– Да-а-а, пап, у меня тоже…

– Виола, пойми меня правильно, – теперь уже папа сидит на моей кровати, застеленной пледом с кошками. Идиотским пледом со смешными кошками. У той, что смотрит сейчас на меня, явственно косит левый глаз. – Пожалуйста. Я не хочу на тебя давить, или настаивать, или, не дай бог, заставлять… Но тебе шестнадцать лет, и уже пора подумать о будущем.

В двенадцать ночи самое время думать о будущем.

– Папа, я уже все решила. – Теперь надо выдержать театральную паузу… – Я хочу стать моделью!

– Ви, я не уверен, что ты найдешь модельное агентство, которое будет работать только по ночам… А, понял. Ты так смеешься.

Я и правда смеюсь.

– Да, пап. Прости, но я сейчас не хочу думать о будущем. Давай как-нибудь потом? В будущем.

Папа вздыхает. Внимательно смотрит на меня. Снова вздыхает.

– Ладно. Но я напоминаю: тебе шестнадцать, и если ты в ближайшее время не определишься с университетом, я отправлю тебя в Бауманку.

– Почему в Бауманку? – изумляюсь я. – Пап, у меня трояк по математике! Какая Бауманка?

– Потому что там на девяносто процентов мальчиков по статистике десять девчат, – отзывается папа. – И эти десять в лучшем случае выглядят как…[2] В общем, неважно.

– Ничего, по сравнению со мной, дневной, они будут королевами, – усмехаюсь я. – Пап, я не хочу замуж.

Папа снова вздыхает.

– Виола, скажи мне честно… тебе нравятся девушки?

Пару мгновений до меня доходит смысл вопроса. Точнее… э-э-э… все… смыслы.

– Что?! Па-а-ап! – Он невинно глядит на меня. – А, понятно. Ты так шутишь. Не смешно!

– Тогда в чем проблема с парнями вокруг?

– Проблема? Может, то, что они все озабоченные ничтожества со стереотипами в голове вместо мозгов?

– Виола, ты понимаешь, что ты сейчас говоришь с одним из таких же озабоченных, только слегка повзрослевшим?

Слегка.

– Пап, мне не нужны отношения. Правда. Мне хорошо одной, серьезно! Посмотри на меня – кто мне еще нужен?

Папа смотрит.

– Да уж. Ладно, жабенок, я узнаю, есть ли в Москве ночные агентства, которые не снимают моделей в стиле «ню». Но насчет Бауманки я не шутил!.. Так о чем ты хотела поговорить?

– Пап, Роз заглядывала…

– Нет.

– Что «нет»? Я ведь еще ничего не сказала!

– Я знаю твою сестру, Ви, – улыбается папа. – Хочешь угадаю? Она предложила тебе навестить ее в мире твоей матери, а попутно разыграть какого-нибудь уродца, или недотепу, или неуклюжего толстосума, посватавшегося к юной прекрасной принцессе. Ну как? Я угадал?

– Э-э-э… Да.

– Отлично. Нет. Ты остаешься дома и думаешь о будущем.

– Но, па-а-ап!

– Виола. Пора. Хватит, ты достаточно развлекалась. У тебя трояк по математике! И ты еще ни разу ни с кем не встречалась! В шестнадцать-то лет.

– Пап, Роз хочет стать актрисой…

– Порно?

– Па-а-ап! Но серьезно, вот посмотри, она уже подумала и решила…

– Виола, последний раз, когда твоя сестра подумала и решила, ты явилась домой под какой-то дурью…

– Это была розовая пыльца![3]

– От которой потом весело хихикало все отделение наркологии…

– Куда ты зачем-то меня потащил! Пап, кто старое помянет…

– Виола, нет.

Вздыхаю. Ладно, и впрямь последний раз… Потерплю.

– Пап, а давай, когда я вернусь, поеду с тобой на охоту? На дачу к этому… как его… Ну, ты понял. У которого сын рыжий такой идиот с… Постой, он же в Бауманке учится?

Папа задумчиво смотрит на меня и медленно качает головой.

– Обещаешь? И? Как долго займет эта ваша с сестрой… шалость?

– Два месяца.

– То есть все твои каникулы, которые ты могла бы потратить с пользой на исправление трояка по математике.

– Пап, да исправлю я этот несчастный трояк! Дай мне нормально отдохнуть хоть это лето, а?

