мысли, сосредоточиться на проблеме и прийти к решению. Нужно время, чтобы подумать – в одиночестве, без присутствия мужчины, что сидит сейчас напротив.
Медленно поднявшись, она произнесла с усилием:
– Думаю, вам лучше уйти сейчас, мистер Скиннер.
Однако ее холодность, казалось, не произвела никакого эффекта на посетителя. Склонив голову, он растянул тонкие губы в улыбке, от которой по спине Эмили побежали мурашки.
– Как жаль, – ответил он. – А я только начал наслаждаться нашей беседой.
Эмили не понравилось то, как он посмотрел на нее. Карл Скиннер, один из самых известных – в основном скандально – ростовщиков Лондона, годился ей в отцы, но его липкий взгляд шарил по ее телу, словно раздевая. Она сжала руки в кулаки. Конечно, она одета очень консервативно – белая блуза, юбка в тонкую полоску, – так что негодяю не за что зацепиться, разве что внимание его привлечет гневный румянец на ее щеках.
– Наш разговор окончен. – Эмили указала на листок бумаги, который Карл с мерзкой ухмылкой положил перед ней в ответ на просьбу подтвердить его слова. На нем стояла подпись, которую Эмили не смогла бы перепутать ни с какой другой, и она принадлежала отцу. – Я обращусь к юристам и приму окончательное решение.
– Можешь позвать хоть сотню юристов, крошка, они тебе не помогут.
Эмили едва сумела взять себя в руки, чтобы не передернуться от отвращения.
– Ройс подписал это семь дней назад, и тогда это имело юридическую силу, – продолжал Карл. – И еще через семь дней, когда я приду забрать его должок, этот документ тоже будет иметь силу. – Он откинулся в кресле и обвел взглядом маленький, но красивый офис, окна которого выходили на одну из самых элегантных улиц Мейфэра. – Знаешь, я всегда себя представлял членом подобного клуба.
Эмили едва не хмыкнула – настолько невероятной казалась мысль о том, что этот человек будет вхож в общество, где вращаются принцы и президенты. Однако она удержалась: деловой костюм Скиннера и его аккуратно подстриженные волосы создавали образ благодушного джентльмена, но под этой маской таилась опасность. Оскорблять его было бы в высшей степени неосмотрительно.
– Долг мистера Ройса будет погашен к концу недели, – произнесла Эмили, стараясь, чтобы голос ее прозвучал как можно более уверенно, ведь если долг не погасить, Карл Скиннер получит пятьдесят процентов акций клуба, а об этом и помыслить страшно.
– Ты как-то очень в этом уверена, крошка.
– Именно.
Скиннер сжал губы в полоску.
– Ты ведь понимаешь, что эти слова убедили бы меня гораздо больше, услышь я их от твоего шефа?
– Его сейчас нет, – напомнила Эмили, радуясь тому, что, повинуясь инстинкту, она не раскрыла своей фамилии, когда Скиннер внезапно появился без предупреждения и начал требовать встречи с отцом. Она назвала лишь свое имя и представилась административным руководителем и ассистентом мистера Ройса. Тот же инстинкт подсказал ей выслушать Скиннера.
Эмили с трудом улыбнулась.
– Боюсь, вам придется пока ограничиться моим заверением, мистер Скиннер, – произнесла она, обходя стол. – Спасибо вам за визит. Полагаю, нам больше нечего обсуждать, у меня назначена другая встреча. Так что если вы не возражаете…
Скиннер поднялся и встал на ее пути. Эмили умолкла, сердце ее прыгнуло куда-то вниз. Их разделяло не больше метра – никогда прежде девушка не подпускала к себе никого ближе, и сейчас особенно не горела желанием менять это правило ради Скиннера.
– Мистер Скиннер, – начала она.
– Карл, – перебил ее мужчина, делая шаг навстречу.
Эмили отступила назад, косясь вправо за закрытую дверь. И почему она не оставила ее открытой? Скиннер растянул губы в мертвой, хищной улыбке.
– Нет нужды в церемониях, Эмили. Через неделю я стану твоим начальником, а я не люблю формальности, предпочитаю более… расслабленные отношения.
Отвращение поднялось новой волной, и Эмили с трудом поборола в себе желание отступить назад, повторяя, что этот слизняк не посмеет ей угрожать. Однако на самом деле она была крайне взволнована. Почти всю жизнь она вращалась среди мужчин, но к таким ситуациям не привыкла, предпочитая оставаться невидимкой, серой тенью.
Выпрямившись, девушка сказала, ощущая, как сердце так и колотится в груди:
– Позвольте мне заверить вас еще кое в чем, мистер Скиннер. – Про себя она подумала, что ей ничто не может угрожать: ведь за дверью офиса сидит ее помощница Марша, а охрану можно вызвать одним лишь нажатием кнопки на телефоне. – Вы не только не будете моим начальником, но и никогда, пока мой голос здесь что-то значит, не появитесь больше на нашей территории.
Произнеся последнее слово, Эмили поняла, что совершила фатальную ошибку. Лицо Скиннера потемнело и стало напоминать грозовую тучу. Молнией он метнулся к ней и прижал ее к столу, стиснув железными пальцами талию. Вихрь ощущений налетел на Эмили. Она не могла отвести глаз от губ Скиннера, хищно обнажающих зубы, ощущала его влажное дыхание на своем лице и то, как защипало в носу от запаха лосьона, которым щедро полился Карл. Девушка едва не вскрикнула от страха, но, ухватившись за стол, сумела преодолеть себя.
– Убери руки, – прошипела она. – Или я закричу, и сюда через пару секунд прибежит охрана.
На миг пальцы, сжимавшие ее бока железной хваткой, ослабли, затем Скиннер отпустил Эмили и отошел на шаг назад. Девушка ощутила, что вот-вот упадет, так ослабли ноги. Проведя рукой по волосам, мужчина поправил галстук – точно эти жесты могли сделать его менее отвратительным в ее глазах.
– Семь дней, дамочка, – хрипло произнес он с угрозой. – Потом я заберу все. – Он кивнул в направлении листка бумаги. – Это, разумеется, копия. Можешь заверить своего адвоката, что оригинал у меня, лежит в безопасном месте.
Улыбнувшись ледяной улыбкой, он вышел, оставив дверь открытой. Эмили обессиленно оперлась на стол. В офис влетела Марша.
– Боже! – воскликнула она. – Что, черт возьми, тут случилось? У этого мужчины был такой вид… – Взгляд ее упал на бледное лицо Эмили. – Эмили?
Выпрямившись, Эмили положила дрожащую руку на плечо Марше.
– Вызови охрану, скажи, пусть позаботятся о том, чтобы он покинул здание.
Марша поспешила назад, а Эмили поплелась на негнущихся ногах к своему стулу. Вытащив телефон, она глубоко вздохнула, чтобы немного успокоиться, и набрала номер отца. Однако отозвался лишь автоответчик. Что ж… нельзя сказать, что она удивлена. Охваченная гневом, отчаянием и самыми разнообразными чувствами, в которых сама себе боялась признаться, Эмили с грохотом бросила телефон на стол, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы – еще одна неожиданность за день. Что такое натворил Максвелл? Сжав губы, она закрыла глаза и прижала к ним ладони. Похоже, она знает ответ на этот вопрос: он одолжил чудовищную сумму денег и проиграл все, а в качестве закладной поставил свою долю акций в клубе. И конечно, потерпел разгромное поражение. Эмили хотелось закричать. Как, как он мог так поступить?