- Хорошо, - кивнул Иван Васильевич. - Дай мне немного времени, и я решу. Не делай пока ничего.

- Ладно. Идите, решайте. Мне нужно ребенка кормить. Даю вам немного времени. Через некоторое ? время, если мы со Шмидтом не пойдем к выходу, я... i-ну, вы поняли.

- Да.

Зотов продолжал внимательно разглядывать Мишу. Тот стоял, ссутулившись, уже готовый ко всему плохому.

- Молодой еще, ох молодой, хоть и поседел больше меня. Долго еще прожить мог, - констатировал владыка. - Ну, раз не хочешь становиться Дудком...

"Станешь мертвяком", - мысленно закончил фразу Михаил.

-Тогда пошли, - снова вздохнул Зотов, и Мише показалось, что с видимым облегчением. - Дормидонтыч, веди его за мной.

И через два поворота, всего через пару десятков метров, хоть и в сопровождении чужих людей, Миша и Катя встретились. Сколько тяжких лет мучений прошло со времени их разлуки, но они сразу узнали друг друга по глазам, в которых последнее, что читалось, - несгораемое чувство.

Мужчина с седыми космами на голове, зарастающий грубой серой щетиной с навеки неотмываемыми черными руками. Пополневшая, постаревшая близорукая женщина с ребенком на руках. Это были, казалось, еще вчера юные москвичи, юные мирные россияне.

Им было уже некуда спешить, и они медленно . сблизились, смакуя каждый шаг.

- Миша. - Она положила ему голову плечо. Между ними был ребенок. Он немного срыгнул и закапризничал. Почувствовав присутствие нового теплого существа, которое питало к нему нежность, мальчик отвлекся, загукал, но потом все-таки расплакался.

- Его надо перепеленать, - прошептала Катя. - Даже если мы все сейчас умрем, надо, чтобы он был сухим.

- Не спускай с них глаз, Дормидонтыч, - глухо проговорил Зотов и вышел из грота.

Не было его довольно долго. Чтобы протянуть время, -Катя перепеленывала ребенка как можно дольше. Миша взял его на руки страшно бережно, стараясь не дышать. Ванечка засопел крошечными ноздрями и вскоре успокоился и уснул. Катя, когда его передавала,. шепнула про карту и указала глазами на свой живот. Шмидт пожал плечами - пригодится ли карта, если их жизни все еще не в их распоряжении, и кто знает, что случится в ближайшее время, то есть сейчас.

Зотов вернулся в сопровождении круглощекого животастого мужичка и бывшей Катиной служанки Лены. У нее в руках была стопка чистых тряпочек, должно быть, для пеленок, у мужичка - зеленоватый армейский вещмешок, чем-то набитый. Он бережно снял мешок с плеча, поставил на пол и развязал шнурок.

- Вот, значить. - Зотов бережно пнул мешок, там что-то звякнуло, и каменно улыбнулся. Только глаза его не улыбались. - Дорога вам долгая. Два дня, Володь?

- Да, - подтвердил толстяк.

- Так что вот вам тут еды на дорогу - галеты, тушенка, апельсины, молока бутылка... Хотя у тебя самой еще молоко есть. Водки бутылка мужику. Главное - фонари, хорошие фонари, от сердца отрываю, свечки. Там дальше ведь света нет до. самого выхода. Да, Володь?

- Да, - с готовностью кивнул толстяк.

- Ножик еще, веревка...

- Товарищ Зотов, - перебил его Шмидт.

-Чего?

- Вы что, отпускаете нас? - недоверчиво спросил Миша, крепче прижимая к себе ребенка.

- Идите, конечно, - сказал Зотов таким тоном, словно эти молодые московские родственники уж слишком загостились у него, пора и честь знать.

- Спасибо, - вырвалось у Миши. Катя промолчала.

- А это ребеночку пеленочки будут, Екатерина Игоревна, - сказала Лена и положила перед Катей стопку белья.

- Это вот Володя, гонец мой. До выхода вас доведет, - представил Иван Васильевич толстяка.

- До какого? - спросила Катя.

- У села Мочилы. Сама же говорила.

- Нас вы одних отпускаете?

-Нет.

- А кого еще? Гагарина? Тетю Дашу?

- Нет. Есть еще люди. Им тоже надо, - неопределенно ответил прадедушка.

