- Что это значит?
Насторожились все, присутствующие в кают-компании. Кажется, даже Линдра Драммонд немного растерялась. И едва не вздрогнула, услышав колючий и резкий смешок гомункула.
- Впрочем, это похоже на вас. Люди. Невероятно самонадеянны и при этом фантастически слепы.
- А ну полегче! – обиженно протянул Габерон, - Сам хорош, проспал целое магическое извержение на корабле, за которым должен был следить!
- Сейчас бесполезно обсуждать, кто виноват. Но одно можно сказать наверняка – «Вобла» действует не слепо. Не знаю, чья воля ее ведет, но это воля определенно злая и, что еще хуже, нацеленная. Все магические фокусы с материализацией, что вы видели за сегодня, не были случайны.
- То есть, мне не случайно попалась русалка, Тренчу – голем, а мисс Драммонд – формандцы? Хвала Розе! – Габерон воздел глаза к потолку кают-компании, - Определенно, это утешает.
Шму заметила, как Корди внезапно выпрямилась на своем стуле, перестав сверлить офицера-ихтиолога взглядом.
- Послушайте…- она обвела всех собравшихся взглядом, - Меня сегодня чуть не сожрала акула. Не мурена, не касатка, не гигантский кальмар, а именно акула. Понимаете? С недавних пор я очень боюсь акул. Неприятные воспоминания… И тут… Вот в чем дело!
- Принесите мне кто-нибудь ведьминско-формандский словарь, - сварливо пробормотал Габерон, - Может тогда я пойму, о чем эта девчонка говорит…
Корди поднялась. Глаза ее горели, но нехорошим огнем, который сразу не понравился Шму. Не тот тип огня, что мирно горит в очаге и сушит вещи. Скорее, лихорадочный, злой, вроде того, что пляшет на мачтах гибнущего корабля.
- Все это не случайно. Все эти магические порождения взялись не просто так. Это наши собственные страхи, которые «Вобла» сделала реальностью. Я больше всего на свете боялась акул – и встретилась нос к носу с настоящей акулой. Дядюшка Крунч всегда опасался пожара на борту – с ним и столкнулся. Тренч боялся голема – и вот пожалуйста…
Габерон хлопнул себя по лбу:
- Сходится. Теперь понятно, кому мы обязаны явлением старого пирата. Ринни, ты что, больше всего на свете боишься своего деда?
Алая Шельма покраснела, но не так, как обычно. Вместо того, чтоб стремительно приобретать отчетливо багровый оттенок, ее щеки покрылись беспомощным слабым румянцем, да и тот пошел пятнами под удивленным взглядом мисс Драммонд.
- Заткнись, Габбс, - только и смогла пробормотать она, - Пока мы не вспомнили про твою русалку…
Но до очередной ссоры дело не дошло – их снова прервал гомункул.
- Вы уже поняли, - терпеливо сказал он, - Но, кажется, еще не прониклись всерьез.
- Наоборот, стало попроще, - возразил канонир, - Теперь мы знаем, что «Вобла» пытается облечь наши собственные страхи в плоть. Это жутковато, но хотя бы объяснимо. Страх, который может быть объясним, теряет столько же силы, сколько подмоченный порох. Осталось дотянуть до ближайшего острова, а уж с големами, формандцами, акулами и русалками мы как-нибудь справимся, если будем держаться начеку.
Сырная Ведьма разочарованно тряхнула хвостами.
- Габби так и ничего и не понял, да? Может, со своими-то мы и справимся, хотя я все равно ужасно боюсь акул. Но я хочу посмотреть, как ты справишься с ее!
Шму вздрогнула, обнаружив, что палец Корди смотрит прямо на нее. И хоть палец был маленький, тонкий, он выглядел страшнее тяжелого мушкетного ружья. Проследив за этим пальцем, Габерон охнул и пробормотал упавшим голосом:
- А вот теперь, господа Паточные пираты, у нас серьезные неприятности.
* * *
Свечной фитиль громко треснул, выпустив в тесное пространство каюты жирный дымный хвост. От неожиданности Шму отскочила от стола и, конечно, тут же выронила тяжелый «жорнал» себе на ногу. Боль была не сильной, но столь неожиданной, что ее ноги принялись действовать самостоятельно и, конечно, споткнулись друг о друга уже через два шага, заставив ее рухнуть посреди каюты. Шму лежала несколько секунд, обхватив себя руками, прежде чем убедилась, что больше ничего не причинит ей вред, и только тогда несмело встала.