Пауза. Довольно долгая, задумчивая тишина…

– Хорошо. Но никакой пыльцы, никаких танцев на столе в стиле «а мне не слабо» и никаких вин, коньяка, ликера и вообще спиртного. Ясно?

– Ясно…

Папа кивает. Тянется ко мне – я подставляю щеку.

– Спокойной ночи, моя фея.

– Спокойной ночи, пап…

Моя очередь закрываться в ванной. Под шум прохладной воды думается всегда хорошо – и я думаю. Представляю, какой должна быть лучшая школа сказочного мира. И как там воспримут лягушку… Конечно же, как везде.

Куда веселее представлять физиономию принца, когда вместо феи он увидит заколдованную меня…

Я выхожу из душевой кабинки, вытираюсь и замираю перед зеркалом. Золотоволосая красавица глядит на меня в ответ – само отражение словно шепчет: «Ты прекрасна».

Красавица ночью, чудовище днем… Я куда сильнее привыкла к «лягушке», но эта… Эта фея – она ведь тоже я.

А еще если долго смотреть в зеркало и представлять рядом такого же прекрасного принца… Он обнимает красавицу, целует и нежно шепчет ей на ушко: «Люблю», а глаза его говорят: «Брошу мир к твоим ногам», – в такие моменты сердце сжимается, и мне становится очень грустно. Это же сказка, такие мечты. Только даже в сказочном мире ее не найти, я знаю. Когда-то я искала.

Красавица в зеркале грустно улыбается одновременно со мной.

Ну что ж. Я же говорила, что люблю одиночество. Это правда. Да.

Просто в такие моменты, после полуночи, глядя в зеркало, понимая, как легко я могла бы не быть одна, как легко получала бы восхищенные взгляды и признания, как легко мне бы говорили комплименты и предлагали сорвать звезду с неба… В такие моменты мне хочется…

А, глупости все это!

– Ваше высочество, вам пора вставать. – Занавески балдахина с тихим шелестом отодвигаются, а мне кажется, что это по стеклу чем-то противно скрипят. Да уж, проводила вчера сестру на актерское поприще…

Обнимаю подушку и со стоном прижимаю ее к лицу. Не помогает. Подушку отнимают через пару секунд, когда я успеваю снова заснуть.

– Вам пора вставать, принцесса, – повторяет тот же бесстрастный голос. – Вы в школу опоздаете.

– Да и… эту школу! – бормочу я, переворачиваясь на живот и отчаянно зевая.

– Принцесса, – невозмутимо отвечают мне, – ваш отец расстроится, если вы опоздаете в первый же день.

– Папа привык, – бурчу я. – Отвали. – Потом на всякий случай вежливо добавляю: – Пожалуйста.

В ответ слышится тяжелый вздох.

– Принцесса, вас жених ждет.

– Где?! – вскидываюсь я и тут же утыкаюсь взглядом в светлокожего брюнета с глазами, про которые принято петь баллады. Ну, знаете, «и утонула я в них с концами…» Или как-то так. – Ты кто?

А в голове молнией проносится: «Жених!» Я рывком прижимаю к груди одеяло и в панике пытаюсь придумать приветственную речь. После вчерашнего получается плохо.

Брюнет позволяет себе еще один вздох. Выпрямляется. Серьезно смотрит на меня, и по глазам непонятно: то ли всего лишь осуждает, то ли желает, чтобы я и впрямь, хм, утонула, в смысле утопилась в его глазах. С концами.

– Габриэль, принцесса. Я ваш рыцарь.

– А-а-а, Га-а-а-би, – я зеваю и падаю обратно на подушки. – Ты как-то… м-м-м… изменился.

Рыцарь – впрочем, без доспехов и даже без забрала, что для сказочного мира непорядок, – изящно поднимает левую бровь.

– Если мне память не изменяет, – продолжаю я, – у тебя было, по крайней мере, четыре лапы и очень пушистый хвост. И… вообще, вчера ты был котом. Рыжим. В белую полосочку. С кисточками на ушах. Нет?

– Я был мадрулктом, – не моргнув глазом, откликается рыцарь. – Я дух, ваше высочество. Если вы забыли. Я могу принимать какое угодно живое обличье. Но в столице Сиерны запрещено появляться духам в любом облике, кроме человеческого, – он встречается со мной взглядом. Я пытаюсь вспомнить: точно, мы в столице этой самой Сиерны, королевства принца – жениха Роз… – А сейчас, ваше высочество, если вы закончили с обсуждением моей внешности, может быть, вы вспомните, что вам пора в школу, а вы до сих пор не встали?