Они собирались лихорадочно быстро. Миша проверил содержимое вещмешка не вздуты ли консервы, работают ли фонари, острый ли нож. Катя мигом все уложила.

Они только молча переглядывались друг с другом. Неужто всё вот так просто и закончится? Неужто в Зотове так просто пробудились добрые чувства и их злоключениям пришел конец?

Зотов закурил, молча сунул Мише начатую пачку сигарет и спички. Катя переобулась в хорошие, почти новые кроссовки. Это были, без всякого сомнения, ее собственные кроссовки, в которых она была, когда давным-давно впередсмотрящий часовой Мотя первый раз арестовал их как дудковских шпионов. Лена специально отыскала их для Кати на складе. В обычных тут сапогах с распухшими после родов ногами ходить было невозможно.

В чем пришла, в том и уйдет - символично. Дай бог, чтобы символ был добрым.

- Посидим на дорожку, братцы? - предложил Володя, и все сели.

Володя имел с собой объемистый, но почти пустой рюкзак. Он достал оттуда каску с фонарем и надел на голову, не включая пока осветительный прибор. Мише показалось, что именно эта оранжевая каска венчала когда-то голову покойного ныне Васи Рябченко, инициатора всей авантюры. Хоть каска его вернется ненадолго на поверхность земли.

Миша забросил за спину вещмешок, поправил лямки. Катя взяла ребенка, отдала своему парню.

- Подержи, Миш, минутку.

Сначала она подошла к Лене, обняла ее, поцеловала. У Лены на глазах сами собой выступили простые бабьи слезы. Она думала, что Екатерина Игоревна идет на верную гибель, но все равно желала ей всего наилучшего. Катя думала, что возвращается домой.

Зотов сидел, словно истукан, уставившись в пол. Катя прикоснулась губами к его щеке. Ей в самом деле казалось, что прадедушка уже не совсем человек. И даже не мертвец, имеющий холодную, похожую на резину кожу. Если боги имеют шершавый каменистый покров, это очень печально.

- Прощайте, Иван Васильевич.

- Угу, - невнятно прогудел ее прадед. На хорошо освещенном, довольно просторном перекрестке пяти штреков их поджидала группа людей.

- Они с нами идут? - спросил Миша у Володи.

-Да.

- А почему они? - Шмидт изначально не доверял этому гладкому толстому гонцу, как не мог просто доверять ничему, исходящему от Зотова.

- Не знаю. Так Иван Васильевич решил. Их было шестеро - кандидатов на выход из Системы Ада. Все немолодые. Шмидт узнал только дудковского главнокомандующего атамана Пукова. Его пышные седые усы воинственно топорщились в стороны, глаза возбужденно блестели. Даже на расстоянии чувствовалось, что Пуков слегка пьян. Здесь были еще два дудковских офицера. И трое бульников рабочих. Двое мужчин и женщина. Их изрезанные морщинами, блестевшими въевшейся металлической пылью, изможденные лица говорили лишь о бесконечной усталости, но туповатые глаза тоже сияли алкогольной эйфорией.

- Любо дело Дудко, товарищи! - поприветствовал Пуков новоприбывших. Наконец-то, да? Навоевались. Мир все-таки лучше. Да здравствует мир.

- Мир, - согласился Миша.

- Я знаю вас. Вы зотовский герой капитан Шмидт. А я атаман Пуков. Беспорочной службой и мужественной отвагой мы с вами это заслужили. А это вот мои удальцы - хорунжий Хвтисиашвили и есаул Абашин, - представил он двух офицеров с белыми дудковскими звездами на груди. Их кители, словно прошитые пулеметной очередью, были в дырках от свинченных наград.

И тут только Миша обратил внимание, что здесь были не одни поддатые счастливцы. По обе стороны прохода с независимым видом стояли и покуривали четыре молодых человека с автоматами. Они не носили униформы. Это были личные бандиты Зотова. Оружие у них было за спиной, но они внимательно .посматривали за группой, предназначенной на выход.

Миша резко обернулся к Володе.

- А эти зачем? Зачем автоматчики?

- Нужно, - не опуская глаз, твердо ответил Володя. - Там может быть опасно.

- Где опасно? Что ты мелешь? Кто нас тронет - зотовцы, дудковцы?

- Нет. Но может быть опасность.

- Не лепи ты мне горбатого, - выдал Шмидт. - Или в деревне Мочилы нас могут замочить?