Но в каюте было тихо. Лишь доносились снаружи мерные шаги Дядюшки Крунча, охранявшего ее покой. Шаги эти замерли лишь на секунды и почти тот час продолжили свой монотонный, как у метронома, ход.
Потирая ушибленный локоть, Шму с опаской взялась за перо. Страница, отведенная ей Корди в «жорнале» была исписана почти на две трети, следующая запись стала лишь крохотной зазубринкой в бесконечном списке ее грехов:
«Боюсь трещащих внезапно свечей».
Она машинально перечитала предыдущие записи, с тяжелым чувством, будто читала список своих смертных грехов:
«Боюсь, когда ветер резко скребет по обшивке»
«Боюсь, когда внезапно занемеет рука»
«Боюсь необычных запахов».
«Боюсь воздушных ям».
«Боюсь, когда «Малефакс» внезапно говорит со мной».
«Боюсь споткнуться о койку».
«Боюсь уснуть так крепко, что не проснусь».
«Боюсь никогда не заснуть и умереть от усталости».
«Боюсь темных облаков».
В этом было что-то постыдное и унизительное, но Шму терпеливо писала, делая лишь иногда отдых, чтоб отдохнули пальцы.
«Боюсь маленьких пятнышек на горизонте».
«Боюсь щук, лангустов, нарвалов и скалярий».
«Боюсь, когда громко смеются».
«Боюсь, что какая-нибудь рыба отложит икринку мне в ухо».
«Жорнал» ей выдала Алая Шельма.
- Пиши, - приказала капитанесса. Линдра Драммонд уже вышла из кают-компании, и к ней на какое-то время вернулась прежняя самоуверенность, - Пиши обо всем! Обо всех своих страхах и фобиях! Строчка за строчкой, ясно? И без утайки.
Шму взяла книгу, не осмеливаясь взглянуть капитанессе в глаза. Но та сама смягчилась:
- Видит Роза, меньше всего на свете мне хочется копаться в твоей душе, Шму. Но сейчас мною правит желание спасти свой корабль. И у меня это получится лучше, если я буду знать, с какой стороны ему грозит опасность.
- Напрасные старания, капитанесса, сэр, - с горечью заметил Габерон, - Внутри этой девчонки – миллионы миллионов страхов. Нашу баркентину разорвет пополам, если материализуется хотя бы ничтожная их часть!..
Шму не хотела думать о том, что случится, если ее страхи проникнут в окружающий мир.
«Боюсь, что мои страхи станут настоящими», - написала она и торопливо приписала следующей строкой, - Боюсь, что моих страхов так много, что они разорвут меня на части».
Шму тихонько подула на уставшую руку. Хорошо Корди, она боится только акул. И Тренчу хорошо, его пугают только сумасшедшие големы. А как спастись, если тебя пугает все вокруг? Резко открывающиеся двери и незнакомые люди, непривычные запахи и незнакомая мебель, выдуманные чудовища и обычные рыбы… Пустота не собиралась отвечать на этот вопрос. Пустота в последнее время была похожа на ветхую холстину, которую сложили грудой в уголке, она растеряла свою силу и ничем не могла помочь Шму.
«Боюсь, что когда-нибудь останусь одна».
«Боюсь, что узнаю о себе что-то, что напугает меня еще больше».
«Боюсь мыть посуду, потому что обязательно разобью».
Время от времени раздавался голос «Малефакса» - но не потому, что он считал необходимым донести что-то в крохотную каюту Шму, скорее, объявлял общую трансляцию по кораблю:
- Внимание, тревога постам верхней палубы! У бизань-мачты обнаружен клубок оживших ламинарий[132]. Кажется, они пытаются обгрызть мачту. Рекомендую сжечь.
Шму ойкнула и поспешно записала:
«Боюсь, что ламинарии оживут и попытаются меня задушить».
Наверху слышался грохот, кто-то ругался, кто-то топал ногами, кто-то волочил тяжелые багры и ведра. Потом наступало затишье, но ненадолго.
- Все свободные вахтенные – на гандек! И лучше прихватите сабли – в темноте прячутся какие-то мелкие склизкие твари…
Опять грохотало над головой, изредка стрелял пистолет капитанессы, и все стихало – до следующего раза.